— Мы же целуемся! — Рене покраснела от смущения, когда он перечислил три места.

— Ты что, правда не понимаешь?

— Что я не понимаю?

— Хорош придуриваться! Я не верю, что ты этого не знаешь.

— Да чего я не знаю, Отто?

— Тебе ни о чем не говорит название «оральный секс»?

— Мы орем.

— Черт подери, Рене! Теперь придумай какой-нибудь прикол насчет слова «минет».

— А-а, да, я что-то читала, только думала, что это извращение.

Он с хохотом повалился на кровать:

— Черт, да, извращение. И еще какое! Им занимается процентов 99 пар на свете.

— Тебе это нравится? — с любопытством спросила она.

— Найди хотя бы одного мужика, которому бы это не нравилось.

Она проворчала:

— Можно подумать, я кого-то знаю, кроме тебя.

— Кого-то знаешь, — неохотно заметил он. — У тебя ведь кто-то был до меня.

* * *

— Можно подумать, тебе есть до этого дело! — Рене исподлобья посмотрела на него.

— Прости. Конечно, я не имею права тебя спрашивать.

— Имеешь, — она уткнулась в его шею. — Отто, я бы все отдала за то, чтобы никого до тебя не было.

— Рене, я вовсе не собираюсь…

— Меня изнасиловали, — сказала она, ужасаясь сама своим словам. — Больше никого не было. Ты — первый и единственный мужчина, которому я дала добровольно, потому что хотела этого.

— Прости, — пробормотал он, обнимая ее.

— Я не хочу об этом говорить. Если хочешь, ставь свой щелбан.

— И поставлю.

— И ставь.

Он отвесил ей легкий, совершенно неощутимый щелчок по носу:

— И поставил.

— А третье место — это зачем?

— Ну есть и все. Это не всем нравится и не все это делают. Я, к примеру, нет.

— Значит, ты тоже в каком-то смысле девственник? — развеселилась она.

— Ну да, так и есть. И таковым собираюсь оставаться всю жизнь.

— А во сколько лет ты потерял невинность? — с интересом просила Рене. Он приподнял ее лицо и чмокнул в нос:

— Какая же ты любопытная!

— Ну скажи. Пожалуйста. Сколько тебе было?

— Не скажу. Ты придешь в ужас и убежишь, а я еще с тобой не проделал и половины запланированного.

— Никуда я не убегу. Ну, сколько?

— Двадцать один с половиной.

— Врешь!

— Восемь.

— Иди к черту!

— Двенадцать, — Это как раз и была чистая правда, но она не поверила:

— Не смешно!

— Ни хрена не смешно, — согласился он, старательно сдерживая смех. — Когда она тебя на голову выше и все равно пищит «ой, какой ты большой мальчик!», тут не до смеха.

— Тебе было шестнадцать, — заключила Рене. — Ну в крайнем случае пятнадцать. Раньше не бывает. — видать, авторы трэша понятия не имели о том, во сколько лет мальчик может заняться сексом.

— Угу. — Он обнял ее и перекатился вместе с ней так, что она оказалась лежащей на нем сверху. — Поехали поужинаем. Тебя обязательно надо подкормить, а то ты вон совсем тощая.

— А мы не можем заказать ужин сюда?

— Мы поедем в город, — сказал Отто. — Ну давай, Рене, вылезай!

— Хорошо, — Она встала с постели и подошла к большому зеркалу в полный рост. С интересом оглядела себя, повертелась, изогнувшись в талии (Отто тоже любовался с довольной улыбкой). Рене задумчиво сказала:

— Очень хочу пирсинг. Как ты считаешь, Отто, мне пойдет пирсинг?

— Черт, нет. Ты будешь похожа на мою сестру. — Вот это вырвалось так вырвалось. Сразу столько деталей личного характера, черт подери. Он немного расслабился после разговора о потере девственности — пока она тянула, он выкручивался, а как только перестала тянуть — прямо так забылся и выложил как на духу всю мега-секретную информацию — что у него есть сестра и у сестры есть пирсинг. И Рене, разумеется, не пропустила этот его промах:

— На твою сестру? А какая она?

— Великая и ужасная, как Оз. Только с пирсингом.

Рене расхохоталась, а потом все же сердито сказала:

— Вот теперь мне все понятно. Она старшая или младшая? Или это тоже сведения, составляющие государственную тайну, наряду с твоим возрастом потери девственности?

— Тайна высшей масонской ложи, — охотно согласился он. — Я тебе разболтаю, и за нами будут гоняться зомби, чтобы нас прихлопнуть.

— Как-то ты смешиваешь, масоны и зомби — это из разных опер, — недовольно заметила девушка, надевая маленькие трусики с леопардовым принтом и дразнящими движениями разглаживая их на стройных бедрах. Отто с удовольствием следил за ней. — А у нее пирсинг где — в пупке?

— И еще в паре десятков других мест.

— В каких именно? — глаза Рене просто сверкали от любопытства, и Отто прикусил язык — не только потому, что она тянула из него информацию, которую он не имел привычки с кем-либо обсуждать, но и потому, что он как бы не должен был видеть эти другие места, которые его сестра обвешала различными драгметаллами и камнями. Он ответил:

— Вот ни за что не скажу! А то ты еще, не дай Бог, решишь, что тебе тоже это нужно, а я считаю, что в твоем теле есть некоторые местечки, которые не нуждаются ни в каких украшениях. И, кстати, пупок — в начале списка.

Рене польщено хихикнула. Отто вылез из постели и тоже начал одеваться, и она с сожалением пронаблюдала, как он натягивает трусы и тертые добела джинсы. Она вытащила из пижамной кофты леопардовый лифчик, надела и критически поизучала собственное отражение. Она, конечно же, красовалась перед любимым, и он уже начал подумывать, а не остаться ли тут… Он снова хотел ее. Даже несмотря на три раза, которые только что имели место. Но вспомнил, что через пару-тройку минут им обязательно надо быть в лобби. Именно в это время там будет особенно оживленно — начнется ужин в ресторане, и весь отель будет тусоваться в тех краях. Отто прогнал мысли о том, что пора уже разобраться с ее дерзким невинным ротиком, и натянул на себя серую футболку с длинными рукавами и полинявшим от многочисленных стирок принтом с пивной кружкой исполинского размера. Рене вспомнила, как Макс позавчера вечером назвала одежду Отто «убогими лохмотьями» — вот в этом подруга была права. Действительно, все чистое, но заношенное до ужаса. Джинсы вытерты в труху, швы обтрепаны, в некоторых местах ткань начала рваться. Лонгслив побрезговал бы надеть марсельский портовый попрошайка — принт почти не разобрать, на плече шов слегка лопнул, на рукаве пятно, которое не смогла взять стирка. Грубые мотоциклетные ботинки на тракторной подошве чистые, но исцарапанные и с обтрепанными шнурками. Рене ни за что бы не поверила, что кто бы то ни было мог бы надеть такое старье специально, но, как ни странно, в сочетании с его роскошными светло-пепельными волосами и красотой, от которой просто захватывало дух, даже получался какой-то своеобразный стебный стиль, эдакое fashion statement[1]. Что касается его сногсшибательного мускулистого тела, эти лохмотья создавали для него невероятно сексапильную оправу. Стоило бы его увидеть какому-нибудь студийному голливудскому стилисту — героев боевиков стали бы выпускать на съемочные площадки именно в таком виде. Очень мужественно, лаконично и дико секси. В общем, самое то для человека, который принципиально не желает пользоваться своей красотой и отцовскими деньгами, что тут сказать. Рене почти без иронии сказала:

— А давай мы оторвем у твоей футболки один рукав — совсем шикарный образ получится.

— А давай мы поужинаем раньше, чем умрем от голода.

— Скажите, какой голодный, — Рене застегнула джинсы, поправила на бедрах тонкий черный свитер с глубоким V-образным вырезом и быстро причесала волосы. Но, стоило ей взяться за косметичку, Отто схватил ее за руку и вытолкал из номера (Рене едва успела схватить куртку):

— Нечего тратить время на ерунду!

— Не на ерунду, а на макияж, неотесанный ты павиан!

Он фыркнул и потащил ее к лифту.


[1] Буквально — «модная заявка» — необычный, самобытный стиль

Глава 14

В лобби действительно была толпа народу, и Отто вдруг задал себе вопрос, а правильно ли он поступает, вытаскивая Рене на всеобщее обозрение? Но он знал, что это лучший способ загладить нанесенный Артуром Брауном вред. Если он сейчас правильно проведет свою роль, он положит конец этим разговорам о подстилке, позиционировав Рене как свою девушку. А он прекрасно видел, как ее расстраивают эти разговоры.

Они вышли из лифта — как по мановению волшебной палочки, шум разговоров и смех начали стихать. Рене инстинктивно замедлила шаг, но Отто решительно повел ее вперед, обвив рукой ее талию очень интимным, сексуальным, собственническим жестом.

— Отто, — прошептала она испуганно.

— Выше голову! — скомандовал он тихо. — Давай, покажем им всем, что к чему!

Она не успела даже пикнуть, как он привлек ее к себе и нежно поцеловал в губы. По лобби пронесся тихий, но единодушный вздох удивления — это был первый раз, когда Отто так откровенно целовался на публике. Так это что — получается, у него серьезно с этой крошкой? «Вот вам! — подумал он. — Это моя женщина, и она достойна уважения.» Что бы там ни случилось дальше, пока Рене Браун с ним, ее будут воспринимать, как его девушку — как раньше воспринимали Клоэ. А потом будет потом.

— Твою мать, — ахнул Артур, сидящий на диване вместе с Макс. — Смотри!

— Молодец Отто, — заметила девушка. — Скажи ему спасибо — он спасает репутацию твоей сестренки.

— После того, как сам опозорил ее!

— Это сделал ты, Арти. Пока ты не вылез со своим сольным номером, никому до них и дела не было.

Он только стиснул зубы, чтобы не выругаться.

Регерс прищурил глаза на парочку, элегантно шествующую к выходу из отеля. Ну-ну. Понятно, что ничего не понятно. Кроме того, что Ромингер, похоже, вляпался крепко.

Клоэ и Берт Эберхарт, которые отошли от витрины какого-то бутика аккурат чтобы столкнуться нос к носу с Отто и его девчушкой, были одеты для Мармит — и составляли выгодный контраст с Ромингером и Рене. Берт был в самом настоящем смокинге, а Клоэ в изящном классическом маленьком черном платье. Пусть не самый вечерний вариант, но ей оно шло бесподобно. Рядом с пусть очень красивым, но все же оборванцем Отто и малышкой Браун в скромных джинсах и мешковатой курточке они смотрелись как королевская чета рядом с убогими батраками-поденщиками. Но Отто и Рене это не волновало — он просто светился счастьем и ни на кого не смотрел, кроме своей девушки. А она не сводила с него лучистых, сияющих любовью голубых глаз.

Обе пары сдержанно кивнули друг другу и разошлись к разным входам — Берта и Клоэ ждало такси у парадного входа, а Отто и Рене прошли к выходу на стоянку отеля, к его подержанному БМВ.

Усаживая Клоэ в такси, Берт торжествующе улыбнулся и ласково сжал ее руку, и девушка с трудом удержалась от резкой отповеди. «Отто, Отто, я хочу, чтобы мы снова были вместе! Как ты смеешь так нежно обнимать эту соплячку? Зачем ты это делаешь?» Но Клоэ взяла себя в руки и мило улыбнулась своему кавалеру.

Отто открыл машину, их уже никто не видел. Он обнял Рене, сказал:

— Ты молодец. Я думаю, больше никто не посмеет сказать о тебе плохо.

— Ты думаешь? — прошептала она.

— Уверен. Ты — моя девушка, и теперь все об этом знают.

— Я правда твоя девушка? — Господи, какие глаза. Как она смотрит на него, со смесью надежды и страха, будто боится, что он скажет, что это все понарошку. Отто поцеловал ее:

— Конечно, Рене. Ты — моя девушка. И мы едем ужинать в какой-нибудь симпатичный ресторан. А потом можем поехать куда-нибудь еще.

— Правда? — обрадовалась Рене. — Может быть, на дискотеку? Потанцуем? Тут есть?..

Отто сморщил нос:

— Только не дискотека. Я не танцую.

— Как жаль, — разочарованно сказала она. — Совсем не танцуешь?

— Совсем. Даже не умею.

Она усомнилась, что профессиональный спортсмен — человек, живущий в полном ладу со своим телом — может не уметь танцевать, но он вовсе не шутил. Он не танцует, и ей пришлось с этим смириться. Хотя и интересно, почему.

— А куда тогда? — спросила она.

— Например, обратно сюда и трахаться.

— Не говори об этом так грубо, — тихо сказала она. — Ведь это так прекрасно.

— Ну да, и я о том же. Трахаться — это очень даже прекрасно. Ну можно и еще что-нибудь придумать. Как насчет погонять на снегоходах? — предложил Отто.

— Супер! — обрадовалась она, вспомнив, как мечтала о нем во время поездки на снегоходах с Арти и Макс.

Они сели в БМВ, он за руль, она рядом. Отто чисто вырулил из тесного закутка между микроавтобусом и внедорожником. Рене уже успела заметить, что машину он водит мастерски, аккуратно и уверенно, без пижонства и не быкуя. Он все делал хорошо, этот Отто Ромингер — и проходил горнолыжные трассы, и занимался любовью, и водил машину. Рене была уверена, что он делает хорошо все, за что только берется.