— Вот это дьявол! Отродясь такого не видел!

Брум мог бы присоединиться к этому высказыванию — оно было вполне в его духе. Но какое там — он просто был вне себя от счастья. Несмотря на все свои выходки, несмотря на все неприятности, которые этот парень имел склонность собирать на свою задницу, он победил, оправдал возложенные на него надежды! И это только начало!

И всем отчаянно хотелось расспросить победителя — что это было? Что может почувствовать человек, поймавший за хвост госпожу удачу, который работал всю жизнь на свою мечту, и наконец она осуществилась? Но он был занят. И у него был свой вопрос, который волновал его именно в эту самую минуту и который он выдохнул в ухо своей девушки, едва закончив поцелуй:

— Кончилось?

— Да, — прошептала она, и он снова счастливо улыбнулся.

— Эй ты, забирай свои дрова, Россиньоль тебя кастрирует! — прошипел сзади Регерс и весьма грубо сунул лыжи между обнимающейся парочкой. Отто невозмутимо оглядел господина тренера тем самым взглядом, который приберегал исключительно для него, и любезно спросил:

— Рене, ты уже знакома с этим изысканным эстетом, аристократом духа, мсье Регерсом?

Девушка неуверенно улыбнулась, не зная, как реагировать. Она не была знакома, но уже вполне наслышана о манерах Герхардта, хоть и не ожидала, что нечто подобное произойдет прямо перед камерами, и ей придется в этом участвовать. Впрочем, Отто, как и во время той памятной сцены с Артуром, сгладил углы — он забрал лыжи и сообщил тренеру:

— Это Рене Браун, знакомься и будь с ней повежливее — она меня сегодня вдохновила.

Регерс с интересом оглядел девушку:

— Очень приятно. Вы на меня не обижайтесь, я вежливо не умею. Но вообще я белый и пушистый.

— Буду иметь в виду, — улыбнулась Рене, облегченно вздохнув — вроде все успокоилось. Но тут же спросила Отто:

— А ты должен держать лыжи?

— Да, это условие спонсорского соглашения.

— Что такое спонсорское соглашение?

Отто хотел было начать объяснять, но тут активизировались журналисты, которые притихли от любопытства на время разборок с Регерсом. Сразу трое протягивали свои микрофоны к Отто и взахлеб засыпали его вопросами, и еще несколько пробирались к ним, причем с камерами:

— Что ты чувствуешь, взяв золото из третьей группы? В каком состоянии была трасса? Кого из сегодняшних участников ты больше всего опасался? Была ли заранее уверенность в победе? Хайнер считает, что ты можешь стать звездой мирового масштаба — что ты об этом думаешь? А это твоя девушка? У вас все серьезно?

Отто обаятельно улыбнулся и мягко ответил:

— Простите, господа, но давайте с остальным подождем до пресс-конференции, сейчас начнется награждение.

Под шумок успели съехать оставшиеся семь участников — самое высокое занятое одним из них место было аж тридцать девятым. На финишный круг вынесли пьедестал — пора было выдвигаться, чтобы получить свое. Но сперва он должен был позаботиться о Рене.

Отто не отличался наивностью и прекрасно понимал, что теперь достоянием общественности станут все аспекты его жизни, до которых газетчики только смогут докопаться. Ему припомнят все, вплоть до школьных шалостей и двоек. Раскопают, что у него был роман с моделью, про то, что из-за него женщина покончила с собой, но это все его мало задевало, в конце концов, это их работа. Рэчел с этим справится, да она и любит дополнительное паблисити, а Моне от этого хуже уже не будет. А вот тот факт, что последняя рокировка с выводом за штат Клоэ и громким началом отношений с Рене наверняка заинтересует репортеров куда больше прошлых дел, был неоспорим, и его это здорово напрягало. Он категорически не хотел, чтобы они донимали Рене. Он не желал сам отвечать на скользкие вопросы. В нем просто все бунтовало от одной мысли о том, что нечто настолько важное и сокровенное, настолько непонятное ему самому, станет обсуждаться на всех углах. Он понимал, что, пока он будет красоваться на первой ступени пьедестала, Рене возьмут в оборот. И понимал, что он этого не допустит.

Регерс мог быть занудой, хамом, занозой в заднице и холерной бациллой, но одного у Герхардта было не отнять — на него всегда можно было положиться. Отто хлопнул тренера по спине, привлекая его внимание.

— Мне надо отлучиться на пару минут. Поухаживаешь тут за Рене? Смотри, чтобы к ней не лезли.

— Да ладно, что — первый раз замужем? — отмахнулся Регерс и галантно предложил Рене сигареты: — Мадемуазель, не изволите ли?

Отто улыбнулся Рене через плечо и направился на круг к пьедесталу, чтобы получить свое первое золото, завоеванное на этапе розыгрыша Кубка Мира. И первые серьезные призовые, несоизмеримые с его заработками до сих пор.

Медаль на шее, сертификат на 40 тысяч франков — и первые сто очков сезона в общем зачете, и столько же в супер-джи. Пусть аналитики до хрипоты утверждают, что он слишком молод для того, чтобы быть стабильным, ему плевать — он знал, что теперь его уже никто не остановит. Прирожденный победитель вышел на тропу славы, новое солнце взошло над горизонтом. Он широко улыбался, и тысячи кадров запечатлели его улыбку, которой суждено было стать ничуть не менее знаменитой, чем его филигранная техника прохождения виражей.

Краем глаза он не забывал следить за происходящим у трибуны победителей, где новоиспеченный аристократ духа любезничал с Рене. Отто скромно подумал, что он не только замечательный горнолыжник, но еще и гениальный психолог. Вот так буквально парой слов превратить рычащего льва в ягненка — это дорогого стоит.

Награждение закончилось, и Отто волновал только вопрос, как бы сейчас умыкнуть Рене отсюда и получить обещанное вознаграждение. Ну или хотя бы аванс. И чтобы на хвост не сел ни один из этих ушлых типов, которые выстроились в очередь, чтобы задать ему пару вопросов. Отто не сомневался, что уже до пресс-конференции они начнут копать и таки раскопают многое из того, что он хотел бы скрыть. А потом примутся всерьез за него, за Рене и за Клоэ. Ну, Клоэ нет в Зельдене, она не приехала сюда — и это уже хорошо. Найдут ли ее дома? Как она отреагирует? К примеру, сольет ли газетчикам дивную тайну их реальных отношений? Договоренность, призванную прикрывать его охоту до баб? Нет, решил он. Она сделает это только в том случае, если будет уверена, что между ними кончено все и навсегда. Да и то, только если обида и злость перевесит здравый смысл и гордость. Чтобы сохранить лицо, Клоэ должна просто занять такую позицию, что, мол, любовь прошла, увяли помидоры, мы слишком разные люди. А вот что касается Рене, которая не имела дел с этой публикой до сих пор… Он понимал, что из нее журналисты при желании могут вытянуть все, что угодно, значит, он должен как можно быстрее продумать, как держать их на расстоянии от Рене и на всякий случай проинструктировать ее, как с ними вести себя. А сейчас надо мотать отсюда — пресс-конференция начнется всего лишь через полтора часа.

Чудом было уже то, что ему вообще дали дойти до машины. Пришлось клятвенно пообещать подробнейшие ответы на все вопросы на пресс-конференции. В салоне БМВ оказалось теплее, чем на улице — солнце нагрело черную машину. Рене хотела броситься к нему на шею, но Отто ее удержал — вокруг все еще было много любопытных глаз.

— Подожди, малыш, давай хотя бы выедем отсюда.

— А когда мы выедем — так сразу все будет? — лукаво спросила девушка.

— Ну уж нет. Сразу все будет как у больших, — важно ответил он. — В отеле, на большой кровати, без того, чтобы кто-то норовил сунуть камеру в окно. А сейчас я тебя просто полапаю.

— А, это так сейчас называется? — хихикнула Рене. БМВ вырулил со стоянки. Отто убедился, что никому не пришло в голову поехать следом за ними, и через минут пятнадцать ходу (причем ехали в противоположную от Зельдена сторону) нашел какую-то почти нерасчищенную козью тропу, которая уходила в лес, в сторону от дороги. Пока можно было ехать, они ехали — удалось убрать машину из зоны видимости с дороги. Наконец, машина благополучно укрылась в тени под какой-то скалой, Отто сдал назад, чтобы совсем спрятаться, обернулся к Рене, отстегнул ее ремень безопасности и потащил ее к себе. Она с готовностью подчинилась.

Он провел четыре дня, не занимаясь с ней любовью, и сейчас дрожал от нетерпения. Аванс? Полапать? Неужели? Ему этого не хватит. Надо только быть осторожнее… Он все еще слишком взбудоражен, может потерять контроль над собой, причинить ей боль. Нужно держать себя в руках…

Рене суетилась с его курткой, расстегивала молнию, потом добралась до стартовой майки и застонала от досады — снять ее, не снимая куртку, было невозможно, а куртку снять она не могла — мешала теснота салона маленького автомобиля. Она задрала майку со счастливым 54-м номером вверх и расстегнула стартовый комбинезон, также задрала вверх верхнюю часть термобелья и начала неуклюже возиться в районе его пояса, чтобы добраться до него.

— Я весь потный, — пробормотал он.

— Пусть, — Она лизнула его грудь, прикусила мышцу. — Я и хочу тебя таким.

Отто до максимума отодвинул сиденье назад, но это не сильно улучшило ситуацию. Они все время стукались то об окна, то о потолок. Рене ерзала у него на коленях, терлась об него раскрытыми бедрами, оба тяжело дышали, уже не в силах терпеть. Он каким-то акробатическим чудом стащил с нее джинсы, трусики упорно не поддавались, и он пальцами сдвинул их в сторону, чтобы не мешали. В его голове промелькнули две слабые мысли — первая была насчет того, что надо бы оглядеться, что никто их тут не пасет, и в вечерних спортивных таблоидах не появится картинка… а вторая — что в бардачке машины лежит куча презервативов. Впрочем, про картинку волноваться не стоило — через несколько минут стекла машины запотели так, что никакая оптика не могла бы дать мало-мальски приличный снимок снаружи, а до бардачка он просто не смог дотянуться, ничего, успеет еще. Только он собрался все же достать резинку, Рене нащупала рычажок на спинке кресла, и он оказался лежащим под ней, и тут уж совсем невозможно достать… Черт с ним. Один раз… К тому же, только после месячных…

Они накинулись друг на друга, как безумные. Пусть неудобно и тесно, пусть мало времени, что угодно — они так изголодались друг по другу. Он так боялся на остаточном адреналине причинить ей боль, но, похоже, зря — она приветствовала его силу и натиск, ее крики и стоны распалили его до полного неистовства. Быстро, яростно, отчаянно — и вместе, одновременно улететь. Потом лежали обнявшись несколько минут, молча, слушая дыхание друг друга, и наконец Рене вздохнула:

— Как хорошо…

— Да, — пробормотал он, уткнувшись лицом в ее шею, вдыхая легкий, волнующий запах ее волос. Они пахли цветами и персиками, какими-то тонкими, свежими духами, чистотой и нежностью.

— Ты меня чуть не съел, — гордо заявила она.

— Отдых воина, девушка.

— А хотел только полапать…

— А тебе бы этого хватило? — отпарировал он.

— Нет. А ты и рад.

— Рад. Очень даже. А теперь я…

— Хочешь есть, — перебила она. — Угадала?

— Чудеса. Ты ясновидящая?

— Конечно, а как же. У тебя все мысли или о сексе, или о еде.

— Как у всех мужиков, малыш.

— Ты самый лучший, — она прижалась к нему, поцеловала в подбородок. — И имей в виду, основное блюдо тебя будет ждать вечером.

Отто мечтательно улыбнулся:

— Это моя обещанная награда за первое место?

— Ну да. — Рене огляделась в поисках лифчика. — Слушай, а куда ты дел… А, вот… А дальше что будет?

Отто потянулся, насколько позволял тесный салон машины.

— Пресс-конференция в пять. Думаю, тебе там делать нечего. Я отвезу тебя в отель. А потом будет банкет. Я считаю, тебе и туда пока лучше не ехать. Ты не против?

Рене задумалась. Конечно, ей хочется быть с ним. Но на нее все будут пялиться, подслушивать их разговоры… А вдруг она сделает что-то не то, и навеки его опозорит и страшно скомпрометирует? Она решительно тряхнула головой:

— Не против. Отто… а тебя сейчас здорово доставать начнут?

— Журналюги? Думаю, что да. Хотя одна победа еще не делает большую звезду. Дальше хуже будет.

— А доставать будут только на профессиональные темы, или на личные тоже?

— На личные тоже. И вот об этом мне не хотелось бы с ними общаться. И тем более, чтобы общалась ты.

— Будешь выкручиваться?

— До последнего.

— Ну, уж это-то ты умеешь, — хмыкнула она и потерлась щекой о его плечо, обтянутое красным стартовым комбинезоном.

— Они тянуть тоже умеют так, как тебе и не снилось, — он легонько щелкнул ее вздернутый нос. — Так что мне придется не столько выкручиваться, сколько фильтровать информацию.

— Интересно будет на это посмотреть.

— Посмотришь. Теперь мы вряд ли так запросто сможем болтаться по кабакам.