После завершения процедур ей страшно не хотелось надевать термобелье и горнолыжный комбинезон — как жалко, что она не может долететь до номера в Райндле в шелковом халатике. Но, хотя даже по меркам Гармиш-Партенкирхена до ее отеля отсюда было рукой подать, пришлось и одеваться полностью, и идти довольно торопливо — на улице было -9. Она заказывала самый короткий комплекс спа-процедур, поэтому освободилась раньше остальных девушек. Было уже почти семь часов вечера, давным-давно стемнело, Отто наверняка давно уже вернулся и потерял ее, и она решила не ждать остальных — попрощалась с расслабленной, розовой Сабриной, попросила передать остальным ее извинения, договорилась встретиться утром за завтраком и убежала.

Поднимаясь на лифте на третий этаж, она провела губами по внутренней стороне своего запястья, наслаждаясь мягкостью и тонким чувственным ароматом своей кожи. Сейчас, сейчас… Отто встретит ее, обнимет, сразу увидит и почувствует волшебные перемены, и настанет время наслаждения, страсти… может быть, даже он поймет, что она — это его настоящая… Разбушевавшееся воображение опять уносило ее дальше, чем следовало, но Рене не стала себя одергивать — не хотелось, чувствуя себя такой драгоценной и любимой, думать о грустном.

Но действительность, как обычно, не имела ничего общего с мечтами. В номере никого не было. Рене включила свет и растерянно огляделась. Портье не передал ей сообщение, на столике не было записки. На вешалке висел черный комбинезон Отто, его шлем, очки и перчатки лежали на тумбочке в коридоре. Он вернулся — и снова ушел один.

Растерянная, несчастная Рене выглянула на балкон, посмотрела на огромные близзарды, стоящие в специальной решетке. Он ушел один… Полвосьмого… восемь… девять вечера! Она тенью бродила по номеру, иногда плакала, ложилась на кровать, вскакивала, не в силах лежать, пыталась читать и смотреть телевизор, но не могла сосредоточиться. Где он? С кем? Почему он не оставил ей записку? Почему?..

* * *

К девяти она успела накрутить себя до грани истерики. Когда раздался телефонный звонок, она скорее на подобии автопилота, чем осознанно, сняла трубку и услышала его голос. Как ни в чем не бывало, словно вчера они не были на волосок от разрыва, преспокойно и весело он сказал:

— Привет. Ужинала?

— Нет, — она говорила в нос, потому что так долго и горько плакала, но он, казалось, ничего не заметил.

— Ну, спускайся тогда вниз. Потащимся по злачным местам.

Рене замерла, сжав телефонную трубку так, что пальцы побелели. У нее был простой выбор: продолжать ссору или принять стратегию «все в порядке» — и, естественно, она предпочла второй вариант.

— Хорошо, я буду внизу через десять минут.

Она вовсе не собиралась спускаться к нему в виде побитой собачонки, которую хозяин милостиво согласился потрепать за ушком. Ну уж нет! Она постарается выглядеть блестяще и, возможно, вызывающе. Может быть, ее розовое ароматное облачко, которое она вынесла на себе из спа-салона, уже и испарилось вместе с самолюбованием и ощущением собственной любимости и драгоценности, но кожа все еще была нежная и шелковистая, и все еще хотелось любви и наслаждения. К счастью, собираясь сюда, она додумалась сунуть в сумку ярко-красный топ, в котором она была в тот первый вечер в баре в Санкт-Моритце накануне того, как у них с Отто все и началось. На этот раз она надела под него не плотный лифчик, который четко фиксировал и закрывал грудь, а тоненький, прозрачный, который позволял даже через топ видеть форму ее сосков. Натянула плотно облегающие синие джинсы и опустила их пониже на бедра, довольно сильно открыв живот. Она отлично знала, что Отто заводится на ее голый живот моментально. Жаль, что у нее не нашлось сапожек на высоченных шпильках, пришлось удовольствоваться обычными ботинками. Зато серьги именно те, какие нужно — яркие каскады кристаллов свешивались с ее мочек, рассыпая искры по ее шее, и плясали, играя в прятки с мелкими темными кудряшками, не попавшими в узел, который она с продуманной небрежностью собрала на затылке. Она когда-то вычитала то ли в глянцевом журнале, то ли в очередном романе в мягкой обложке, что, если девушка хочет казаться умной, она должна подчеркнуть макияжем глаза, а если сексуальной — акцент нужно ставить на губы. Сегодня у Рене Мишель Браун не было ни малейших колебаний насчет того, какой она хочет казаться. Она должна просто излучать секс. Она слегка подкрасила ресницы черной тушью, а потом с величайшей тщательностью нарисовала четкий, идеальный контур губ и накрасила их блестящей ярко-алой помадой. Получи, Ромингер. Ты хотел девчонку для секса — вот она.

Капелька нежных, тонких духов «Креасьон» в ложбинку на груди и еще чуть-чуть на шею — Рене пожалела, что не обзавелась специально для этого случая агрессивным, откровенным парфюмом вроде «Мажи Нуар». Она испытующе посмотрела в глаза собственному отражению. Вроде бы я, а вроде бы и нет. Она могла и раньше ярко краситься и одеваться в открытые и довольно откровенные шмотки, но никогда не пыталась вписываться в образ вамп. Сейчас попробовала и решила, что овчинка стоит выделки. Если уж она играет в игрушки с признанным мастером жанра, ей следует хотя бы попытаться играть по-своему.

Она помнила, что в программе вечеринки был пункт «тащиться по злачным местам», поэтому пришлось прихватить и верхнюю одежду. У нее с собой специально «на выход» был припасен изящный приталенный жакет из черной лайки с опушкой из чернобурки. Очень дорогая и стильная вещь от «Эскада», удачно купленная с семидесятипроцентной скидкой на сезонной весенней распродаже в Нидерхофе.

Последний взгляд в зеркало — она очень понравилась сама себе. Почему она все время думает о себе, как о серой мыши? В зеркале отражалась яркая, вполне интересная девица. Сияющие голубые глаза, черные волосы, сочно-красные пухлые губы, длинная шея. И фигура — если уж девушки из «клуба подружек и жен», как отрекомендовалась Сабрина, оценили, значит, она и в самом деле ничего себе. Высокая грудь, соблазнительный плоский живот, круто изогнутые бедра, длинные ноги. Никакая не мышь, черт подери! Рене подмигнула своему отражению, взяла ключ от номера и вышла.


[1] Баварская горная железная дорога — узкоколейка, поезда поднимаются на самую высокую гору Германии — Цугшпитце

[2] Букв. «после лыж» — развлечения на горнолыжных курортах, не связанные непосредственно с катанием

[3] Сорт белых баварских колбасок

Глава 28

Она надеялась, что Отто будет один, но просчиталась — они с Ноэлем пили пиво в лобби-баре. Нет, она ничего не имела против Ноэля, он лапочка и обаяшка и лучший друг ее любимого, славный парень и все такое, но после ссоры и того, как они не виделись больше суток, ей очень хотелось побыть с Отто наедине. Ну что же, выбора все равно нет, а наедине они побудут вечером. Она сразу заметила, что оба очень взбудоражены и, кажется, уже немало выпили. Отто молча улыбнулся, увидев ее, а Ноэль не поленился встать:

— О, салют, принцесса! Выглядишь на миллион баксов!

— Салют, — она улыбнулась ему, скользнула на барную табуретку рядом с Отто, они обменялись быстрым, коротким поцелуем. — Привет. Как дела?

— Нормально.

— Ага, нормально, — Ноэль устроился рядом, так что она оказалась между обоими мужчинами. — Мы думали, запястье сломал. Ну вроде, цело.

— А я тебе сразу говорил, что не сломал.

— Упал? — спросила Рене.

— Да он чуть в трещину не сорвался! — Ноэль сделал большой глоток пива. — Не поверишь, летит впереди, и… что там было, Ромингер? Яма какая-то? Почему объезжать-то начал?

— Камни. Что тебе заказать, Рене? Радлер[1]? — спросил Отто. Рене заметила по его тону, что он не просто спрашивает ее, а еще и меняет тему разговора. Ох уж этот Ромингер!

— Никакого радлера, — дерзко улыбнулась она. — Тоже пива. Поллитра для начала. Покажи, что с рукой. — Она заметила, что он курит, держа сигарету не правой рукой, как обычно, а левой.

— Да ничего. Забудь.

Мягко и решительно она взяла его правую руку, сплела пальцы с его пальцами, погладила запястье — оно казалось немного распухшим.

— Больно?

— Нет.

— Надо сделать рентген. Есть опухоль, может быть трещина.

— Хватит кудахтать, — недовольно сказал Отто, отнимая руку. — Все нормально. — Положив сигарету в пепельницу, он махнул левой рукой, привлекая внимание бармена: — Еще поллитра «Пауланера», пожалуйста.

Рене вздернула подбородок. Разве таким красивым девушкам говорят «хватит кудахтать?» Она демонстративно отвернулась от Отто и обратилась к Ноэлю:

— А при чем тут трещина? То есть не на руке, а в которую он чуть не упал?

— Да это был просто финиш! — француз метнул на приятеля сердитый взгляд. — Мы знать не знали, что там эта трещина, ее снегом закрыло. Он начал объезжать эти камни, резко затормозил и исчез. Ромингер, что это было? Ты там так напылил, что я ни хрена не понял.

Отто вернул ему такой же сердитый взгляд:

— Затормозил, потому что на скорости не вписывался в поворот. Потому и упал. И я вовсе не исчез.

— Нет, конечно, жабеныш, ты всего лишь провалился на метр! Еще чуть-чуть, и хана бы тебе…

Рене побледнела:

— Господи, так это правда? Провалился в трещину?

Отто закатил глаза:

— Рене, это фрирайд. Это риск. Люди, бывает, и в трещины проваливаются, и даже в лавины попадают. И они знают, на что идут. Хватит ныть, вот твое пиво, пей и хватит об этом!

— А если бы ты сломал руку, тебя бы с гонки сняли?

— Если бы у моей бабушки были яйца, она была бы моим дедушкой, — отрезал он. — Я ничего не сломал, так что хватит об этом!

— Если бы я шел первый, я бы мог и провалиться, — сказал Ноэль. — Потому что я тяжелее него на пару килограмм, а реакция у него однозначно лучше. Не поверишь, он просто завис на лыжной палке над этой расселиной! Вот уж воистину, на волоске от гибели.

— А как он выбрался оттуда? — Рене уже обращалась только к Ноэлю.

— Начал сам, потом я подъехал и помог.

— Ты не помог, а вытащил, — вмешался Отто. Он курил быстрыми, короткими затяжками.

— Ты больше половины сам поднялся.

— Никак не больше.

— У меня глаз нету, а, жабеныш?

— Глазомера точно нету. — Оба увлеклись спором, Ноэль, сам не замечая, повысил голос:

— У меня отличный глазомер! И еще чудо, что мы твои дрова разыскали.

— Это да, чудо. Ну все, хватит этого трепа, пора ужинать. Куда пойдем?

— Есть предложения?

Мужчины начали спорить, куда они пойдут, Рене вмешалась:

— Говорят, хороший ресторан Ренцо де ла Бейта…

— Роскошно, — с иронией одобрил Отто. Ноэль ухмыльнулся:

— Ромингер, твоя девушка смыслит в кабаках.

Оба захихикали, как третьеклассники. Отто снисходительно пояснил:

— Ренцо — это просто шикарное местечко, где можно чинно съесть пасту или пиццу, там модные турики. А мы — два дико голодных мужика, которые хотят сожрать по свиной ноге и выпить литра три пива на рыло. Нам бы чего попроще. Пелтьер, как насчет «Драй фуксе»[2]?

— Точно, я и забыл о нем. Думаешь, не прикрыли еще эту дыру?

— А я почем знаю?

Допили пиво. Рене не ощущала ни малейших признаков опьянения — поллитра, совершенно детская доза. А мужчины казались уже вполне навеселе. Начали собираться.

— Схожу наверх за сигаретами, — сказал Отто, бросая на стол пустую пачку.

— Купишь там.

— Я что — больной?

Ноэль и Рене смотрели ему вслед — как бы пьян он ни был, его походка оставалась уверенной и грациозной. Он скрылся за поворотом.

— Таких крохоборов еще поискать, — буркнул Ноэль. — Везде возит сигареты блоками, чтобы не покупать по одной пачке.

Рене пожала плечами:

— Он практичный.

— Он скоро станет миллионером, — сказал Ноэль. — Вот попомни мое слово. Полугода не пройдет, а он уже всех в денежном смысле уделает. Как у него карьера сложится — не буду загадывать, хотя думаю, что неплохо, а вот денег он в любом случае немерено поднимет. Он уже в прошлом году неплохо спонсоров доил. А что в этом начнется — думать боюсь. Они ж в очередь встают, чтоб задницу ему полизать, из рук у него едят.

— Потому что он так выглядит?

— Нет. Он умеет… ну, не знаю, строить людей. Всегда такой был.

— Вы ведь очень давно знакомы, — Рене помнила, что с тринадцати лет. Но все же закинула удочку — Отто по-прежнему оставался для нее большой тайной за семью печатями, а желание понять его только разгорелось. И Ноэль кивнул:

— Да, считай, весной девять лет будет. Знаешь, что самое смешное? Я думаю, даже став миллионером, он будет считать каждый сантим. Характер такой.