Вот тебе и раз, подумал Арсений. Это что еще за узурпаторские такие мысли в голову лезут? И главное, с чего? Неужели одна-единственная дурацкая фраза «у нас» таким образом повлияла на его сознание, что он теперь будет ревновать эту почти незнакомую девушку к чужим кастрюлям и морковкам? Эй, Арсений Волк, кажется, у вас проблемы…

Он шел по мокрой улице и так сосредоточенно рассуждал над своими проблемами, что не заметил уже возле самого подъезда торчащий из лопнувшего асфальта обломок какой-то трубы. Споткнулся, попытался удержать равновесие, громко выругался и шлепнулся на мокрый и скользкий асфальт…

Приземление вышло более чем неудачным – он саданулся о злополучную железяку лбом и сразу же почувствовал, как заструилась вниз по щеке горячая струйка крови из лопнувшего сосуда.

– Черт! – Он бессильно выругался, рассматривая в скупом освещении подъездного фонаря свои пальцы. – Только этого… Только этого еще не хватало… для полного счастья!

Куртка теперь была вся в грязи. И брюки были мокрыми и грязными. А лицо почти все залито кровью.

Вот зрелище-то, криво усмехнулся Арсений. И как теперь, спрашивается, идти в таком виде домой?

Федька увидит – испугается.

Хотя Федька-то его вряд ли увидит. Он лежит в постели и едва ли побежит его встречать в прихожую.

А вот если Майя его увидит… Она-то точно испугается.

«Черт, как же по-дурацки все получается, – подумал Арсений. – Нужно постараться… Нужно как-нибудь так сделать, чтобы Майя не испугалась…»


Этот Арсений Волк на самом деле был сумасшедшим.

Абсолютно и стопроцентно сумасшедшим мужиком, которого она встретила, наверное, на свою беду. Майя окончательно убедилась в этом, когда выбежала в прихожую, услышав, как повернулся наконец в замочной скважине ключ.

Выбежала – да так и остолбенела, застыв на пороге.

Прикрыла рукой рот, чтобы не вскрикнуть, – где-то в глубине сознания молнией сверкнула мысль о том, что делать этого в любом случае не надо, чтобы не испугать Федьку. Кричи не кричи – никуда теперь не денешься, и с сумасшедшим мужиком Арсением Волком придется еще какое-то время находиться под одной крышей.

Это было ужасно.

Он стоял возле входной двери. Узнать его было практически невозможно – вся левая половина лица в крови, куртка мокрая и грязная, джинсы тяжелые от впитавшейся в ткань воды. Но самое главное и, пожалуй, самое странное и необъяснимое заключалось в том, что в руках у Арсения Волка была мягкая игрушка. А также в том, что Арсений Волк улыбался.

Майя могла бы поклясться, что он улыбается. Хотя левую половину лица было почти не видно, зато правая, только слегка измазанная грязью, так и светилась складочками и ямочками.

Дикое зрелище.

– Не пугайтесь, – сказал он хриплым голосом, и Майя испугалась еще сильнее. – Это вам.

Он протягивал ей мягкую игрушку.

В полном ступоре она стояла и смотрела на него, не зная, что делать.

Арсений Волк, увидев ее реакцию, тяжело вздохнул.

– Так я и знал, – сказал он погрустневшим голосом и перестал улыбаться. – Так я и знал, что вы испугаетесь. А я вас обрадовать хотел… Что, на самом деле я так ужасно выгляжу?

Ужасно – это было не то слово, конечно.

– Что… с вами… случилось? – выдавила она из себя, пытаясь справиться с нахлынувшим ступором. Может быть, все это – только сон?

– Вы, наверное, думаете, что я вам снюсь, – усмехнулся Арсений Волк, тут же прочитав ее мысли. – Ладно, не буду больше вас пугать. Сейчас пойду в ванную, умоюсь и переоденусь. Да вы собаку-то возьмите! Она же игрушечная, не кусается…

– А зачем мне… собака? – неуверенно спросила Майя, принимая мягкую игрушку.

– Так просто, – ответил Арсений Волк и скрылся за дверью ванной комнаты.

Через секунду оттуда послышались звуки льющейся из крана воды, а еще через несколько секунд – Майя могла бы в этом поклясться – достаточно громкие русские народные напевы.

Арсений Волк пел в ванной.

В это было трудно поверить, но тем не менее это было так. Мокрый, грязный и, по всей видимости, раненный в голову Арсений Волк беззаботно и ужасно фальшиво распевал в ванной песню «Ой, цветет калина…».

«Сбежать?» – трусливо подумала Майя, покосившись на входную дверь. Пожалуй, другого такого шанса у нее не будет. Пусть там поет свои песни и умирает под них от потери крови – его проблемы. С нее достаточно. У нее своих проблем по горло.

Только…

Только если он и в самом деле умрет?

От этой мысли стали вдруг ватными и руки, и ноги.

Черт, нужно же срочно что-то делать! Нужно по крайней мере вызвать «скорую»!

В руках непонятно каким образом оказалась желтая собака с дружелюбно открытой пастью. Майя смутно вспомнила, что эту собаку зачем-то дал ей Арсений…

Хотя какая теперь разница! Торопливо бросив непонятную игрушку на табуретку, она стрелой помчалась туда, откуда раздавалось душераздирающее пение хозяина квартиры, и застучала кулаками в дверь.

– Откройте! Откройте сейчас же, вы меня слышите?! Что там с вами случилось? Нужно срочно…

Она не успела договорить – дверь ванной распахнулась, и перед ней предстал целый и почти невредимый, с чистым уже лицом и абсолютно голый хозяин. На лбу была всего лишь ссадина – теперь это было очевидно. Живой, к тому же чем-то чрезвычайно довольный Арсений Волк стоял в ванной, прикрывал занавеской причинное место и улыбался. Джинсы, грязная куртка и футболка валялись на кафельном полу.

– Вам понравилось, как я пою? – поинтересовался он, растянув губы в бесхитростной широкой улыбке.

Острое желание спасти его в этот момент резко поменялось на дикое желание убить его собственноручно.

– Вы просто… идиот! – выпалила она ему в лицо и изо всех сил хлопнула дверью.

Хлопнула – и потом уже подумала про Федора.

Замерла, прислонившись спиной к двери в ванную комнату, прислушалась.

Но нет – никаких звуков из детской комнаты не доносилось, видимо, Федька по-прежнему спал и ничего не слышал.

Бежать. Нужно было срочно бежать отсюда, куда глаза глядят. У нее есть еще время.

Есть время, однако нет… денег.

Куда же она пойдет в половине второго ночи без копейки в кармане?

Начав уже шнуровать левый ботинок, Майя застонала и, выпрямившись, обессиленно прислонилась к холодной стене. Дура, сто раз дура! Это только дура могла выйти из дома в ночь, не захватив с собой кошелек. Порывшись в карманах джинсовой куртки, она обнаружила жалкую мелочь, которой не хватило бы даже на проезд в автобусе.

И что теперь делать?

Ждать, пока выйдет из ванной полоумный хозяин и рассчитается с ней?

По всей видимости, придется. Хотя не хочется. Дико не хочется. И не потому, что она его боится. Она не хочет его видеть, потому что он… идиот. Клинический, ярко выраженный шизофреник. И как это она раньше не догадалась? Вот ведь черт дернул связаться с…

– А вот и я! – сообщил Арсений Волк, выходя из ванной.

Майя демонстративно отвернулась к стене – что ж, свой шанс она упустила, но это не значит, что теперь она обязана терпеть его общество и вести с ним светские беседы. Не собирается она вообще с ним разговаривать…

Некоторое время он стоял рядом, завернутый в большое махровое полотенце, и тоже молчал. Молчание в конце концов стало ее раздражать.

– Рассчитайтесь со мной, и я пойду, – по-прежнему не глядя на него, сухо сказала Майя.

В ответ – ни слова.

– Вы что, оглохли? – Она наконец обернулась, чтобы увидеть его реакцию.

Он стоял рядом, в двух шагах, и смотрел на нее каким-то странным жалобным взглядом. Точно такие же глаза, вспомнила вдруг Майя, были у щенка Боба, который родился у их собаки Марфы и которого в двухмесячном возрасте отдавали в добрые руки соседям по даче.

Щенок Боб все понимал и тоже не говорил ни слова, но в глазах у него была такая тоска, что десятилетняя Майя потом еще целый месяц ревела, вспоминая этот взгляд.

– Скажите же что-нибудь, в конце концов, – глухо пробормотала она, снова отворачиваясь.

Взгляд случайно остановился на игрушечной собаке, и получилось так, будто бы она к ней и обращалась.

Собака в ответ промолчала.

– Она не умеет разговаривать, – объяснил Арсений Волк и, подумав секунду, добавил: – Извините, это я опять… пошутил. Я знаю, у меня дурацкие шутки.

Майя наконец обернулась и посмотрела на него в упор.

– Знаете, тогда зачем шутите?

Он пожал плечами и снова залопотал свои дурацкие извинения:

– Я не хотел вас обидеть, правда. Просто я, когда упал возле подъезда в грязь и еще лоб разбил в кровь… Я подумал, что вы испугаетесь. И поэтому решил вас рассмешить.

– Поэтому – это почему?

– Чтобы вы не пугались.

Майя в ответ криво усмехнулась:

– Вообще-то вы добились совершенно противоположного эффекта.

– Извините, – в третий раз повторил Арсений Волк.

– И не надо было вести себя как идиот.

– Не надо было, – покорно согласился Арсений.

– И уж тем более – распевать песни в ванной!

– Тем более песни, – снова согласился Арсений. – Не надо было…

– Да что вы за мной все повторяете, как попугай?! – снова разозлилась Майя.

– Потому что я и есть… попугай, идиот… как там вы меня еще обозвали? Майя, давайте мириться!

– Мириться? Я с вами не ссорилась!

– Тогда все равно давайте мириться. На всякий случай. Чтоб в следующий раз поссориться не получилось, давайте помиримся заранее…

– В следующий раз, – вздохнула Майя. – В какой такой следующий раз?

Он помолчал немного, опустил глаза. И снова покорно согласился:

– Вы правы. Никакого следующего раза не будет…

– Господи! Да оденьтесь вы наконец! Ну что, так и будете стоять передо мной в полотенце? Вы думаете, это вообще прилично? Думаете, это полотенце вам очень идет, вы в нем очень красивый?

– Не знаю, – серьезно ответил Арсений. – А я в нем очень красивый? Или не очень?

– Вы в нем… невыносимый просто! – Не выдержав, она сдалась и рассмеялась.

– Тогда расшнуровывайте обратно свой ботинок. И давайте уже пить чай. Я понимаю, вы торопитесь домой, но чай все же перед дорогой выпить надо. Кстати, этого пса я специально для вас купил. В подарок. Жаль, что все так получилось… по-дурацки.

Вздохнув, Арсений Волк исчез в дверном проеме расположенного напротив входной двери кабинета. Но уже через секунду появился снова и спросил:

– Кстати, я же лекарства купил. Как там Федька?

«Вспомнил про Федьку», – мысленно усмехнулась Майя, а вслух сказала:

– Нормально. Он спит уже давно. Никакое обезболивающее ему не понадобилось. Если заснул, значит, боль прошла. Так что зря вы в аптеку ходили.

– Не зря. Я вам в аптеке щенка купил. Так что, получается, не зря.

Он наконец скрылся за дверью кабинета. На этот раз – окончательно.

Майя стояла в полной растерянности посреди коридора, не зная, что делать: расшнуровывать левый ботинок или зашнуровывать правый?

– И с каких это пор в аптеках продаются игрушечные собаки? – поинтересовалась она, не рассчитывая, что Арсений Волк ее услышит.

– С таких! – Он услышал и отозвался из-за закрытой двери. – Я и сам раньше не знал об этом!

Расшнуровав все-таки левый ботинок, она так и осталась стоять в прихожей. Щенок, неловко завалившийся набок, в самом деле был симпатичным. Только теперь, относительно успокоившись, она разглядела необыкновенно живые синие пластмассовые глаза и задорно торчащий из темно-коричневой пасти кончик языка. Потянулась, взяла в руки и прижала щенка к себе. Подумала грустно: вот и есть у нас с тобой, малыш, первая игрушка…

Хотя, конечно же, Арсений Волк, покупая пса в магазине… то есть в аптеке, не мог знать о том, для кого эта игрушка. Или все-таки…

Опустив голову, она придирчиво оглядела свой живот. Да нет, пока еще ничего не видно. Джемпер на ней свободный, не облегающий, и небольшая выпуклость внизу абсолютно не бросается в глаза. Конечно же, он ни о чем таком не догадался. Он купил эту игрушку просто потому…

Потому что он очень странный.

Другого объяснения этому не совсем адекватному поступку Майя не находила.

– Ну вот. – Арсений Волк появился из-за двери кабинета. – Привел себя в божеский… То есть в человеческий вид. И теперь могу составить вам компанию за чашечкой чаю… А вы почему до сих пор в прихожей стоите? Все еще раздумываете, сбежать от меня или остаться? Вам собака понравилась?

– На какой из трех вопросов отвечать сначала? – усмехнулась она в ответ.

Он задумался.

– Наверное, на последний. Про собаку. Потому что если вам понравилась собака, значит, вы останетесь на чашку чаю. Хотя бы из благодарности.