Врач, пожилой дядька с мохнатой седой бородой и приятной улыбкой, оказался похожим на сказочного волшебника. Кажется, Арсений видел его в детской поликлинике как-то раз и даже фамилию его вспомнил – Петровский, принимает в соседнем кабинете… Заслуженный врач – наверное, хороший…

Во время осмотра он сидел рядом и тревожно следил за каждым движением заслуженного доктора, провожал пристальным взглядом фонендоскоп, неторопливо путешествующий по худенькому телу сына, задерживал вместе с Федькой дыхание, когда врач об этом просил…

– В легких все чисто, – сообщил доктор и принялся осматривать Федьку дальше.

Во рту сразу же была обнаружена та самая гиперемия, о которой толковала Алла Геннадьевна. Тщательно обследовав лимфоузлы, доктор выпрямился на стуле и произнес загадочную фразу:

– О-гэ-эс.

Поняв, что это, по всей видимости, диагноз, Арсений спохватился:

– А в школе сказали, что стоматит!

– Стоматит и есть, – кивнул доктор, весело подмигнув Федору. – Острый герпетический стоматит.

Слово «острый» Арсения напугало. И было категорически непонятно, отчего это так радостно улыбается бородатый доктор.

– Это опасно? – спросил он упавшим голосом.

– В нашем случае – нет, – успокоил Петровский. – В нашем случае – среднетяжелая… Близкая к легкой форма. Четко выраженного токсикоза нет, симптомов катаральной ангины нет тоже. Кровоточивость десен слабая, почти не выражена, лимфатические узлы в порядке… Почти в порядке. Так что лечиться будем амбулаторно.

– Амбулаторно – это значит дома, – пояснил Арсений, обращаясь к сыну.

Федор кивнул и вздохнул облегченно: конечно же, все это время он ужасно боялся, что его повезут в больницу и заставят там остаться.

– Прежде всего нужно ослабить и снять болезненные симптомы в полости рта, – пояснил доктор. – Еда должна быть только жидкая, кашицеобразная. Перед едой не забудьте обязательно проанестезировать полость рта двухпроцентным масляным раствором анестезина или лидохлор гелем.

Арсений кивал, слушая названия лекарств и подробные описания процедур, надеясь, что у доктора окажется достаточно разборчивый почерк. Потому что знал – не удержатся в памяти все эти лейкоцитарные интерфероны и лидохлоры…

Арсений всегда путался в названиях лекарств. И даже испытывал перед ними некий священный трепет, как будто на самом деле это были вовсе и не названия лекарств, а заклинания племени вуду…

Доктор некоторое время сосредоточенно царапал ручкой по рецептурным бланкам.

– Вот, здесь все написано. Препараты купите в аптеке, они не из разряда дефицитных. Если будет хуже – звоните, вызывайте. А так – через три дня ко мне на прием, пожалуйста.

– Спасибо, – поблагодарил Арсений.

Мысленно он уже летел в аптеку. Но нужно было еще проводить врача.

– Не за что, – ответил доктор, улыбнулся в усы и произнес сакраментальную фразу, которая в этот день Арсения просто преследовала: – Да вы не переживайте так. Дети часто болеют. Ничего страшного, он скоро поправится…

Арсений невнятно угукнул ему в спину и попрощался.

Вернувшись из аптеки с целым пакетом пузырьков и тюбиков, он застал сына спящим. Потрогал лоб – горячий, но все-таки, кажется, не такой уже горячий, как был в школе… Значит, температура немного упала. То ли уксус помог, то ли бородатый доктор и впрямь оказался волшебником…

Усевшись на пол рядом с кроватью, он разложил перед собой тюбики с мазями и лекарствами и попытался разобраться во всем этом безобразии. Потратил на изучение почти полчаса и вздохнул облегченно: теперь все понятно, а значит, не так страшно.

Интересно, это все родители так боятся, когда дети болеют, или он один такой сдвинутый?

Наверное, все боятся. Родители – они на то и родители.

Приподнявшись, он поплотнее подоткнул одеяло у спящего Федьки, еще раз на всякий случай потрогал его лоб и тихонько вышел из комнаты, собравшись сварить себе на кухне чашку крепкого кофе. Но уже возле барной стойки его настиг мобильный телефон: на дисплее высветился номер Жидкова.

Арсению дико хотелось выпить кофе. Поэтому он прижал трубку к уху плечом и стал копошиться с туркой, по ходу дела разговаривая.

Кофейной церемонии в результате не получилось, а получилась планерка.

После разговора с Митькой, практически без передышки, он поговорил еще с двумя сотрудниками и одним деловым партнером. Потом позвонила Ася. Поинтересовалась, как дела у Федора, и почти сразу же неловко закончила разговор – видимо, в приемную кто-то вошел и разговаривать стало неудобно.

Хотя что здесь такого? Ну позвонила, поинтересовалась. Ну называет она его на ты… Разве это что-нибудь значит?

Федор беспокойно проспал до позднего вечера. Уже в двенадцатом часу ночи Арсений, прикорнувший рядом с сыном в мягком, немного тесноватом кресле, услышал его тихий и несчастный голос.

– Па-ап, – протянул Федька, извлекая Арсения из полузабытья.

Он вскочил и тут же принялся трогать его лоб.

– Ты чего проснулся-то? Спал бы уже до утра. Хотя… Это ж наоборот хорошо, что ты проснулся! Этой мазью нужно четыре раза в день мазать твою… как там ее… гиперемию! А ты почти весь день проспал… Когда ж теперь четыре раза намазать успеем?

– А мы будем мазать четыре раза в ночь, – ответил Федор, и было заметно, что разговаривать ему неприятно. – Пап, у меня во рту горит… Как будто там царапины, и как будто на них… лимонный сок налили…

– Лимонный сок на царапины – это ужасно, – посочувствовал Арсений. – Сейчас мы твои царапины лечить будем. Глядишь, к утру весь лимонный сок испарится…

Заставив сына проглотить ложку какой-то сладкой, но оттого ничуть не менее противной микстуры, Арсений принялся скручивать тампон из ваты, задумавшись над тем, какого же он, собственно, должен быть размера. В инструкции об этом ничего не было написано, только количество мази в граммах и время действия.

– Мазь теброфеновая, – прочитал Федор название на коробочке. – Пап, а гореть будет?

– Ну, даже если будет – придется потерпеть. А вообще я не знаю. Я же не врач…

Федор некоторое время помолчал, задумавшись.

– Пап, а помнишь Майю, которая к нам вчера приходила?

Арсений, полностью сосредоточившись на проблеме размера ватного тампона, механически кивнул в ответ.

– А она, знаешь, врач. Детский.

– Да, – снова кивнул Арсений. – Врач… Детский… То есть… Кто – детский врач?

– Да Майя, я же тебе сказал.

– Майя? Какая еще Майя?

– Ну, пап, – вздохнул Федор. – Ну та самая, которая вчера к нам приходила! Которая повар!

– Повар. – Арсений наконец понял, что речь идет о вчерашней девушке с длинной черной косой, так сильно напоминающей ядовитую змею. – А почему тогда врач?

– Она училась в институте на врача, – пояснил Федор.

– А выучилась на повара, – усмехнулся Арсений, уже выдавливая ровную светло-бежевую полоску мази на ватный тампон.

– Да нет же, она институт не окончила еще…

– Понятно. Открывай рот.

– Пап, она хорошая…

Арсений вздохнул: Федор, по всей видимости, был готов разговаривать о чем угодно до самого утра, лишь бы оттянуть наступление страшного момента.

– Открывай рот, – строго приказал он сыну. – Тебе нужно лечиться. Ты понимаешь, что если не лечиться, то эта твоя… гипермерия никогда не пройдет и станет болеть еще сильнее. Понимаешь?

Федор кивнул и мужественно приоткрыл рот.

– Шире, – снова приказал Арсений.

– Гиперемия, пап, – поправил сын напоследок.

– Вот я и говорю… Гимепетрия, черт бы ее побрал!

Федька слабо улыбнулся и зажмурился, покоряясь судьбе.

С ватными тампонами за щеками он стал похож на несчастного, замученного жизнью хомяка. Для полноты картины Арсений сунул ему под мышку градусник, велел не шевелиться и не разговаривать. Температура не поднялась, но и не упала – словно заколдованная, держалась все на той же отметке.

– Ну полежи так минут пятнадцать – двадцать. Телевизор тебе включить?

Федор отрицательно помотал головой и закрыл глаза. Видно было сразу, что он крепится изо всех сил, чтобы не разреветься, – наверняка от соприкосновения с мазью слизистая оболочка запылала еще сильнее.

– Потерпи, через три минуты пройдет, – уверенно пообещал Арсений, надеясь, что так оно и будет. – Если не хочешь телевизор, может, тебе книжку… почитать?

От книжки Федька не отказался. Арсений снял наугад с полки «Волшебника Изумрудного города». Он и не помнил уже, когда в последний раз читал сыну книжку. Хотя если учесть, что сын сам научился читать еще в пять лет, существенным педагогическим упущением это назвать было нельзя.

Или можно?

– Среди обширной канзасской степи жила девочка Элли. Ее отец, фермер Джон, целыми днями работал в поле, мать Анна хлопотала по хозяйству. Жили они в небольшом фургоне, снятом с колес и поставленном на землю…

Перевернув пятую страницу, он замер на минуту, прислушиваясь к дыханию сына. Заснул, кажется, Заяц… Жаль, теперь придется его будить. Тампоны-то изо рта нужно вынуть. Мало ли что может случиться: проглотит, не дай Бог, или задохнется еще…

Да и вообще, сказано ведь в инструкции: пятнадцать – двадцать минут. Значит, больше двадцати минут нельзя мазь во рту держать. Оставить дольше – кто знает, не получится ли так, что вместо пользы один вред будет?

Размышляя об этом, он отправился снова на кухню, выпить очередную чашку кофе и выкурить сигарету, сидя под вытяжкой у плиты.

Эту приятную привычку он завел себе уже после того, как из дома ушла Татьяна. При ней в доме царило жесткое правило: в квартире не курить! И теперь каждый раз, затягиваясь по ночам сигаретой на кухне, он ощущал в глубине души какое-то глупое мстительное чувство. Как будто она могла увидеть его через сотни километров, их разделяющие, и разозлиться…

За стеной тихо скрипнул диван. Арсений уже почти сорвался с места, но снова стало тихо, и он разрешил себе все-таки выкурить до конца сигарету и допить из чашки остатки остывшего кофе. В холодильнике еще оставалось несколько куриных котлет с праздничного стола. Не чувствуя голода, а действуя лишь из соображений здравого смысла, он уложил одну из них на кусок батона и запихал в рот. Перед ночным дежурством у постели больного надо бы подкрепиться, а котлета, кстати, вкусная… Да, не мешало бы завести себе домработницу. Или хотя бы приходящего повара, чтоб всегда в холодильнике лежали такие вот вкусные домашние котлеты, а в пластиковом контейнере почти доверху – салат оливье, и кастрюля густых щей – таких, как готовит мама, чтоб ложка стояла…

Домашняя еда последние восемь лет была большой редкостью в жизни Арсения. Татьяна готовить не умела и не любила – борщи отвлекали ее от священной миссии селекции бахчевых культур, поэтому покупные пельмени и супы из консервов составляли основу домашнего меню. Арсений успел к этому привыкнуть и даже почти не жаловался.

Оказывается, есть на свете женщины, которые умеют готовить такие вот вкусные котлеты…

Федька снова завозился в кровати, и Арсений заспешил к нему, доедая по дороге умопомрачительный бутерброд.

– Спишь? – тихо спросил он, наклоняясь над сыном.

Тот успел уже перевернуться на спину и сбросить одеяло.

В ответ раздался приглушенный стон.

– Проснись. – Он потрепал Федора по плечу. – Проснись на минуту, Заяц. Тампоны с мазью нужно вытащить…

Федор открыл глаза, и в этот момент Арсений заметил, что сын почему-то уже не похож на замученного жизнью хомяка. Щеки не топорщились.

– Эй, ты чего, уже успел их вытащить?

Ребенок сонно щурился, по-видимому, не понимая, о чем его вообще спрашивают.

– Я спрашиваю, ты вату куда дел? Выплюнул, что ли? Ну-ка открой рот!

– Па-а-п, – захныкал Федька, – у меня все горит во рту… И живот… Живот болит…

– Да ты их проглотил, что ли?!

– Не знаю…

– Черт! – выругался Арсений.

Только этого сейчас не хватало. Мало нам было этой гиперемии, так мы теперь еще и мази теброфеновой нажрались! Да к тому же в приличном количестве! Да еще и вместе с ватой!

И что теперь, интересно, делать?!

– Федь, ты точно вату не выплевывал?

Сын захныкал в ответ и закрыл глаза. Он выглядел таким маленьким и несчастным, что Арсений не смог его отругать.

Но нужно было что-то делать.

– Так, – решил он. – Поднимайся, пойдем в ванную промывать желудок. Нам сейчас с тобой только отравления не хватало. Или кишечной непроходимости. Ты можешь себе представить, что будет, если эта вата в твоих кишках запутается?

Представив, что будет, если дурацкая вата запутается в несчастных Федькиных кишках, Арсений мысленно застонал. Нет, лучше об этом не думать. Лучше побыстрее желудок промыть, чтобы не оставить вате ни малейшего шанса.