Альбер Бланкэ - Война амазонок

– На лошадей! – воскликнула внучка Генриха Четвертого, одушевленная геройской отвагой. – На лошадей! Теперь пришла моя очередь сражаться, и я покажу, если надо, что и принцесса королевской крови умеет умирать!

Принцесса со своей свитой скоро подъехала к стенам Бастилии. В ту же минуту на площадь вступили толпы народа, вооруженные пиками, ружьями и палками. Командовал ими Мансо. Принцесса подъехала к синдику, знаками давая понять о желании говорить с ним.

– Друг мой, – сказала она, наклоняясь к нему так близко, что только он один мог слышать ее слова, – у вас будет обещанная помощь, но стойте на этом месте и будьте внимательны. В Бастилии находится теперь человек, которого надо освободить оттуда силой, если не захотят выпустить его по доброй воле. Будьте же наготове и передайте это вашим людям: лишь только я махну шляпой – бросайтесь туда.

Синдик носильщиков кивнул головой в знак согласия и опять стал на место во главе своего войска. Жан д’Эр, опередивший принцессу, вернулся к ней с известием, что господин Лувьер, сын президента Брусселя и губернатор крепости, предан его высочеству и будет исполнять все, что принцесса ему прикажет от имени отца.

– Видели ли вы самого Лувьера?

– Нет, ваше высочество.

– Так я не поверю тому, что вам сказали. Лувьер самый коварный человек и не похож на добродушного Брусселя. Я сама отворю ворота в Бастилию.

Принцесса приказала графине Фронтенак вызвать трубача, который протрубил сигнал о приближении парламента к подъемному мосту цитадели. Тяжелый мост опустился, и Луиза подносила уже руку к шляпе, когда на другом конце моста появился герцог Бофор.

– Войдите, принцесса, – сказал он, – сегодня я губернатором в Бастилии и намерен сам воздать вам должные почести.

Принцесса приближалась, за ней ее дамы. Офицеры остались внизу моста, чтобы не допустить его поднятия.

– А я думала, герцог, что вас арестовали, – сказала принцесса с сияющим радостью лицом.

– Я сейчас осматривал местность: весь двор находится на высотах Шарона и смотрит на сражение.

– Но сражение прекращается.

Действительно, вдруг стрельба прекратилась, так что они не знали, что и думать.

– Войдите на высокую башню замка, оттуда увидите, что там происходит, и если надо будет…

Герцог прибавил несколько слов шепотом, на что Луиза согласно кивнула головой.

– Куда же вы теперь отправляетесь, Бофор? – спросила она.

– Я возвращаюсь на место сражения, чтобы разделить опасность с друзьями. Никто не должен иметь право сказать, что принц Кондэ дрался за меня, а я только смотрел на него.

– Так возьмите с собой двести мушкетеров и идите туда, куда поведет вас Мансо.

Они расстались, принцесса приказала проводить себя наверх. Оттуда она увидела причину царствовавшего молчания: королевская армия, предводительствуемая Тюренном, отступала, но вскоре принцесса поняла, что это движение было произведено только для того, чтобы перерезать принцу Кондэ путь между рвом и предместьем. Как опытный полководец, принцесса видела зорко и действовала быстро. В ту же минуту отправлен был паж, чтобы предупредить принца Кондэ. Еще несколько минут, и перестрелка завязалась еще живее: это принц производил нападение, но оно скоро превратилось в отчаянную защиту, потому что королевская армия получила сильное подкрепление в свежем отряде маршала Ла-Фертэ-Сенектерра. Принцесса поняла всю опасность и, призвав командира крепостной артиллерии, отдала ему приказание наводить пушки в направлении королевских войск. Но в ту же минуту приблизился к ней человек, покрытый пылью, с трудом переводивший дыхание.

– Господин де Бар! – воскликнула она вне себя от удивления.

– Точно так, ваше высочество, я прямо из Пикнусского монастыря, который был атакован герцогом Бофором. Без особенного труда он победил нас, потому что сила была на его стороне. Я просил пощады, он согласился, но с условием.

– С каким?

– Чтобы я передал вам эту записку.

– Вы? Его и мой смертельный враг?

– Ваше высочество, я побежден великодушием герцога Бофора и теперь являюсь самым пламенным приверженцем вашей партии. С радостью и гордостью я у ног ваших отрекаюсь от прежних политических заблуждений, отрекаюсь от людей, которым до сего дня служил.

Принцесса посмотрела ему в глаза – он выдержал взгляд, не смутившись.

– Только с вашей стороны, принцесса, право и справедливость, я сознаю это и предаюсь вам душой и телом.

– А где записка?

– Вот она.

– Я не хочу ее читать, – сказала она с чувством недоверия, которого не могла преодолеть.

– Герцог Бофор предвидел ваше недоверие и приказал мне повторить два слова, после которых вы должны поверить мне.

– Что это за слова?

– Орлеан – Сен-Венсен.

– Да, это его почерк, – прошептала она, рассматривая записку.

Если бы она могла подметить улыбку, промелькнувшую на лице герцога, то, конечно, приняла бы меры предосторожности, но все ее внимание поглощено было строчками, начертанными знакомой рукой, которые возбудили в ней страшную тревогу, так что она забыла весь мир. Опираясь на лафет, она стояла в каком-то забытьи и протирала глаза, как будто покрытые черным облаком. Де Бар воспользовался благоприятной минутой и с необыкновенной быстротой сбежал с лестницы. Артиллеристы, стоявшие с зажженными фитилями у пушек, не знали, что и думать о храброй амазонке, которая так сильно наэлектризовала их. Они надеялись чудес наделать под ее командой, но когда они ждали только ее слова, чтобы действовать, она вдруг затихла. Однако принцесса вышла из своего оцепенения и приблизилась к зубцам древней крепости. Она старалась зорким взором пронизать густые облака пыли и дыма, мешавшие ей видеть поле сражения. Между всеми этими пигмеями, с яростью истреблявшими друг друга, она искала глазами знакомый плащ и красное перо на шляпе Франсуа Вандомского.

– Где-то он? – печально спрашивала она неизвестность.

Вдруг ее глаза устремились на записку, которую она все еще держала в руках, и жестокая действительность предстала перед нею. Она повернулась к платформе, чтобы допросить де Бара, а его и след простыл. Вся ее энергия восстала в ее душе.

«Это ловушка! – подумала она со сверкающими от гнева глазами. – Мне следовало бы угадать это и прежде. Можно ли ждать что-либо иное от этого гнусного человека?»

Она поспешила послать за ним четырех солдат с приказанием привести его живого или мертвого. В ту же минуту подошла к самим зубцам, откуда взглядом пожирала большие ворота, где подъемный мост принял опять отвесное положение. Но тут мост опустился, чтобы выпустить из крепости де Бара. Несмотря на большое расстояние, Луиза хорошо узнала его. Он был один, и мост поднимался уже позади него – не догнать было солдатам, посланным схватить его… Вдруг она увидела Мансо. Синдик стоял впереди своего отряда. Она сняла шляпу и несколько раз взмахнула ею. Сплошная толпа носильщиков двинулась вперед, и де Бар вынужден был отступать до тех пор, пока не оказался у самого края рва. Он не мог уже двинуться ни взад, ни вперед. Но если он был в критическом положении, то и передним рядам народного отряда, дошедшим до самого рва, пришлось пятиться назад, на своих товарищей. Произошла суматоха, которая дала время герцогу де Бару обнажить шпагу и грозно наставить ее против груди всякого осмелившегося наступать на него.

Мансо перед рвом, наполненным водой, поднял голову и увидел принцессу, которая, протянув руку, энергичным жестом указывала ему на человека, осмелившегося оспаривать у него дорогу. Он опустил голову и посмотрел на этого человека. Видя его грозный выпад против носильщиков, он поднял свою дубинку и, вертя ею вокруг себя, ловко вышиб шпагу из рук герцога, так что она вылетела и с размаху воткнулась в стену крепости. Не давая растерянному де Бару опомниться, Мансо нанес ему удар прямо в грудь. Герцог зашатался, чувствуя, что земля уходит из-под ног. Напрасно силился он устоять, руки его хватали пустоту. Он упал в ров.

– Помогите! – закричал де Бар с отчаянием.

Но никто не спешил к нему на помощь, грязные волны сомкнулись над его головой. Еще минута – и опять опустили мост, чтобы дать проехать графине де-Фьеске на ретивом коне.

– За мной, носильщики! – восклицала она. – За мной! Ее высочество приказывает вам идти к Пикнусскому монастырю на помощь герцогу Бофору, многочисленный враг одолевает его.

Прекрасная амазонка, выехав вперед, повела носильщиков в предместье. В это время принцесса зорко следила за битвой, происходившей перед ее глазами. Вооружась зрительной трубой, она видела, какое опустошение производили две сотни мушкетеров под предводительством Бофора. Она узнала его по султану и блистательной одежде. Принц Кондэ на своем посту дрался как лев. Его движения содействовали Бофору, оба они отрезали путь королевской армии к Пикнусскому монастырю. С помощью зрительной трубы принцесса отчетливо различала местность, где находился двор – множество экипажей, расставленных по дороге. Несколько раз она отводила трубу от глаз и тщательно вытирала стекла, чтобы лучше рассмотреть некоторые непонятные для нее подробности. Иногда ей казалось, будто она видит на флангах королевской армии женщин, одетых амазонками, со шпагами на перевязи. Они скакали с беспримерным усердием взад и вперед, развозя приказания, возбуждали пламенную ревность воинов.

– Неужели же это мои собственные амазонки? – спросила она, оглядываясь на бастильский двор, где оставила большую часть своего прекрасного эскадрона.

Нет, ее адъютанты были в полном составе.

– У королевы тоже летучий отряд, как у Екатерины Медичи! – воскликнула принцесса, поняв истину.

Она пожала плечами и продолжала обозревать поле сражения. Вдруг она увидела, что большой отряд, давно уже сосредоточенный в Баньоле, исчез за высоким холмом и снова появился. Его конница неслась во весь опор с намерением ударить во фланг войска принца Кондэ. Мигом сообразила принцесса, какой опасности подвергнется принц Кондэ, когда его армия будет разделена на две половины; герцог Бофор будет подавлен многочисленностью врагов.

– Пали! Пали! – закричала она артиллеристам, стоявшим у пушек с готовыми фитилями. Как вулкан воспламенилась вершина древней крепости, изрыгая смерть. Облака дыма закрыли платформу, и принцесса не могла видеть действия, произведенного ее командой и которого не могли ждать ни Тюренн, ни Кондэ, ни друзья, ни враги. Принцесса дрожала от нетерпения, пока ветер, как нарочно, едва дувший, разнес облака белого дыма. Артиллеристы опять зарядили орудия и с полным знанием своего дела рассчитывали свои меткие выстрелы.

– Пали! – скомандовала принцесса. – О! Мои храбрецы, какая славная награда ожидает вас! Вы спасли принца Кондэ, нашего героя, вы спасли герцога Бофора, нашего будущего короля!

Дым рассеялся. Луиза Орлеанская увидела страшное действие, произведенное ее артиллерией. Видно было, что в королевской армии никто не ожидал такого смертоносного противодействия. В неведении о настоящей причине, приписывали это дело возмутившимся парижанам. Солдаты в испуге остановились. Кондэ соединил все свои силы и ударил на неприятеля с такой яростью, что принудил Тюренна отступить. Победа осталась за фрондерами. Когда до королевского лагеря дошла весть о том, что бастильская артиллерия действовала по распоряжению герцогини де-Монпансье и, следовательно, по ее милости победа осталась за мятежниками, Мазарини весело вскричал:

– Принцесса убила своего мужа!

В ту самую пору, когда решалось, быть или не быть Луизе Орлеанской женой короля французского, тоска была в ее душе. Записка, принесенная герцогом де Баром, заключала следующие строки:

«Луиза, возлюбленная Луиза! Наш брак не имеет силы. Злодей, которого я убил у Пикнусских ворот, объявил мне, что в Сен-Венсене мы были обвенчаны подложным священником».

Приказав стрелять по королевским войскам, принцесса смутно сознавала то же, что предвидел Мазарини, – этим выстрелом убивается возможность стать королевой. Час спустя, когда она увиделась с Бофором, он заверил ее, что ничего не писал к ней.

– О небо! Неужели это так?

– Клянусь вам, Луиза!

– От кого же может происходить это извещение? – спросила она взволнованным голосом.

– Один Гонди мог это написать.

– Все равно, – сказала принцесса, – признают законным или нет наше бракосочетание, все равно, я сама вырыла непроходимую бездну между королем и мной. Это уже непоправимо…

В это время герцог де Бар, хорошо знакомый со всеми извилинами бастильских рвов, выкарабкался из воды и вышел на берег в неузнаваемом виде.

«Ну вот, – подумал он, очищаясь от тины, – в другой раз меня считают убитым. Итак, придется опять надеть лохмотья нищего!»

Когда королевская армия отступила от Парижа, когда стало возможным выжить из ратуши приверженцев Мазарини, городской мэр и губернатор Парижа маршал Лопиталь пытались было сопротивляться, опираясь на большинство голосов. Но народная ярость достигла крайних пределов. Бревна, хворост, солома были кучами сложены у ворот ратуши и без всякого милосердия подожжены. Пожар продолжался всю ночь…