Сандрин Леманн - Волк в капкане

Они въехали в город. В салоне негромко играло радио. Они молчали, может потому что сегодня уже очень многое сказали друг другу. Она полезла за сигаретами и небрежно и весело спросила:

— Скажи, а в такой исторически ценной выигранной в покер машине можно курить?

— Можно, — он тоже достал сигареты.

— А куда мы едем?

— Сам не знаю. Хочу найти маленькое местечко, где можно будет и поесть, и тебя потискать.

— Ооо!!! — застонала Рене. — Прекрати, Ромингер! Так нельзя!

— Что не так? — невинно улыбнулся он.

— Да я постоянно тебя хочу! Это просто невозможно!

— А чем ты недовольна? — ухмыльнулся он с очень довольным видом.

— Черт! — в сердцах буркнула она. — Потому что… сидеть больно… и постоянно трусы мокрые.

Он развеселился:

— Правда что ли? Надо проверить.

— И думать забудь! Твои проверки кончатся тем, что мы начнем… ой… прямо тут на обочине! Просто прекрати меня все время возбуждать! Мне и так сегодня весь день больно ходить было!

— Ого, — он приподнял бровь, небрежно протянул руку и легонько нажал между ее бедрами: — Горячо…

— Конечно, горячо, — буркнула Рене. — С таким-то горячим парнем.

— А у тебя есть там такая классная штучка, — вдруг хихикнул он. — Ну как она мне нравится. Вот она чертовски горячая.

— Родинка? Ты говорил…

— Нет, я не о родинке. Знаешь, когда я там прикасаюсь, ты сразу становишься такаа-ая мокрая. И так стонешь.

Рене покраснела. Отто выехал на ярко освещенную площадь.

— Ты опять! — простонала она. — Если не прекратишь, я вылезу из машины и сяду в снег. Чтобы остыть.

Он снова захохотал. Ему и в голову не приходило, как много он смеется, когда они вместе.

— Мне тоже придется сесть в снег. Посидим в снегу рядом?

— Нет. Мы и в снегу начнем тра… Черт! Все из-за тебя!

— Да что ты вопишь? Во, смотри.

Они въехали в какой-то маленький переулок в стороне от ярко освещенного центра. Позади деревьев, увитых разноцветными электрическими гирляндами, стоял деревянный симпатичный домик, на котором красовалась вывеска очень старинного вида «Шварц Джованни».

— По-моему, недурно, — сказал Отто, направляя БМВ к маленькой полупустой стоянке у кафе. Забавно, подумал он, что он ухаживает за Рене. Именно ухаживает, причем не до постели, когда это имело бы какой-то практический смысл, а после. И только частично ради реставрации ее реноме. Главным образом все же потому, что ему так хочется. Хочется отвести ее в ресторан, посидеть с ней, подразнить и посмеяться. До сих пор он водил в рестораны только Рэчел и Клоэ. Рэчел — потому что ей нужно было светиться и потому что ей это нравилось. Клоэ — потому что это было частью соглашения (им тоже надо было светиться, чтобы все знали, что они — пара). Кстати, платили они при этом пополам. А Рене была первой девушкой, с которой ему именно хотелось поужинать где-то. Вот он и ужинает. А зачем ему было куда-то водить других, затевать все эти сложности с кабаками, если девчонки и без того за ним бегали? Еще тратить на них деньги и выслушивать за столом все их глупости — да много чести. Девушки ему были нужны только для секса, и больше ни для чего. Ужинать и разговаривать он предпочитал с мужчинами. Оно и спокойнее, и приятнее, и дешевле обходится. Даже странно, почему ему интересно просто поговорить с этой — она, конечно, забавная и довольно остроумна, но… Ладно, что толку думать об этом. Он восстанавливает ее репутацию, вот и все. Надо просто держать это в уме.

* * *

Ресторанчик оказался вполне в его вкусе — маленький и уютный. Бревенчатые стены, всякая интересная кухонная утварь на деревянных столбах, единственный источник света — камин, укромные столики. Они заняли маленький круглый столик между окном и камином. Еще до того, как им принесли меню, Отто успел дотянуться под столом до Рене и нащупать сквозь ее джинсы все, что ему было нужно. Ему доставляло невероятное наслаждение видеть, что ее губы приоткрылись, дыхание убыстряется, а его пальцам становится горячо даже сквозь грубую джинсовую ткань.

— Ты опять это делаешь, — прошептала она.

— Что именно?

— Это. Заводишь меня. Перестань. Мы в общественном месте.

— Если дело дойдет до того, мы всегда можем пойти в машину.

— Я готова, — застенчиво сказала Рене, и он опять расхохотался:

— Угомонись, нимфоманка. Надо заказать чего-нибудь и поужинать.

— Опять ты о еде!

— Уже определись — или я все время о сексе, или о еде.

— Надо сменить тему, — Рене потупилась. — Мне неудобно… кругом люди, а мы про это…

— Предлагаю обсудить тенденции колебаний кросс-курсов европейских валют в течение последних трех лет. Это достаточно нейтральная для тебя тема?

— Все веселишься?

— Естественно, фройляйн.

— А зачем тебе учиться на МВА, раз ты профессиональный спортсмен?

Отто пожал плечами:

— Всегда надо иметь что-то помимо основной ставки. Нельзя заниматься профессиональным спортом всю жизнь — большинство уходят лет в 30, ну максимум в 35. Потом надо придумывать что-то другое. Иметь какую-то другую профессию.

— То есть у всех помимо лыж есть какая-то профессия?

— Нет, конечно. Многие начинают репу чесать уже ближе к завершению карьеры. Некоторые уходят в спортивную индустрию. Некоторые — в околоспортивную коммерцию или на спортивные каналы. Некоторые, кому хватило ума создать приличный капитал, занимаются инвестициями и живут на это. — Как только разговор стал относительно нейтральным, Рене уже не нужно было вытягивать из него каждое слово клещами, как в попытках разговоров про него самого или его семью. Но ее все равно интересовал больше он сам, чем теоретическая информация о профи-спорте.

— А ты что будешь делать со своим МВА?

— А что люди обычно делают? Чаще всего набирают опыт в качестве наемных работников и менеджеров, потом открывают свой бизнес.

— И ты так же хочешь?

— Возможно. У меня есть время определиться — лет десять-пятнадцать примерно.

— А как насчет банка твоего отца?

Он быстренько закрылся:

— Не думал об этом. Тебе надо поесть плотно, малыш, у нас впереди длинная и вполне деятельная ночь.

— А скажи, почему все-таки ты не танцуешь? Это же так классно…

— А ты почему не занимаешься дельтапланеризмом? Это тоже очень классно.

Рене насупилась. Этот человек, вполне вероятно, использовал МВА как прикрытие, а на самом деле учился в школе, которая готовит шпионов — вытягивать из него информацию было совершенно безнадежным делом. В отместку она сказала:

— Всю жизнь мечтала, что мой парень будет хорошо танцевать. А еще играть на гитаре. И, в идеале, петь. Мне не повезло?

— Жизнь сурова, — ухмыльнулся Отто. — Я не играю ни на чем, кроме как на нервах. Вот это мне удается очень хорошо.

— Я уже оценила, — Рене закурила и улыбнулась ему сквозь дым. — Как насчет спеть?

— От моего пения вороны дохнут на лету.

— От зависти?

Он хохотнул:

— Нет, от разрыва сердца.

— И все равно, человек, который так двигается, как ты, запросто мог бы танцевать.

— У меня нет слуха, я ни за что в ритм не попаду.

— У Артура тоже нет слуха и голоса, но он отлично танцует.

— Настолько отлично, чтобы скомпенсировать все те глупости, которые он творит в свободное от танцев время?

— Ого, — сказала Рене. — У тебя злой язык, да?

— Нет, очень добрый и иногда даже слюнявый. — Отто передал ей меню в темно-вишневой кожаной папке: — Заказывай, малыш.

Рене сосредоточенно посмотрела на толстую папку:

— Я бы тебя съела.

— И я тебя тоже бы съел, — согласился Отто. — Ну раз уж мы в ресторане, давай съедим чего-нибудь еще. — Он повернулся в официанту, который стоял рядом с их столиком с подчеркнуто отсутствующим видом: — Мне, пожалуйста, принесите сразу кофе — черный двойной эспрессо, без сахара. Рене, что будешь пить?

— Фанту.

— Может, выпьешь вина или какой-нибудь лонг-дринк? Я заказал кофе, потому что за рулем. Чуть позднее закажу себе немного пива. Когда будет чем закусить.

— Хорошо, — Рене улыбнулась: — Тогда Куба-либре, пожалуйста.

— Отлично, — сказал Отто. — Тебя развезет от рома, и ты будешь себя непристойно вести. А я воспользуюсь твоим беспомощным состоянием и совершу над тобой какую-нибудь гнусность.

— Лучше соверши ее подо мной, — отпарировала Рене. — Мне сегодня понравилось сверху.

Он расхохотался. Как же ему нравилось дразнить ее, и как она прикалывала его в ответ!

— Хорошая новость. Если захочешь составить краткую повестку сегодняшнего вечера — у тебя уже есть первый пункт. Гнусность сверху.

— Если ты еще раз скажешь про это «гнусность», я помою тебе рот с мылом, — пригрозила Рене. — Это никакая не гнусность. Просто очень сладкий грех.

— О Боже. Только не говори, что ты католичка!

— Вовсе нет. Просто с точки зрения общепринятой морали…

— Тебя это сильно напрягает?

— Нет. И я не согласна, что это грешно или плохо.

— Это не плохо. Разве может что-то настолько приятное быть плохим? Ну и потом, это же вообще, можно сказать, твой патриотический долг. Вот вдохновишь ты меня на победу в воскресенье…

— А что будет в воскресенье? — насторожилась Рене.

— Супер-джи в Зельдене.

— Где? В Австрии?

— Ну да. — Отто ухватился за пачку Мальборо, вытряхнул сигарету. Черт… до шестого числа всего ничего! Сегодня третье. А он же планировал приурочить к отъезду в Зельден их расставание. Но так быстро?! Он еще не готов!

— А это что — этап кубка мира?

— Да. Первый в этом сезоне.

— Я боюсь, что Артур не возьмет меня с собой, — тихо сказала Рене, опустив глаза.

— Зачем тебе надо, чтобы он брал тебя с собой? У тебя швейцарское гражданство?

— Конечно.

— Тогда тебе не нужна виза. И… — Отто сам, добровольно вложил голову в петлю: — Я сам тебя возьму — поедем туда на моей машине. Отсюда меньше 200 километров. ОК?

Рене повеселела:

— Здорово!

И он окончательно добил свое драгоценное, лелеемое одиночество:

— Я попрошу, чтобы мне поменяли номер на двухместный.

Черт, черт, черт! На что он подписывается? А если она за эти 3 дня ему надоест? Куда он ее денет? Зачем он взваливает себе на плечи такую обузу? Да он никогда в жизни ни с кем не жил в двухместном номере! Даже по молодости лет и по бедности — когда ездили на какие-то выездные сборы, он доплачивал из своего кармана, даже вынимая последние деньги, только бы жить в одноместном номере. Его свободолюбивая и независимая натура восставала против необходимости подстраиваться под кого-то — когда ложиться спать, когда идти завтракать, кому оставить ключ и так далее. Он терпеть не мог разбросанные чужие носки на полу, чужую зубную щетку в ванной, чей-то храп ночью и все такое прочее. Он не любил разговаривать на какие-то глупые темы только потому, что его соседу припала охота порассказывать про то, какая сука подруга его девушки, или получить консультацию признанного гуру о том, как заставить женщину испытать оргазм. С девушкой еще того хуже — спать в одной постели! Вечно одеяло фиг поделишь, и она будет ерзать и толкаться, сопеть в ухо, с ней будет жарко и тесно, и вообще — разве же с ними уснешь? Ну и те же прелести — чужие шмотки, в сто раз больше туалетных принадлежностей в ванной и в пятьсот раз больше глупой болтовни. А тут — вуаля, сам, добровольно, ляпнул такое! Он, конечно, пока не миллионер даже в первом приближении, но уже и не полунищий студент-автомеханик, не разорился бы оплатить одноместный номер поблизости от себя для своей любовницы. Ан нет… Идиот!!!

— Отто? Что случилось?

— Ничего, — пробормотал он. — Вспомнил, что десятого надо успеть сдать зачет в универе. — Он напомнил себе, что сейчас занимается восстановлением репутации Рене, а для этого двухместный номер — просто самое то: так он ее возводит в абсолютно официальный статус своей женщины, даже серьезнее Клоэ, с которой он никогда в жизни не жил в двухместном номере. Но что толку обманывать себя — он сказал это (а значит, и сделает) не из-за ее репутации и не ради исправления косяков балбеса Брауна, а исключительно потому, что ему так захотелось. И вот как раз это опаснее всего. Ему захотелось! А чего ему захочется потом? Предложить съехаться и жить вместе? Что он вытворяет? Все скалил зубы над импульсивностью старины Арти, а теперь сам туда же.

— Эй, а ты его как-нибудь зовешь? — вдруг спросила Рене.

— Кого?

Она смутилась:

— Ну… его. Твоего. Ну ты же меня понял!