— Понимаешь, отец мою жизнь распланировал с пеленок. А мне оставалось только следовать его плану. А я этого не хотел. Вот и все, ничего особенного.

— Настолько не хотел, что пошел в спорт? Отто, я же не просто девочка с улицы, я тоже кое-что в этом понимаю. Мой брат катается в одном клубе с тобой. Мне кажется, что тут простой выбор — или ты живешь как все, или ты профессиональный спортсмен. Приходится слишком много работать и от многого отказываться.

— Как-то на Брауна это непохоже, — Отто не мог не пустить шпильку. — Браун и много работы — это две вещи несовместные.

— Тем более — значит, ты пашешь еще больше.

— Рене, мне нравится спорт. Я делал выбор между несколькими видами, где у меня были хорошие результаты. Еще футбол, плаванье, теннис. Я выбрал лыжи, потому что мне нравится скорость и риск. Вот и все. Может быть, я просто способный. Может быть, мне повезло. Так или иначе, мне это нравится. И все. Больше ничего нет, и не ищи никаких скрытых мотивов.

— А твоей семье понравилось это твое решение?

— Я их не спрашивал.

— Они сами не сказали?

— Ну мы опять будем толочь воду в ступе про мою семью?

— А тебе не приходит в голову, что я хочу хоть что-то знать о человеке, с которым у меня такие отношения?

— Какие это «такие»? — со смешком уточнил он.

— Вроде как близкие. Я почему-то полагаю, что когда люди большую часть времени проводят вместе в голом виде и занимаются этим делом, то у них близкие отношения. Значит, они должны быть честными друг с другом. А если ты скажешь, что постель — не повод для знакомства, я тебе стукну вот этим по голове.

Отто с опасливым уважением посмотрел на тяжелую сковороду, на которой лежал шипящий кусок мяса.

— Ну что ты. Это очень даже полновесный повод. А как получилось, что Артур тебя именно сейчас привез сюда?

* * *

Рене помрачнела. Она бы с удовольствием отвертелась от ответа, но кто только что настаивал на честности и праве «что-то» знать о нем? Она даже не заметила, что он ненавязчиво сменил тему, переведя стрелки на нее.

— Я же говорила тебе. Меня изнасиловали. Он узнал об этом и решил меня вроде как позащищать и поутешать.

— Так это недавно случилось? — Отто нахмурился.

— Недавно. Восемь дней назад.

— А до этого…

— До этого я была девушкой. Он сначала пытался уговорить меня по-хорошему, а когда не вышло, побил и…

Его глаза сверкнули, Рене поняла, что он разозлился. Он сказал сквозь зубы:

— Надеюсь, ты скажешь, что это за урод и где его найти. Я ему шею сверну.

Ей порядком надоели разговоры на эту тему:

— Ни черта ты ему не будешь сворачивать. Вы тут все такие мстители офигенные. А потом поедете дальше соревноваться, а он меня опять найдет. Именно когда поблизости никого из вас не будет.

Отто приподнял одну бровь и задумчиво посмотрел на нее. Он понимал, что в этом есть резон. Но при одной мысли о том, что кто-то вот так с ней поступил, он просто зверел. Она такая… а он ее… да еще и побил. Но настаивать на развитии этой темы он не стал. Он просто спросил:

— А ты умеешь стрелять?

— Нет. У Артура есть какой-то пистолет дома, но я не умею. А ты?

— Я умею, конечно. Я военнообязанный.

— И на стрелковые сборы[1] ездишь?

— А то.

— Мой троюродный брат в папской гвардии, в Ватикане, — сообщила она. — И знаешь что? Он ни фига даже эту форму красивую не носит. Просто камуфляж.

— И его это сильно расстраивает?

— Иди ты. Отто… А ты только в покер играть умеешь?

— Не только. Я много во что умею. Например, в преферанс.

— А что это такое?

— Это тоже карточная игра. Русская. В Европе ее почти не знают.

— А ты откуда знаешь?

— От деда.

— Твой дед русский?

— Нет.

— Откуда тогда он?..

— Кто-то из друзей научил еще в молодости. Дед был очень азартным человеком.

— Был?

— Он умер год назад. От сердечного приступа.

— Извини.

— В преферанс играют втроем. Так получилось, что ему в какой-то момент стало не с кем играть, нужен был третий, вот он и начал меня учить, когда мне 8 лет было. Лет в одиннадцать я уже хорошо играл.

— А второй кто был?

— У него остался один слуга. Типа сразу и повар, и дворецкий. Хотя последние годы он уже не был слугой. Тоже старик, его звали Мартье. Ему кроме деда деться некуда было, вот они так и состарились в одном доме. Дед ему даже зарплату не платил, они жили на то, что у них обоих было, и все. У отца дед тоже никогда ничего не брал.

Рене смотрела на него буквально разинув рот. Почему после всех этих скудных сведений, которые она тащила из него клещами, он вдруг разговорился? Решил, что дед и преферанс — не настолько секретная тема, как возраст сестры или отношение его родителей к тому, что сын стал профессиональным спортсменом?

— Кем же он был, твой дед, если у него были слуги?

— Он был из старой семьи, с большими владениями. Потом от состояния, конечно, мало что осталось, только один этот дом, на содержание которого у него никогда не было денег.

— Ты его любил?

— Да. Я его очень любил. Он был очень классным стариканом, только сварливый, не тем будь помянут, вспыльчивый и пил много. И этот приступ у него был во время игры, хоть и в деревне — помочь не успели, сразу — всё. Мартье к тому времени умер. И поэтому дед начал ездить играть в бар в деревню. В покер — там никто не знал преферанс. Мне очень жаль, что я редко к нему ездил. Деду было очень одиноко.

— А это чей был дед, со стороны матери?

— Да.

— И она тоже к нему ездила? И сестра?

Отто хмуро смотрел на свои руки:

— Не ездили. Да и он сам их видеть не хотел. И моего отца не любил. Почему-то только меня терпел.

— Почему? — Господи, она просто не верила своему счастью. Он говорил ей все это. Сам, без никаких клещей. Говорил… и сам не понимал, что с ним такое — может, она улучила момент и подлила ему в пиво правдивую сыворотку? Он так разболтался. Он никогда никому столько всего не рассказывал. Почему вдруг начал болтать сейчас? Почему-то захотелось разделить с этой девушкой, которая вдруг подобралась так близко к нему, какую-то частичку своей жизни.

— Не знаю. Дед отцу был очень много денег должен. Еще до отцовой женитьбы попытался заниматься бизнесом, взял кредит, но разорился. Потом дед смеялся, что он у меня долг в карты обратно отыграет. Он так с тем долгом и не расплатился. Отец говорил, что он этот долг списал. Ну ты понимаешь, что так не бывает. Конечно, он его по правде не списал, а сам закрыл. Дед это тоже понимал. Его это здорово заедало. Он страшно гордый был.

— Родовая аристократия? Еще и с титулом, наверное?

Отто неохотно кивнул:

— Да. Граф.

— Так получается, что твоя мать — аристократка по рождению?

Она почти ожидала, что он закроется, не захочет отвечать, и совершенно не удивилась, когда это и произошло:

— Хорошее пиво. Жаль, что больше нельзя заказать.

— Отто, — жалобно сказала она. — Мне же про тебя интересно. Ты никогда ничего мне не рассказываешь!

— Я тебе очень много рассказал. Никогда и никому столько еще не рассказывал. Не знаю, чем ты недовольна.

— Ты ничего не рассказал! Я хочу про тебя что-то узнать, а ты тут же закрываешься, прячешься как кролик в норку, и ищи-свищи…

— Глупости. Я весь — открытая книга, — рассеянно улыбнулся Отто, передвигая по столу солонку.

— Тогда скажи, почему у тебя плохие отношения с родителями?

— С чего ты взяла, что плохие?

— Я не слепая. Мне достаточно того, как меняются твои глаза,

когда разговор о них заходит. Почему?

Он пожал плечами. Рене четко ощутила какой-то мощный защитный барьер, невидимую стену, которую он воздвиг, чтобы никто не мог заглянуть и увидеть что-то, не предназначенное для чужих. Ее это обидело до глубины души. Она чужая? Все еще чужая для него? Почему он ведет себя с ней, как с чертовой журналисткой из таблоида? У нее задрожали губы от обиды. Отто обратил внимание, и почему-то его это тронуло. Девчонка действительно хочет что-то о нем знать, он знает, что она его любит, и с его стороны, наверное, свинство так вилять. Он тяжело вздохнул:

— У меня не плохие отношения с ними. Просто — дипломатические. Нейтральные. Отец хотел, чтобы я жил, как он считает нужным. У меня другая точка зрения. Поэтому я и… ушел в автономку. Я ответил на твой вопрос?

— Почему ты никогда не упоминаешь мать? У нее вообще нет права голоса? У нее тоже плохие отношения с твоим отцом?

— Господи, ты когда-нибудь уймешься, Рене?

И вот тут она поняла, что заступает черту. Почему при упоминании о матери у него в глазах такая бездна боли и обиды? А голос отстраненный, равнодушный.

— Извини, — прошептала она. — Просто… мне так хотелось про тебя что-то знать.

— Ты знаешь уже в разы больше, чем другие.

— Просто я понимаю, что ты совсем один… Я и то не настолько. У меня есть брат и бабушка с дедушкой в Женеве. А у тебя будто совсем никого нет.

Он закрылся наглухо. Это было так же заметно, как если бы он захлопнул дверь у нее перед носом. Видимо, начал поспешно восстанавливать дистанцию. Он слишком много сказал ей. Проворчал:

— Я рад, что все именно так, как есть. Я научился рассчитывать только на себя. Мне ничего ни от кого не нужно. У меня все отлично.

Рене ласково погладила его руку.

— Отто, ты просто очень сильный. А мне мамы до сих пор не хватает. Она есть где-то, но я ее совсем не помню.

— Я думаю, пока твой отец был жив, она была вам образцово-показательной матерью.

Рене удивилась.

— Я не помню. Мне было 4 года, когда он погиб. Хотя… да, наверное, так и было.

— Как это произошло?

— Автокатастрофа. У него была спортивная машина, он гонял как сумасшедший. Вот и вылетел с дороги и в дерево.

— Понимаю.

— Он один был в машине. Когда я ездила с ним в машине, меня всегда ужасно укачивало и тошнило. Ни с кем не укачивало, только с ним. Вот так он гонял.

— А сколько тебе лет было, когда твоя мать уехала?

— Четыре. А Артуру почти шесть.

— Не понял, так вы с кем жили?

— У нас была бабушка, я же тебе говорила. Она в Цюрихе жила, и нас привезла к себе. Она умерла, когда мне было 15 лет.

Отто отодвинул пустую тарелку из-под ти-бон и закурил:

— Значит, ты тоже самостоятельная.

— Не знаю, — Рене пожала плечами. — Я никаких решений не принимала никогда. Разве что выбрала факультет, на котором буду учиться. Бабушка позаботилась о том, чтобы у нас были деньги, но оставила довольно много условий, которые мы должны оба выполнять. Например, мы оба должны были до 21 года поступить в университет.

— Ну ты поступила, а как насчет Брауна?

— Он на будущий год будет поступать. У него еще год в запасе. Вот так и получается, что я всегда знала, что и когда я должна делать. Окончить школу, поступить в универ, не пить, не употреблять наркотики. Спасибо еще, что она про курево не упомянула — наверное, забыла. Что тут решать? Никакой самостоятельности тут нет. Вот ты — да, ты все планы в своем отношении задвинул и начал жить как решил сам. Думаю, у тебя семья не в восторге от того, что ты стал профессиональным спортсменом?

Отто невольно усмехнулся:

— Не то слово. Но им пришлось смириться.

Рене погладила его по щеке:

— Я вернусь через минутку.

Пока ее не было, Отто докуривал сигарету и пытался осознать, почему он вдруг так разболтался. Как-то она все время умудряется близко подбираться. Он ей уже выложил то, чего никому не говорил. Практически все из того, о чем они говорили сегодня, он озвучил впервые в жизни. И вообще он как-то мало говорил с девушками, о чем с ними говорить? И зачем? Они вроде как для другого предназначены. А эта оказалась для всего. Отто подумал, что надо бы восстановить дистанцию… Но как?


[1] Мужчины-швейцарцы почти на 100 % военнообязанные и должны участвовать в стрелковых сборах (почти ежегодно)

Глава 16

Она вернулась и сразу сообщила:

— Отто. У меня это… начались дела.

Фффухх!!! Пронесло. Больше никогда-никогда без резинок!!! И тут же Отто подумал, черт, у нее дела, и что теперь с ней можно делать? Это она что — на 4 дня выпадает из жизни? Раньше он как-то не парился и не имел дел с девушками во время их месячных. Зачем? На одну, у которой месячные, всегда приходилась сотня, у которых месячных в этот момент не было, выбирай любую. А сейчас он даже думать не хотел о том, чтобы перекантоваться эти 4 дня с какой-то другой, у которой нет сейчас месячных. У Рене на этот счет было что сказать: