— Ты в порядке?

— Конечно. — Рене хотелось знать, что Макс скажет теперь. Но та ничего говорить не спешила. У нее были свои вопросы:

— Что происходит? Браун сидит в баре один и хлещет вискарь.

Рене пожала плечами:

— Я думаю, нам всем придется это как-то пережить.

— Я правильно все понимаю? — вкрадчиво спросила Макс.

— Правильно, — подтвердила Рене. — И что теперь?

— Ничего. Ты правильно сказала — придется это пережить. А кому придется переживать — тебе или Клоэ — я примерно догадываюсь.

— А я не хочу это знать, — вскинулась Рене. — Сейчас все хорошо. И даже если все уже кончилось, я ему вовеки веков буду благодарна. — Она снова плакала, опять смывая только что нанесенную тушь с ресниц.

— Понимаю, — вздохнула подруга. — Благодарность — отличное, высокое и достойное чувство. Они что с Брауном — подрались?

— Нет. Отто сказал, что не причинит мне вреда, и увел меня оттуда.

— На него это похоже. Он дипломат. И нипочем не поймешь, что он вправду думает.

— Может быть, ты знаешь его хуже, чем тебе кажется? — негромко спросила Рене.

— А ты за один день его изучила прямо-таки вдоль и поперек, — усмехнулась Макс. — Ладно, не буду вам мешать. Пошла спасать Брауна от одинокого алкоголизма.

Рене положила трубку и разрыдалась уже как следует. Все уверены, что Отто просто переспал с ней, а теперь бросит. Артур накинулся на него именно за это. И Макс сказала примерно то же самое. И она сама, Рене, готовит себя к тому, что все кончилось. Даже если ее глупое сердце и не верит в это. Она перестала плакать и пристально посмотрела на себя в зеркало. От макияжа опять ничего не осталось. Или идти опять обновлять макияж, или уже оставить все как есть. Она выбрала второй вариант и снова заплакала. Телефон молчал, и в дверь не стучали. Конечно, он ее бросил. Умные люди зря не скажут. Сейчас она снимет красивое кружевное белье, наденет толстую фланелевую пижаму и честно признает, что этот король всей вселенной — вовсе не для нее. Что он подарил ей максимум того, что мог. И глупо ждать чего-то еще. Она больше не боится мужчин и любви. Когда она переживет тоску по нему, она, наверное, когда-нибудь будет готова к тому, чтобы опять влюбиться. Может быть, даже года через два… Или через четыре. Но она не хочет влюбляться в кого-то другого, она хочет Отто Ромингера. Рене собралась было зареветь снова, но… услышала тихий, отчетливый стук в дверь.

Она заметалась по номеру. Умываться! Он увидит, что она плакала! И припудрить нос, а то он покраснел от слез. О Боже, ну что она за дура!!! Прорыдала кучу времени вместо того, чтобы беречь макияж. И хорошо еще, что не успела надеть пижаму. Она открыла дверь, решив, что зареванная физиономия — все же меньшее зло, чем держать его в коридоре, а вдруг он просто уйдет?

Они оказались лицом к лицу, и у обоих перехватило дыхание. Рене подумала, как ему идут джинсы и футболка. А Отто попросту не заметил ее заплаканного лица. Он просто потерял голову от ее тела — почему именно Рене на него так действовала? Стоило ему только подумать о ней — он начинал заводиться. Просто видеть ее было достаточно, чтобы его кровь вскипела. А стоило увидеть обнаженной или в красивом белье — он впадал в неистовство и превращался в сексуального маньяка. Оставалось надеяться, что скоро он пресытится ею, и это странное наваждение сойдет на нет.

Отто вошел в номер и обнял ее, дверь захлопнулась — они остались вдвоем. Рене со стоном прижалась к нему, царапаясь голой кожей о его джинсы. Они целовались как сумасшедшие, и их губы разъединились только один раз на несколько секунд — пока она стаскивала с него футболку. Вся остальная одежда тоже осталась где-то по дороге от двери до кровати. Они упали на покрывало и буквально накинулись друг на друга.

Отто проснулся первым и поднял руку, чтобы посмотреть на часы. Полседьмого утра. Он подумал, времени вполне достаточно для еще одного захода перед тренировкой. Ну… вряд ли эта тренировка будет очень простой. Несмотря на то, что они перехватили почти восемь часов сна, он не чувствовал себя очень отдохнувшим. А уж если сподобится на какую-то физическую активность, то она будет скорее связана с этой девушкой, спящей на его плече, а не с лыжами. Отто представил себе, как на это отреагирует Регерс, и сморщил нос. По мнению Ромингера, Регерс был просто супер-тренером, лучшим в мире без вопросов. Но с оговорками. Таковым он мог быть только для тех, кто мог спокойно относиться к хамству и грубости, а еще к жуткой бестактности. Кто мог спокойно воспринимать характер Герхардта и его манеру выражаться, мог быть спокоен за свое спортивное будущее — Регерс был очень талантлив с точки зрения тренерской работы. Он не только видел малейшие косяки и недочеты подопечных, но умел двумя (хоть и не всегда вежливыми и литературными) словами объяснить, что не так, и что с этим делать. Он чувствовал чужое катание не хуже своего, был последователен, справедлив, настойчив и строг. Тандему Ромингер — Регерс прочили абсолютные спортивные вершины, потому что Отто был горнолыжник от Бога, а Регерс — тренер от Бога. И это было большим счастьем, что Отто не смущали манеры Регерса и его выражения, более того, он и сам не лез за словом в карман. К тому же именно Ромингеру был известен самый страшный секрет Герхардта. По мнению последнего, у него был чересчур мягкий характер, и только с помощью хамства и воплей он мог это скрывать от тех, кого он должен был держать в безоговорочном подчинении. Но даже имея дело с Ромингером, у которого был иммунитет к любой ругани и грубостям, тренер иногда перегибал палку. Когда-то их знакомство чуть не началось с драки. После этого оба прониклись друг к другу уважением, держали паритет и общались на равных — Отто не принял подчиненное положение, и Герхардт не возражал. Обоих устраивал статус-кво. Ромингер, конечно, спокойно относился к воплям и ругани, но это вовсе не значило, что его это приводило в неземной восторг. И именно сейчас меньше всего на свете ему хотелось иметь дело с кем-то, кто будет на повышенных тонах и в не самых корректных выражениях комментировать вчерашний прогул тренировки ради того, чтобы потрахаться, а также сегодняшний отходняк. Пожалуй, Регерс мог даже Отто вывести из себя риторическими экзерсисами на эту тему, а уж что будет с Рене — подумать страшно. Пожалуй, лучше ей не ездить на тренировку. И не только из-за Регерса. Сначала Отто должен оценить последствия вчерашнего скандала в лобби и настроение Клоэ. Пусть Рене поспит, отдохнет, нагуляет хороший аппетит. Сегодня Отто хотел повезти ее в какой-нибудь свински-дорогой ресторан в Санкт-Моритц (а других в Моритце в принципе не водилось).

Рене зашевелилась, прижалась к своему мужчине поплотнее, сладко вздохнула. И он утвердился в мысли, что сейчас он ее поимеет, а потом заставит остаться здесь, в отеле.

Он разбудил ее поцелуями, и у них все было нежно и не спеша. И это тоже было совершенно потрясающе. После того, как все случилось, Рене глубоко вздохнула и крепко уснула, перевернувшись на живот. На ее губах играла довольная, ублаготворенная улыбка. Отто немного полюбовался ее круглой попкой и длинными, стройными ногами и отправился завтракать.

Снова супер-джи [1]- закономерно. Первый старт сезона, он же — первый этап Кубка мира сезона 1987-88 годов — должен был состояться через 3 дня в австрийском Зёльдене. Отто не очень любил тамошние трассы, но его это не смущало. Он отлично понимал, что ему придется стартовать во второй группе только если очень повезет, а скорее всего — в третьей. Кто он такой? Да просто безвестный юниор. В прошлом сезоне его, двадцатилетнего, выпустили на взрослые этапы всего три раза. В отличие от прочих «юных звезд», он был главным образом не слаломистом, а скоростником — его основным видом всегда был скоростной спуск. Супер-джи ему удавался несколько хуже.

В прошлом году он вышел на старт супер-джи как раз в Зельдене — и вылетел. Контрольные отрезки были все в красной зоне — он мог претендовать максимум на двадцатку. Но этого не произошло — трасса оказалась слишком сложной и коварной для юниора, он слишком устал и не рассчитал риск. Зато два старта в скоростном спуске удались — один раз из этого вышла даже медаль. Бронза на Штрайфе — главная сенсация прошлого сезона. Не на Саслонге, где часто выскакивают темные лошадки, и не на Кандагаре, где самое место отчаянным ребятам вроде него (его на эти этапы и не заявляли) — на самой технически сложной трассе Кубка Мира! Именно тогда Брум заявил, что Отто — это главная ставка швейцарской команды.

Сегодня главная ставка сборной одной из самых горнолыжных стран мира вряд ли была в состоянии не то что показать приличное время на тренировке — а вообще хоть как-то финишировать. Слишком много сил у него забрали другие старты и финиши.

Отто спустился в ресторан. После завтрака он поднимется в свой номер и переоденется к тренировке. Рене, наверное, пойдет завтракать, когда проснется, а скорее всего — закажет завтрак в номер (Отто надеялся, что она поступит именно так). Он понятия не имел, как оно будет дальше и сколько еще он будет с ней. Он все еще хотел ее, причем чем больше он с ней был, тем сильнее ему хотелось еще и еще. Такого с ним в жизни не было. Обычно состояние такого дикого влечения к какой-либо девице заметно ослабевало после первого же секса. К тому же, нужно дождаться, когда у нее начнутся месячные, чтобы убедиться, что их неосторожность не имела последствий. И после этого у него будут развязаны руки. Только сейчас не хотелось об этом думать. Пока он с ней, и это потрясающе. Совсем неопытная, но схватывает все на лету, к тому же знает много забавных штучек. Иногда прикольно спать с девушкой, читающей много всякого, как она сказала, трэша, — с удовольствием подумал он. Отто немного удивляло то, что она не оказалась девственницей, потому что было абсолютно очевидно, что все ее знания ограничивались до сих пор исключительно теорией. Ну ладно, это не важно.

В ресторане было весьма многолюдно — восемь утра, самое время для завтрака, если планируешь успеть на тренировку или пораньше выбрать трассы на сегодня (в Вальдхаусе, помимо спортсменов ФГС, было довольно много туристов). Все столики были заняты. Отто шел к тому пятачку в центре зала, где были расставлены все продукты для завтрака. Хозяева «Вальдхауса» понимали, что для профессиональных спортсменов недостаточно было так называемого «континентального завтрака», состоящего из тостов, яичницы и нескольких сортов колбасы, масла и сыра. Тут можно было хорошенько заправиться мясом, разными сортами сытных каш и сотней видов выпечки. К тому же, тут знали толк в кофе, а кофе Ромингер очень любил.

Он лавировал между столиками, не замечая, что за ним, по обыкновению, следят взглядами многие из посетителей ресторана. Как обычно, небрежная грация походки, роскошная светлая грива, вызывающая красота приковывали больше внимания, чем ему бы хотелось, но на этот раз дело было в другом. Ресторан загудел как взволнованный улей, когда люди начали бурно обсуждать друг с другом сплетню о вчерашнем скандале в лобби. Отто полагал, что последствия в виде сплетен и разговоров неизбежны, но недооценил их масштаб. Теперь ему предстояло точно понять и оценить размер бедствия.

— О, смотри-ка, явление, скоблит, герой-жеребец собственной персоной, — сказал избыточно ушлый Руди Даль, зам Брума по финансовым вопросам, сидящий за одним столиком с Регерсом. Тренер вскинул голову и нехорошо прищурился.

Когда Отто подошел достаточно близко к их столу, Герхардт прогремел:

— Не проходите мимо, чемпион-осеменитель. Разделите с нами скромную трапезу.

За соседними столиками началось оживление, раздались смешки. Отто невозмутимо ухмыльнулся и помахал рукой:

— И вам доброго утречка, любезные господа. Сейчас я подойду, — Он преспокойно загрузил поднос всем тем провиантом, который должен был восстановить его силы после экстремальных энергетических затрат прошедших суток. По пути оценил тот факт, что и Регерс, и Даль, и вообще, похоже, весь отель в курсе вчерашнего скандала в лобби и предшествующих оному событий. Ну-ну. Гордо игнорируя взгляды и перешептывания, он налил себе кофе и с безмятежным видом вернулся за столик к тренеру.

— По нему видно, что недурно потрахался, не правда ли? — сладко улыбнулся Даль. Отто порадовался про себя, что оставил Рене в номере.

— Пожалуй, — процедил Регерс, зыркая на своего форварда из-под рыжих лохмов.

— Да, превосходно. — Отто непринужденно уселся за столик и пододвинул к себе тарелку с телячьей отбивной. — Ну очень проголодался, простите, сэры.

— Силенки-то беречь следует перед тренировкой, — еще более сладко пропел Даль. Регерс, которому была чужда напускная приторная вежливость Руди, вызверился:

— Возможно, он опять намеревается провести тренировку в горизонтальном положении.

— Мужики, ну нельзя же так неприкрыто завидовать, — ухмыльнулся Отто.