— Господин виконт предлагает разрешить это затянувшееся дело честным поединком. Кто побеждает, тому и достаются дамы.

— Из самых глупых вещей, существующих в мире, глупее всего драки из-за женщин, — хмыкнул рыжий. — Господин виконт перечитал романов на ночь. А где гарантии, что в случае благоприятного исхода поединка нам удастся покинуть эти места? Вдруг он передумает и решит, что решение вопроса через поединок его не устраивает?

— Слóва господина виконта вам недостаточно? — возмутился представитель магистрата.

— У меня нет никаких причин верить его слову, — сказал рыжий. — Я более склонен думать, что это лишь попытка выманить нас из убежища.

Человек в красном понимающе улыбнулся. Было видно, что в слова виконта он тоже не верит.

— Магистрат в силу своих возможностей постарается обеспечить соблюдение условий поединка, — сказал он. — В случае вашего согласия мы устроим турнир за городом, а отряд городской стражи при благополучном для вас исходе, по вашему желанию может сопроводить дам до безопасного места. Кроме того, турниру будет дана широкая огласка, это послужит еще одной гарантией того, что господин виконт не станет открыто нарушать свое слово.

— Хорошо, я подумаю над этим, — сказал рыжий. — Завтра утром я дам ответ.

* * *

— Вот такие дела, милые дамы… — закончил рассказ о предложении виконта рыжий. — Надо решать, принимать вызов или нет.

— А нельзя по-другому? — тоскливо сказала Жаккетта. — Я не хочу, чтобы ты дрался с Волчьим Солнышком, он тебя выше!

— И насколько же? — поинтересовался рыжий.

— Я тебе по плечо, а ему макушкой в подмышку попадаю… — буркнула Жаккетта. — Вот и считай! Нет, правда, давай не будет поединка!

— Маленькая моя, но выйти-то из города Волчье Солнышко нам не дает! И сидеть здесь бесконечно мы не можем. Пока нас бережет только нахальство и нежелание горожан лезть в дела виконта, но четыре человека долго этот дом не удержат. Нам надо выбираться.

Жанна смущенно молчала: ей было стыдно за глупую утреннюю ссору. Но вдруг ей отчетливо представилось, как поединок оканчивается поражением рыжего и их увозят обратно в черный Волчий замок. К нехорошо улыбающемуся виконту.

— А если вы проиграете? — воскликнула она.

— Не так уж все трагично и в этом случае, — усмехнулся рыжий. — В запасе остается Жерар. Когда страсти улягутся, он вам опять устроит побег из замка, уже с учетом наших ошибок.

Холодный ужас сжал сердце Жаккетты.

Она тоже представила такой исход поединка и, зажимая рот руками, молча выбежала из комнаты. Слетев вниз по крутой лестнице, Жаккетта выбежала во дворик и там уже, возле конюшни, горько разревелась.

Рыжий догнал ее.

— Маленькая, что с тобой?

— Я не хочу, я не хочу!!! — рыдала Жаккетта, уткнувшись ему в грудь. — Мало мне шейха! Мне все равно, где ты и с кем ты, лишь бы живой был! Я не хочу видеть тебя мертвым! Я больше не хочу!!!

— Успокойся, маленькая, не бери в голову, — уговаривал ее рыжий. — Не хорони меня заранее. Все будет хорошо! Не плачь.

— Пусть он только попробует победить… — прошипела Жаккетта, утирая кулаком слезы. — Я ему горло перегрызу!

Глава XX

Рыжий принял вызов Волчьего Солнышка.

Этревиль, втянутый в эту историю, приготовился хорошенько повеселиться.

Как по мановению волшебной палочки, неподалеку от городских стен, на месте, где летом выращивали репу, возникло ристалищное поле.

Добрые горожане даже пожертвовали урожаем будущего лета, самоотверженно не думая, что на утоптанной во время турнира земле репа, пожалуй, и не уродится.

Все было как положено, не хуже чем на настоящих турнирах. И шатры для участников по торцам огороженного канатами пространства; и главная, сделанная в виде трехступенчатой пирамиды трибуна для дам, ради которых будут сражаться рыцари; и громадное количество скамей для публики.

Тут же рядышком раскинули палатки торговцы, образовалась ярмарка, жизнь закипела. Вились по ветру флаги города и флаги виконта, ветер трепал фестоны полосатых шатров. Лилась музыка, радостно гомонила толпа.

Виконт решил устроить бой честь по чести. Поединок один на один. На конях, в доспехах, с копьями наперевес и мечами наготове.

Оружейники города предоставили рыжему право одолжить в мастерских любые понравившиеся латы и оружие для турнира. Нашелся и конь.

Рыжий со знанием дела выбрал простой, но прочный доспех, который ему отполировали так, что своими крутыми боками латы дюжинами пускали солнечных зайчиков. Нашлось и тяжелое турнирное копье, которое запроливные сэры рыцари именуют лэнс, длиной в два человеческих роста, с внушительным трехгранным наконечником. На скорую руку противнику виконта, которого город как бы взял под крыло, соорудили роскошные кот д’арм[17].

Рыжий, ценя усилия горожан сделать это событие ярким и выдающимся, немного раскрылся и позволил нанести свой герб на щит и на флаг у шатра.

Как оказалось, герб его представлял собой щит, рассеченный наискось от правого верхнего угла к левому нижнему[18] извилистым листовидным делением: то есть делящая его на две равные части линия прихотливо извивалась, образовывая контур двух листьев. Половина шита была белой, половина красной. Красный лист заходил на белую половину щита, белый лист — на красную.

Герб виконта на флаге в противоположном конце поля поражал количеством деталей: пестрые гербы земель его дома теснились на щите, пихая друг друга боками, накладывались один на другой. Наиболее зорким удалось насчитать двадцать восемь маленьких гербов.

Городской совет решил денег максимально не жалеть, и беглецам (за муниципальный счет!) были выстираны и выглажены одежды. Жанна, захваченная этими приготовлениями, даже достала из нижней юбки новые украшения, дабы не ударить перед публикой в грязь лицом.

В общем, каждый старался как мог, не за страх, а за совесть…

* * *

И вот весь город от мала до велика собрался вокруг турнирного поля.

Помост для сбежавших от виконта дам был сделан такой вышины, чтобы их, как виновниц праздника, было хорошо видно с любой точки.

Под гул толпы, сопровождаемые отрядом городской стражи, в роскошном экипаже, безвозмездно предоставленном для этой церемонии человеком в красном, Жанна и Жаккетта прибыли к своей ложе. Со стороны поля три громадные ступеньки помоста-пьедестала прорезала устланная ковром лестница. Они медленно поднялись по ней и уселись в кресла.

Жанна в своем роскошном платье цвета южной ночи была спокойна и надменна. Волосы ее вызывающе золотились, горели огоньки самоцветов в ушах, на шее, на руках. Ей доставляло какую-то горькую радость быть сейчас в центре внимания и знать, что очень много молодых девушек в толпе охотно поменялись бы с ней местами.

Жаккетта назло всем отказалась от красивого платья, которое передал (как он объяснил, для «сбежавшей голышом» госпожи Нарджис) виконт, и надела свой парадный восточный наряд, предназначенный для интимного услаждения взоров кавалеров, но никак не для показа на публике.

Ярче пламени алели красные шелковые шальвары. Раскрыв рот, народ смотрел на ее голый живот под индийскими футлярами для грудей, прекрасно видный сквозь прозрачную вуаль, покрывающую «восточную красавицу» с головы до пят. Подвески, браслеты, цепочки украшали ее звенящим водопадом.

Мрачно решив напоследок изобразить госпожу Нарджис во всем блеске, так, чтобы только слепой не заметил и не запомнил, Жаккетта густой черной линией подвела свои синие глаза, совсем как в Триполи.

Глаза ее блестели, но лицо осунулось.

Легко рыжему говорить «не бери в голову» — всю ночь Жаккетта видела перед глазами горящую усадьбу шейха, полыхающий шатер, да только вместо Господина у шатра лежал изрубленный рыжий… Жаккетте было так тоскливо, что хотелось выть в голос, но она молчала. Хотелось кинуться в соседнюю комнату, вцепиться в рыжего и не отпускать, но она, не шевелясь, лежала рядом с Жанной — ведь рыжему надо было отдохнуть перед поединком, набраться сил.

Промаявшись до рассвета, Жаккетта, чуть забрезжило за окном, вскочила и сделала единственное, что могла: остатками яда она тихо и аккуратно смазала каждый ноготь, решив, что располосует в случае чего Волчье Солнышко до крови, обеспечит ему неприятности и хоть этим немного утешится.

Она так устала мучиться, что теперь с нетерпением ждала начала схватки и думала: «Скорее, скорее…»


На второй ступеньке, по углам помоста, застыли в белых одеждах Махмуд, Али, Саид и Ахмед.

В самом низу стояла нестройная цепь охраны из городской стражи, разрядившаяся по такому поводу в одежды, которые в последний раз надевались на Пасху.

Сразу за помостом, на огороженном пятачке, стояли наготове пять лошадей. Их тоже охраняла стража. Она не подпускала ни к помосту, ни к лошадям людей виконта. Те, впрочем, и не рвались. Стремление своего хозяина непременно вернуть «старых» женщин, вместо того чтобы найти новых, они совсем не разделяли.

Рыжий готовился к бою в своем шатре, Волчье Солнышко в своем. Чтобы бой прошел честно, оружие обоих противников проверили. Все это доставляло представителям города неописуемое удовольствие.

* * *

К полудню солнышко разошлось, стало светить и греть как по заказу. Горожане упивались роскошным зрелищем, подробно, до последней косточки, обсудили достоинства дам и шансы каждого противника на победу. Бойко заключались пари.

Наконец все было готово.

Запели трубы, и всадники выехали на поле для всеобщего обозрения.

Первый круг делал рыжий. Под одобрительный рев толпы он медленно поехал по периметру ограждения, давая людям возможность хорошенько рассмотреть себя. Пока он был без шлема и без подшлемника. Солнечно-рыжие волосы светились, весело щурились синие, с золотыми звездочками глаза.

Рыжий объехал все поле и вернулся к помосту.

Он поприветствовал дам и улыбнулся.

Побледнев, Жаккетта, не отрываясь, смотрела на него, пытаясь взглядом досказать все, что было не сказано, сделать, что было не сделано…

Будь ее воля, она повернула бы время вспять, лишь бы никогда не сидеть здесь, расфуфыренной знатной дамой на рыцарском турнире, и не ждать страшного момента, когда понесется на своем закованном в броню коне Волчье Солнышко, нацеливая тяжелое копье прямо в сердце любимого.

— Глаза твои, что сапфиры в ночи… — вдруг сказал рыжий.

Жаккетта вздрогнула: это были слова шейха при их первой встрече. Госпожа Фатима перевела их тогда с арабского.

Она грустно улыбнулась рыжему, упрямо вскинула подбородок. Зазвенели колокольчиками подвески.

Рыжий вернулся к шатру.

По полю поехал Волчье Солнышко. Тоже без шлема, красуясь круто завитыми локонами. Но по сравнению со вспыхивающими огнем кудрями рыжего его волосы казались тусклыми. Зрители приветствовали и его радостными криками, им было все равно.

Виконт тоже подъехал к дамам, отсалютовал им копьем и сказал:

— Приветствую вас, мои несравненные беглянки! Видите, наша разлука не была долгой.

Жанна молча склонила голову в ответ.

Жаккетта никак не стала реагировать на приветствие виконта. Она внимательно рассматривала его, словно неодушевленный предмет.

— Госпожа Нарджис, улыбнитесь! Этот великолепный турнир я посвящаю вам! — заметив ее холодный взгляд, крикнул виконт.

— Я не госпожа Нарджис! — звонко отчеканила Жаккетта. — Я служанка госпожи Жанны. Меня зовут Жаккетта. В свободное от изображения знатной дамы время я укладываю ей волосы! Так что вы посвятили свой турнир прислуге! Не забывайте об этом!

Волчье Солнышко не успел ей ответить, — второй раз взревели трубы, призывая участников поединка занять исходные позиции.

Рыжий уже надевал шлем, гладкий и круглый, с круто выгнутой лицевой решеткой. Султан страусовых перьев белого и красного цвета венчал его.

Виконт отъехал от помоста. Его слуги уже держали наготове тяжелый, вороненой стали шлем с нашлемником в виде, как нетрудно догадаться, оскаленной волчьей головы.

Все стихло.

Рыцари с тяжелыми копьями наперевес замерли в концах поля.

Третий раз завыли трубы, и с тяжелым, глухим топотом вдавливая широкие копыта в мягкую землю, кони понеслись навстречу друг другу.

Жаккетта откинулась на спинку высокого кресла и закрыла глаза. Смотреть на поединок она не собиралась.

Она вытолкнула за невидимую дверь весь мир вокруг, с его шумом толпы, топотом коней, звоном оружия, вздохами и восклицаниями госпожи Жанны, и осталась одна во всей Ойкумене. Солнце било ей прямо в лицо, перед глазами в расплавленной огненно-черной темноте вспыхивали золотые звезды и крутились искрящиеся круги.