Теперь снаружи Жаккетты не осталось — она вся была внутри, в темноте среди звезд. И не слышала больше звуков поединка.

* * *

Очнулась Жаккетта оттого, что в солнечное море, плещущееся перед ней, вплыла черная тень, закрывая прожигающее насквозь солнце.

«Уже кончилось?» — слабо подумала она и распахнула веки.

Перед глазами по-прежнему стояла темнота. Потом зрение вернулось. Перед ней стоял рыжий, солнце било ему в спину, небо за его плечами было светлое, а чем дальше, тем темнее становилась его лазурь. Над полем царила звенящая тишина, а может, у Жаккетты в ушах звенело…

— Ты убил его? — прошептала с надеждой Жаккетта.

— Похоже, ранил, — деловито отозвался рыжий. — Вставай, маленькая, пора сбегать.

Жаккетта тряхнула головой, возвращаясь обратно в бытие.

Она попыталась встать и поняла, что не может этого сделать. Ноги не держат.

Жанна, подобрав юбки, уже сбегала по ступенькам. Городская стража расступилась перед ней.

Над полем действительно стояла тишина, только не звенящая, а обычная.

Около лежащего навзничь виконта суетились городские лекари. Валялись на взбитой копытами земле сломанные копья, выпавший из рук Волчьего Солнышка меч.

Люди на трибунах смотрели не туда, они все, как по команде, повернулись в сторону помоста, наблюдая завершение всей этой невероятной истории.

Жаккетта со второй попытки поднялась. Пошатываясь, стала спускаться по ступенькам. Ей на помощь пришел Саид. Поддерживаемая им Жаккетта сошла на землю.

Рыжий шел впереди и на ходу скидывал с себя турнирное облачение. За ним спешил человек в красном, подбирая падающие на землю латные перчатки, кот д’арм, налокотники…

Дойдя до лошадей, рыжий с помощью Али и Махмуда расшнуровал завязки доспехов и скинул их, оставив блистающей грудой на траве.

Жанна уже сидела в седле позади Ахмеда.

Рыжий вскочил в седло. Саид подсадил к нему за спину Жаккетту.

Люди, стоящие молчаливым кольцом вокруг, расступились, и беглецы поехали прочь от стен Этревиля. Без помпы и торжественных фанфар.

Жаккетта сидела, обхватив руками торс рыжего и прижавшись к его спине. Спина была мокрая от пота. Постепенно пот высыхал, и на месте темного пятна засеребрилась корочка соли.

Лицо Жаккетты было задумчивым и умиротворенным. Весело позванивали в такт скачке подвески и цепочки.

* * *

Светило неяркое солнце, и осенняя земля улыбалась ему.

— Остановимся ненадолго у ближайшего ручья? — попросила Жаккетта.

— Как хочешь, — отозвался рыжий. — А зачем?

— Мне надо яд с ногтей смыть, — объяснила Жаккетта. — А то неуютно как-то… И переодеться.

— Да ты, маленькая, я вижу, вооружилась до зубов, — засмеялся рыжий. — Что лишний раз доказывает верность моего мнения: драться из-за женщины глупо. Я прав?

— Прав, — согласилась Жаккетта. — Лучше у самой женщины поинтересоваться, что ей надо. Так мы остановимся?

— Если ты немного потерпишь и не будешь совать пальцы в рот, то лучше давай дождемся привала. Там все без спешки сделаешь, — посоветовал рыжий.

— Хорошо, — согласилась Жаккетта. — А куда мы вообще едем?

— Часах в шести езды отсюда находится следующий городок. Там в гостинице нас должен ждать Жерар, — объяснил рыжий. — Пока туда. А погода-то какая, маленькая! Просто лето!

* * *

До городка они добрались по темноте. Пришлось долго убеждать караульных, что они не дорожные разбойники, что ночевать хотят в гостинице, где их уже ждут, а не на обочине дороги.

Красноречие рыжего, подкрепленного мздой, победило.

Полумертвые от усталости, девицы были уже ничему не рады — ни приветливым огонькам окон, ни запахам жаркого и бульона, несущимся с гостиничной кухни.

Жанну сняли с седла сильные руки Жерара, и она с облегчением поняла, что одиночество ее закончилось.

— Как мне было плохо без тебя, Жерар, — жалобно призналась она. — Как плохо…

— Теперь я с вами… — шепнул Жерар.

* * *

Жаккетта, очутившись на земле, топнула ее ногой, словно проверяя на прочность, и с сомнением оглядела гостиницу.

— Тут мы точно в безопасности? А как оклемается Волчье Солнышко да опять своих собак по нашему следу пустит?

— При тех повреждениях головы и тела, что он получил, это вряд ли! — отозвался рыжий.

Он спрыгнул с коня и с наслаждением, до хруста в костях, потянулся.

— Эх, хорошо-то как! Ну что, маленькая, поняла, кто из нас выше, я или он?

— А вот что-то не пойму… — сказала, подозрительно глядя на него, Жаккетта. — Ты-то почему как огурчик? Ни царапины… Как такое может быть?

— Ты что, не разглядела, как бой шел? — удивился рыжий.

— Нет. Я с закрытыми глазами сидела.

— Ну вот, а ради чего я выказывал чудеса героизма? — возмутился рыжий. — Vixere fortes ante Agamemnona multi, sed omnes illacrimabiles urgentur ignotique longa nocte!

— Чего?

— А того, моя маленькая, что жили многие храбрецы и до Агамемнона, но все они, никому не ведомые и никем не оплаканные, скрыты от нас в непроглядном мраке забвения. Вот и сражайся ради прекрасных глаз, сил не жалей! А ты ничего и не видела!

— Очень интересно мне смотреть было, как он тебя в лепешку сомнет! — заявила Жаккетта.

— Обижаешь, маленькая. Ваш любезный гаремовладелец, конечно, опытный противник, но он слишком высоко ценит себя и слишком низко других людей. А это уже слабость. Я ведь большую часть своей жизни тоже не гладью вышивал. Кстати, о глади… Госпожа Жанна!

Жанна, тихо разговаривавшая с Жераром, недовольно посмотрела на рыжего:

— Я вас слушаю.

— Но после сегодняшнего турнира я могу рассчитывать на то, что вы вышьете мне персональное житие святого Иоанна? «Святой Иоанн бьется на турнире за прекрасных дам и торжество справедливости»?

Жанна отрицательно покачала головой.

— И не надейтесь! Далась же вам эта моя икона! Да после нее меня тошнит, как только я иголку с ниткой увижу.

— Вот так, по вашей милости, я и не останусь в веках подобно тем бедолагам, что были до Агамемнона и, никому не ведомые, скрылись от нас в непроглядном мраке забвения… — заявил рыжий. — Вот уж не везет так не везет!

— А почему мы стоим во дворе? — вдруг спросила Жаккетта. — Ночь на улице.

— Потому что нам хорошо! — мудро сказал рыжий. — Прекрасная госпожа Хабль аль-Лулу, окажите мне честь вступить вместе с вами под своды этого роскошного дома!

— А почему вы назвали госпожу Нарджис… то есть Жаккетту… почему вы назвали ее Хабль аль-Лулу? — немного ошарашенно спросил Жерар.

— А потому, друг мой, что это ее мусульманское имя! — сказал рыжий и, оставив недоумевающего оруженосца в полной растерянности стоять во дворе, повел Жаккетту в гостиницу.

* * *

Гостиница оказалась очень приличной. Жерар снял вполне роскошные апартаменты, состоящие из одной общей комнаты и трех спален.

Там и накрыли припозднившимся постояльцам стол.

Только сейчас Жаккетта осознала, что не ела со вчерашнего дня.

Со вчерашнего!!! Это же надо представить?!

Чуть позже выяснилось, что (к сожалению) на два глаза у человека приходится лишь один желудок…

Глаза у Жаккетты оставались еще голодными, но больше проглотить ни ложечки она не могла. Так и страдала, провожая печальным взглядом каждый кусок еды со стола.

За едой разговор зашел о дальнейших планах.

— Ну и куда мы сейчас? — спросила Жанна рыжего.

— В Ренн… — коротко сказал рыжий.

— Вы нас довезете? — обрадовалась Жанна.

— А куда же я денусь? — вопросом на вопрос ответил рыжий. — У вас, милые дамы, редкое свойство попадать в самые немыслимые ситуации. Буйных безумцев у нас в Европе, надо сказать, не так уж и много, во всяком случае, на каждом шагу не встречаются. Но вы ухитрились набрести на него просто безошибочно. Так что придется мне доставить вас до Аквитанского отеля, чтобы душа была спокойна.

— Спасибо! — благодарно сказала Жанна. — Но мы не виноваты, что виконт оказался безумным. В Риме он вел себя вполне прилично. И во время путешествия вместе с благодетелем тоже. Наоборот, я думала, что он очень скучный и добропорядочный.

— А знаете, что я вам скажу, госпожа Жанна? — вдруг усмехнулся рыжий. — Вполне возможно, что все эти приключения мы переживали напрасно. Надо было лишь подождать зимы.

— Ну и что бы произошло? — удивилась Жанна.

— У людей подобного склада, — хитро сказал рыжий, — всплески безумия приходятся как раз на весну и осень. Глядишь, к холодам он бы пришел в себя, стал нормальным человеком и отпустил бы вас с миром, да еще приплатил бы за причиненный ущерб. Разве я не прав? Снега надо было ждать.

— Он бы нас прекрасно уморил и до снега! — вмешалась Жаккетта. — Бегать от него по коврам довольно утомительно, да и подсвечники не везде стоят.

— Ты оборонялась подсвечником? — поднял бровь рыжий. — И успешно?

— Не знаю! — стянула с его тарелки аппетитный ломтик сыра (умру, а съем!) Жаккетта. — Я не успела его в ход пустить. Но треснула бы за милую душу! Там хороший подсвечник стоял, напольный, кованый. Не хуже протазана[19] при нужде.

— Ну-ну… Таким грозным женщинам и спасители не нужны! — Рыжий выразительно проводил взглядом покинувший его тарелку сыр. — Удивляюсь, как вообще бедный виконт дожил до моего прибытия. Я его просто спас! Ведь на него то подсвечники готовят, но ногти ядом мажут. Кстати, маленькая, что ты ему сказала перед поединком? Он, по-моему, выехал на ристалище несколько растерянным, что и послужило одной из причин его поражения.

— Правду… — нехотя сказала Жаккетта. — Что я не госпожа Нарджис.

— Все понятно! — поднял руки вверх рыжий. — Такое с первого раза переварить трудно. Подложила, значит, виконту свинью!

* * *

К концу трапезы разморило всех. Сказались и сильная физическая усталость, и пережитое нервное напряжение. Жаккетта откровенно клевала за столом носом.

Но после ужина их еще ждала горячая вода в ванных, в полуподвале гостиницы, — преддверие чистой постели.

Боже, какое это было счастье — после сытной трапезы, наполнившей душу блаженством, смыть с себя дорожную грязь!

А потом расчесывать ко сну волосы, с каждым взмахом гребня прогоняя прочь все тревоги минувшего дня!

Полураздетая Жанна сидела перед зеркалом, Жаккетта снимала с кровати покрывало, когда в комнату без стука вошел рыжий.

— Сидите, сидите! — сказал он вскочившей Жанне.

Рыжий прямиком подошел к кровати и спросил:

— Маленькая, это твоя подушка?

Недоумевающая Жаккетта кивнула.

Невозмутимый рыжий взял ее подушку и вышел.

Жаккетта, не веря глазам, потрогала то место, где она лежала, и кинулась за рыжим возвращать постельную утварь.

Она пробежала через общую комнату и ворвалась в спальню мужчин. И увидела, что рыжий кладет ее подушку на стоящую там кровать, такую же широкую многоместную, как и в их комнате.

Не успела Жаккетта и рта раскрыть, как рыжий строго сказал:

— Ложись! И не верь этой новой моде, что, мол, спать надо в рубашках, это-де полезней для здоровья[20]! И не делай больших глаз! Может, вы там с ума и посходили, но я пока не вижу нужды делить свою постель с мужчиной, пусть и очень симпатичным!

Жаккетта молча раскрыла закрытый рот. И начала снимать рубашку.

Только она забралась на кровать, в комнату вошел ничего не подозревающий Жерар, полный предвкушения крепкого сна после полного забот и тревог дня.

Увидев обнаженную Жаккетту, сидящую в постели, он остолбенело замер и густо-густо покраснел.

Рыжий бесцеремонно вручил ему его подушку.

— Спокойной ночи!

— А… э-э… где… — промямлил Жерар.

— Одно свободное место в этом доме точно есть! — твердо сказал ему рыжий. — Иди.

Жерар послушно вышел.

Жаккетта не утерпела, выскочила из-под одеяла и подбежала к двери. В щель было видно, что Жерар, сжимая подушку, растерянно застыл у дверей Жанны.

— До утра ведь простоит, бедолага… — вздохнула Жаккетта. — Стесняется…

Жерар мял несчастную подушку и продолжал оставаться красивого вишневого цвета.

Дверь приотворилась, и выглянула удивленная долгим отсутствием Жаккетты Жанна.

Увидев ее, Жерар стал еще краснее, если только это было возможно.

Он беспомощно ткнул в сторону двери, в щели между створками которой блестел любопытный Жаккеттин глаз.