— Сестра Лейтем?

Мод обратила на зов тусклый взгляд. К ней по коридору бежал доктор Аллен Дрейк. Она отметила, что кафельный пол источает прохладу. Даже холод.

— Со мной все хорошо, — сказала она. Ей и самой показалось, что слова она произнесла невнятно. Язык едва ворочался, будто заледенел.

— Это мне судить. Нет, не вздумай взять поднос. Оставь его на полу. Оставь, я сказал. Медикаменты и так на вес золота, не хватало еще, чтоб ты жонглировала ими.

Мод попыталась подняться. К ней кто-то прикоснулся. Ладонь. Его ладонь. Ладонь Аллена, у нее на лбу.

— Да у тебя жар.

— Нет, — возразила Мод. — Мне очень холодно.

— Помолчи.

Еще чьи-то голоса. Еще чьи-то шаги. Ноги на уровне глаз. Шепот подошв. Резиновых подошв. Тихий, мягкий.

Как тепло!

Мод провалилась в забытье.

Ничего.

Нет войны. Нет светомаскировки. Нет бомбежки. Нет людей с ампутированными конечностями. Нет авианалетов. Нет стука в дверь, возвещающего о приходе двух летчиков, принесших дурную весть. Нет Стивена. Нет даже мыслей о Стивене. Нет отсутствующего Стивена. Нет неожиданно доставленного письма. Нет боли. Нет пустоты. Нет вопросов, на которые нет ответов.

Нет ничего.

Есть только сон. Глубокий, засасывающий, бесконечный сон. Беспробудный сон. И вдруг что-то. Звук. Тень. Голос и чей-то силуэт. Два силуэта. Они о чем-то говорят. Мужчина и женщина; врач и медсестра; Аллен и Эдит.

— Я была на том свете, — услышала Мод свой собственный голос.

Аллен с Эдит перестали разговаривать и повернулись к ней.

— А, сестра Лейтем, — обратился к ней Аллен. — С пробуждением. Нам вас очень не хватало.

— Ой, Мод! — воскликнула Эдит. — Я так рада, что тебе лучше.

— Я была на том свете, — медленно повторила Мод.

— Не преувеличивай, — сказал Аллен. — У тебя просто был жар. Неприятный, но всего лишь жар. Странно, как все остальные еще не валятся с ног в такой зной.

— Но было так темно, — сказала Мод.

— Ничего удивительного. Я дал тебе кое-что, вот и все, — объяснил Аллен.

— Так пусто, — добавила Мод.

— Чтобы ты лучше спала.

— А война? — Мод открыла глаза и посмотрела на Аллена и Эдит.

— А что война? — спросил Аллен. — Война как шла, так и идет, если тебя это интересует. Скажем так: тебе снился чудесный сон. Только никому его не рассказывай, иначе все захотят попробовать то, что я дал тебе.

— Я бы, например, не отказалась, — заявила Эдит. Она взяла лежавшую на краю постели руку Мод и стиснула ее.

— Вот видишь? — заметил Аллен. — Я еще к тебе подойду. Буду здесь поблизости. Впрочем, далеко я уйти все равно не смогу, даже если б очень захотел, — добавил он с улыбкой.

Мод попыталась кивнуть и улыбнуться ему в ответ, но доктор Дрейк уже удалялся, шагая вдоль длинного ряда коек. Теперь и Мод увидела, что сама она лежит на койке в дальнем углу центральной палаты на третьем этаже.

— Он очень милый, когда узнаешь его лучше, — сказала Эдит, пододвигая табурет к постели Мод.

— Долго я пробыла в отключке? — спросила Мод.

— Целый день, — ответила Эдит.

— Но как же… — Мод жестом показала на другие койки в палате.

— Пока мы прекрасно справляемся и без тебя, — сказала Эдит. — Вот, держи, приберегла для тебя. — Она положила на покрывало несколько газет с кроссвордами. — Я написала несколько ответов, остальное оставила тебе. — Эдит начала подниматься с табурета — Да, и вот еще что, Мод.

Мод взглянула на нее из-под полуопущенных ресниц.

— Постарайся отдохнуть, а то завтра от тебя не будет никакого толку.

И теперь Мод сумела улыбнуться. А потом стала отдыхать. Закрыла глаза, ожидая, когда ее поглотят пустота, мрак и небытие. Но ничего подобного не произошло. На этот раз ее сон не имел ничего общего с лихорадочным забытьем. Это был обычный сон, как всегда: чуткий, громкий, с войной и со Стивеном.

А на следующее утро она встала и вернулась к работе. Жар прошел, как в конечном счете прошел и страх, которым сопровождался ее обморок. И не потому, что она убедила себя в том, что Стивен не может быть с другой женщиной: в ее самых мучительных фантазиях эта была медсестра, ухаживавшая за ним в госпитале. Напротив, эта мысль никогда не теряла той ясности, с которой она выкристаллизовалась в сознании Мод в тот самый момент, когда она упала в обморок. И все же страх прошел. Хотя бы потому, что должен был пройти. Потому что на войне есть лишь две альтернативы: либо все, что бы это ни было, проходит, либо нет. Пока же в Брэккет-он-Хит поступают раненые, и Мод приходится перевязывать раны и успокаивать страждущих. И поэтому страх исчез.

Теперь эту фундаментальную истину она понимала лучше, чем когда бы то ни было. Вот так война изменила Мод. Эдит была права: война всех меняет. Ошиблась Эдит в другом: у Мод не будет возможности выяснить, как война изменила Стивена, когда их дороги пересекутся в Оксфорде после того, как наступит мир.

Мод решила, что не вернется в Оксфорд. С тем периодом ее жизни было покончено. Пока он длился, было хорошо, как в детстве. Но, как и детство, тот период прошел и вернуться в ту пору нельзя. Иногда, в минуты передышки, Мод выходила за ворота госпиталя и, если погода не была ужасной и над головой не летал враг, видела, что весь газон вдоль дороги, тянувшейся в город, усеян детьми. Некоторые из них были пациентами госпиталя, из числа тех, кто способен был передвигаться. Другие мальчишки и девчонки были детьми пациентов. Но все они резвились — размахивали палками, кидали камни, играли в салки, словно не было никакой войны или, по крайней мере, война шла где-то далеко. И тогда Мод просто закрывала глаза, поднимала лицо к солнцу и слушала их смех.

— А, моя любимая пациентка.

Мод обернулась и увидела, что к ней по засыпанной гравием подъездной аллее направляется Аллен.

— Я заметил тебя из окна, — продолжал он, кивнув на здание госпиталя, — и подумал: какая ты молодец, что вышла на улицу в такой чудесный день. Блестящая мысль. И как я сам не догадался?

— Мне нравится наблюдать за детьми. — Рукой прикрыв глаза от солнца, Мод вновь устремила взгляд на газон.

— Да, нам всем есть чему у них поучиться. Они умеют радоваться жизни.

— Невинны, — добавила Мод. — Простодушны. Наивны.

— Ну, это как сказать, — возразил Аллен. — На мой взгляд, они понимают гораздо больше, чем ты думаешь. Насколько я могу судить по своему опыту общения с детьми. Они все слышат. Все чувствуют. — Он повернулся к Мод. — А ты сама?

— Что ты имеешь в виду? До какой степени я наивна?

— Боже, нет. — На лице Аллена появилось странное выражение. Вроде бы он улыбался, но как-то необычно — скорей, насмешливо хмурился. — Не сомневаюсь, что наивность ты давно утратила, как и все мы. Нет, я имел в виду твой опыт общения с детьми.

— О! — Мод теперь тоже улыбалась. — Пожалуй, о детях мне известно не много.

— Но ведь сама ты тоже когда-то была ребенком. Где прошло твое детство?

— В Оксфорде.

— Как так?

Мод покачала головой.

— Не обращай внимания. Это шутка, и к тому же не очень удачная. — Она посмотрела на Аллена. — Прости, мне пора возвращаться.

— Конечно. — Он обратил взгляд на газон.

— Хотя мне нравится с тобой беседовать, — добавила Мод. — Знаешь, я ведь так и не поблагодарила тебя за то, что ты спас меня на днях.

— Спас? Тебя? Едва ли. — Аллен вновь взглянул на Мод. — Из всех женщин, которых я встречал, ты, пожалуй, меньше всех нуждаешься в том, чтобы тебя спасали. Одна приехала сюда аж из самих Штатов. Осталась здесь. И потом этот парень из ВМС, у которого даже не хватило такта… — Он осекся.

— А-а, — промолвила Мод. — Так Эдит тебе сказала — Она не спрашивала — констатировала факт.

— Да, сказала, — подтвердил Аллен, сконфузившись. — Но только после того, как я спросил. — Он изобразил подобие улыбки и опять посмотрел на детей. — Мне жаль, что так вышло. Ты этого не заслужила.

— Спасибо.

— Послушай, Мод. У нас с тобой было не очень удачное начало, когда ты пришла в госпиталь, и я теперь подумал, может, ты согласишься, чтобы мы с тобой как-нибудь вечером…

— Да.

— Что? — Он повернулся к ней. — В самом деле? Чудесно. Замечательно. Здорово. Что ж, тогда…

Своим ответом Мод была удивлена даже еще больше, чем Аллен. Удивлена и обрадована. Она поступила правильно, что согласилась. Это внушало оптимизм. Возможно, на нее так подействовали играющие вблизи дети — их умение «радоваться жизни», как выразился Аллен Дрейк. Что бы это ни было, но до самого вечера ее не покидало ощущение, которого она не испытывала с начала войны: она жила в ожидании не окончания войны, а чего-то другого.

Стоя в своей маленькой комнатке, Мод смотрела в неглубокий стенной шкаф. С левой стороны висели вещи Эдит, с правой — ее. Три выходных платья, которые она взяла сюда с собой, были довольно простыми. Из них она выбрала платье из голубого шелка. Что касается косметики, у нее остались лишь несколько маленьких пузырьков, к которым она почти не прикасалась с тех пор, как пришла в госпиталь. Медсестры не пользовались косметикой. Встав перед наклоненным зеркалом, Мод аккуратно подвела губы бледно-розовой помадой. Она вдруг осознала, что чувствует себя счастливой, собираясь на свидание. Ей нравилось смотреться в зеркало, и она не боялась, что возненавидит свое отражение. Она с радостью прихорашивалась, воображая, как будет сидеть за столиком напротив Аллена.

В половине седьмого Мод и Аллен вышли из госпиталя и по дороге направились в город, в паб под названием «Коротышка», а спустя час они в кромешной тьме — соблюдалась светомаскировка — уже возвращались назад. Так же они поступили и вечером следующего дня, и на третий вечер.

— Мне это кажется или жизнь и впрямь нормализуется? — спросил в тот вечер Аллен, когда они возвращались из паба. Они как раз шли по газону. Перед ними вырисовывались очертания госпиталя. Мрачное массивное здание в безлунную ночь было похоже на развалины.

— Полагаю, это, как говорят, временное затишье, — ответила Мод.

Она глянула на Аллена, но в темноте не смогла различить его черты, хотя он находился рядом с ней. Однако за последние несколько дней она изучила интонации его голоса и сейчас поняла, что он смущенно улыбается. О чем они говорили за все то время, что она изучала нюансы его голоса? Мод не могла бы ответить. Последние две ночи, когда Мод без сил падала в свою постель, Эдит умоляла ее хоть чуть-чуть рассказать, о чем они беседовали с Алленом, но Мод не могла вспомнить ничего такого, что хотя бы отдаленно вызывало интерес. Они с Алленом говорили о госпитале и о войне конечно же, и Аллен упомянул о том, что он — сын врача из Дувра, а Мод, отвечая ему откровенностью на откровенность, поведала о жизни дочери мануфактурщика из Лонгвуд-Фоллса (штат Нью-Йорк). Но Мод ценила эти свидания вовсе не за то, что они говорили друг другу. Ей просто нравится общество Аллена, объясняла она Эдит, умалчивая о том, что ей также было приятно сидеть напротив красивого мужчины, который, судя по всему, получал истинное удовольствие от общения с ней.

Мод с Алленом замедлили шаг и остановились посреди лужайки. Днем смотритель территории госпиталя подстригал газон, воздух полнился благоуханием свежескошенной травы. Пьянящий запах, подумала Мод.

— Ужасно не хочется заходить в дом, — сказал Аллен.

— Мне тоже, — призналась Мод.

Аллен обнял ее за плечи, ладонью провел по ее руке. От прикосновения его пальцев по коже побежали мурашки.

— Мод, эти последние дни для меня такое счастье. Мне так приятно беседовать с тобой.

— Мне тоже.

— Знаешь, я хотел бы увезти тебя отсюда

— Вот как?

— Я подумал, может, мы могли бы поехать в Лондон, — нерешительно предложил Аллен с нотками смущения в голосе. — Как-нибудь в выходные. Даже в эти выходные.

— О!

— Проклятье. Я что-то не то сказал, да?

— Нет, пустяки, — ответила Мод, а потом спросила: — Ты так хорошо изучил мой голос?

— Он звучит у меня в голове целый день, даже когда тебя нет рядом, — признался Аллен. — А потом всю ночь. Послушай, Лондон, конечно, не экзотический курорт, да и находится недалеко. Но, по крайней мере, туда мы можем спокойно добраться из Брэкетт-он-Хит.

— В принципе я не прочь провести выходные в Лондоне, — сказала Мод.

Она позволила Аллену Дрейку поцеловать ее, позволила себе ответить на его поцелуй, изо всех сил стараясь пробудить в себе ощущение, которое свидетельствовало бы о том, что для них возможно совместное будущее.

Прежде, когда Мод бывала в Лондоне, ей ни разу не пришло в голову зайти в отель «Савой». Она неоднократно проходила мимо этой гостиницы, направляясь из Национальной галереи, где она провела день, на вечерний спектакль в каком-нибудь театре Уэст-Энда или на Странд[16], чтобы пообедать там с подругой. Но у нее и мысли никогда не возникало, чтобы заглянуть в «Савой». Отель стоял в стороне от дороги, его вход охраняли два швейцара в длинных по щиколотку ливреях со сверкающими медными пуговицами, которые можно было заметить издалека. Сразу создавалось впечатление, что это не то заведение, в которое можно просто взять и зайти, если только ты не принадлежишь к высшему свету.