— Я пошел, — Артур надел ботинки и скатал ковер в трубу. — Не скучай, я быстро.

Она выпалила:

— Арти, я тебя люблю.

Она никогда ему этого не говорила раньше. И он тоже.

— Я тоже люблю тебя, малышка. Будь тут умницей, я скоро приду.

Он ушел, а Рене пошла в душ, потом бросила пижаму и постельное белье в стиральную машину. Пристально осмотрела свое лицо в зеркале. Кошмар, краше в гроб кладут. Но это заживет. Конечно, заживет, и никаких следов не останется. И в душе тоже никаких следов не будет. Она пережила это, и ладно, надо жить дальше. Хороших людей больше, чем плохих. Она все забудет… только больше не будет такой доверчивой кретинкой и всегда будет помнить, что мужчинам верить нельзя. И пока она не полюбит сама, никого не подпустит к себе, не будет целоваться и глазки строить. И никто не придет к ней и не превратит в беспомощную куклу. И хорошо, что она догадалась не сказать, что это был Бруно, для друзей Падишах, банковский, мать его, работник. Ага, он такой же банкир, как я — балерина, — подумала Рене. Теперь, когда романтический флер спал с ее глаз, она вдруг подумала, что он больше похож на сутенера или альфонса. И еще она решила, что в нем есть что-то ненатуральное, театральное, прямо какой-то опереточный герцог. Продуманный, правда. Черные горящие глаза на бледном лице, черные длинные волосы, черная полурасстегнутая рубашка, все эти цепочки и перстни на длинных нервных пальцах. Может, он вообще артист какой-нибудь?

Артур вполне может знать, кто он и где живет. Возможно, пойдет бить ему морду. И еще объяснит, за что. Тогда ей точно несдобровать — припрется с дружками и… Никому она не скажет. У нее одно желание — покончить с этой историей навсегда.

Рене натянула домашние джинсы и футболку, причесала совершенно спутанные волосы, собрала их в хвост и отправилась на кухню.

Артур вернулся через час без ковра, но с сумкой продуктов и с аптечным пакетом.

— Вот, уже лучше выглядишь! Смотри. Этим обрабатывай все внизу, вот, надо спринцевать. Не красней, балда! Это антисептик. И еще он остановит кровь. Если к вечеру не перестанет кровить, придется ехать в больницу. А вот это пей два раза в день. Вот эта штука — для лица. Сначала я тебе лицо сам обработаю. Это тоже для лица, мазать будешь 4 раза в день. Это капать в нос. Это… тоже мазать. Не помню, куда. Прочитаешь аннотацию. Скажи мне — ты будешь все это делать? Или мне надо за тобой следить, как за маленькой?

— Буду, буду, обещаю. Я сделала запеканку с сыром, давай позавтракаем уже?

— Попозже. Сначала я должен заняться твоим лицом. Пойдем в твою комнату, ты ляжешь, и я тебе все сделаю, как надо.

Рене уже не хотелось с ним спорить, она чувствовала себя в безопасности и уже не такой одинокой, ведь есть кто-то, кому она не безразлична. Кто-то, кому есть до нее дело, кто не хочет, чтобы у нее началось воспаление или были шрамы на лице. Она легла на покрывало, закрыла глаза и подставила лицо. Брат осторожно обрабатывал ссадины, даже тихонько дул, чтобы не щипало, и все время бормотал какие-то ласковые, успокаивающие слова, так, что она совсем размякла и опять начала плакать. Он уже безо всякой нежности прикрикнул:

— А ну, прекрати реветь! Я же тебя лечу!

Она тут же фыркнула:

— Я не реву, а плачу! И вообще, иди ты… завтракать.

— Заткнись, — ласково порекомендовал любящий брат и продолжал возиться с ее лицом.

В пятницу Артур куда-то ушел, но постоянно звонил домой и спрашивал, все ли хорошо. Рене успокаивала его. Она поняла, что он тоже боится, как бы не вернулся насильник. Но с чего бы ему возвращаться? Она свернулась на диване под пушистым пледом, налила себе стакан фанты и включила видик. Около одиннадцати опять позвонил Артур и спросил, как она отнесется к тому, что он приедет только утром? Она ответила, что совершенно нормально отнесется, что она не дитя несмышленое и не вляпается ни в какие неприятности. У нее так и чесался язык спросить, где он вознамерился ночевать, но она не отважилась. Она знала, что в клубе у него есть постоянная девушка, а вне клуба — еще пара десятков приблудных. Он изредка приводил их ночевать. Они были разные, никогда не повторялись. А постоянная не приходила, и Рене поняла, что он ездит к ней сам. Может, он сегодня у нее, а может, у кого-то из временных.

К воскресенью ее лицо настолько зажило, что она отважилась выйти из дома вместе с Артуром. Он потащил ее в спортивный магазин покупать новые лыжные ботинки и лыжи. Как она ни возражала, что не нужны ей новые, у нее старые неплохие, и нафига ей профессиональные — он ничего не слушал. Потом они вернулись домой собираться в дорогу.

Из дома выехали около восьми вечера — на улице уже стемнело. Артур полагал, что на месте они будут около полуночи. Устраиваясь на пассажирском сиденье, Рене вдруг поймала себя на мысли, что еще ни разу не сидела в этой машине — а ведь Артур купил этот кадиллак два года назад. Просторно, много места, много лошадей под капотом. Артур также мог бы добавить, что расход бензина огромный, а налог и страховка почти неподъемны, но ему всю жизнь нравились большие, американские машины. Рики Брауну гонки на спорткаре стоили жизни — зато Артур, его сын, в кэдди де вилль чувствовал себя на дороге как в танке.

Он уселся за руль, включил магнитолу — божественный голос Фредди Меркьюри пел о страданиях любви и ревности. Рене чуть улыбнулась. Может, оно и к лучшему, что ей неведома ни любовь, ни ревность. Немного боли и унижения, но это уже позади, и стоило так переживать по этому поводу. Может быть, теперь она стала взрослее и мудрее. Может быть, больше не стоит жалеть о том, что она одинока. Зато она спокойна и почти безмятежна, ее не мучает ревность или безответная любовь. Может быть, она научится быть самодостаточной.

Артур аккуратно вывел огромный автомобиль из тесного закутка между двумя менее монументальными легковушками. Рене выглянула в окно, на свой дом — солидный, темно-серый, построенный в конце прошлого века, он всегда казался ей спокойным и безопасным прибежищем, только вот сейчас ощущение безопасности исчезло. Этот тип, Бруно-как-его-там-Падишах, угрожал ей, что может вернуться. Она подумала, что брат мог бы не додуматься взять ее с собой, представила, что он уезжает, а она осталась дома одна, и поежилась от страха. Артур вырулил на Фрибурплатц, и она вздохнула с облегчением.

Они почти не разговаривали по дороге — Рене прибавила звук и наслаждалась концертом группы Queen, иногда начинала подпевать. Артур думал о чем-то своем, будто хотел заговорить, но все не решался, и только когда уже выехали из Цюриха, выпалил:

— Рени. Хотел сказать тебе одну вещь.

— Что?

— Слушай, у меня там есть девушка. Максин Ренар. Хочу тебя попросить, чтобы ты ей ничего не говорила, знаешь, о ком-то другом. Ни, там, Сюзанна, ни Лили, никто. Поняла?

— Поняла, — Рене пожала плечами. У нее на языке вертелась тысяча вопросов, что за Максин, зачем ему все эти Лили, но брат никогда с ней не откровенничал, она вряд ли могла рассчитывать на честный ответ, и решила воздержаться от расспросов. Но любопытство победило, и она тут же спросила:

— Ты ее любишь?

— Люблю, — честно сказал он. Рене разозлилась:

— И какого черта тогда все эти прочие девки? Вы, мужики, все одинаковые! Вам всем только одного и надо!

Брат тоже разозлился:

— Когда мне понадобится твое мнение, я тебя спрошу, а пока — придержи язык! И вообще, раз уж ты у нас такой специалист по мужикам, держи там свои штаны застегнутыми!

Рене надулась.

— И я серьезно, — добавил Артур. — Чтоб никаких шур-мур с моими одноклубниками, ясно? Мне даром не нужны проблемы потом, слышишь меня?

— Отлично слышу, — с обидой ответила она. — Я не собираюсь тебе создавать проблем!

— Рад это слышать. Потому что я не собираюсь потом разруливать твои дурацкие дела! Не вздумай ни с кем сближаться!

Она закатила глаза:

— Я тебе уже сказала — я не буду создавать тебе проблемы!

— Вот и хорошо. Я забронировал для тебя номер в отеле, в котором мы все сейчас живем. Поужинаем в ресторане или, если устала, закажи ужин в номер. Завтрак с семи до восьми утра. Я зайду за тобой в четверть восьмого.

— Есть, капитан. — Она чуть прибавила звук — Фредди пел одну из ее любимых песен. И только когда они въехали в Санкт-Моритц, у нее с языка все-таки сорвался вопрос, который почему-то не давал ей покоя:

— Арти, а ты имеешь в виду всех вообще или кого-то конкретного?

— О чем ты?

— Не о чем, а о ком. О твоих одноклубниках, с которыми я не должна сближаться.

Он нахмурился и раздраженно взглянул на нее, оторвав на миг взгляд от дороги:

— Черт, возможно, зря я это затеял.

Она похолодела:

— Затеял что?

Он остановил машину около отеля Waldhaus.

— Выходи. Пойдем.

«Он жалеет, что привез меня сюда. Вдруг он завтра утром скажет мне уезжать? Черт, черт, черт!» Она так разнервничалась, что не огляделась толком. Отель казался довольно небольшим, четыре этажа, ярко освещенные окна, он находился не в самом городе, а выше в отрогах гор. Она мельком увидела станцию канатки чуть поодаль.

Она быстро получила ключи от номера, Артур подозвал коридорного и попросил его отнести ее чемодан. Сам спросил сестру:

— Ну так как ты насчет выпить?

— Ну, пожалуй, немного фанты или сока.

В баре было уютно и почти темно. Артур указал ей на один из столиков, а сам пошел заказывать ей сок, себе — пиво.

Рене устроилась в кожаном кресле и достала сигареты. Зажигалка куда-то запропастилась — она обернулась, думая, у кого попросить. За столиком в нескольких метрах от нее сидели три девушки и курили. Отлично. Рене подошла к ним и успела услышать, как одна из них сказала:

— Он воображает, что, раз он такой смазливый, ему все можно! Ну, со мной этот номер не пройдет!

— Не воображает, — насмешливо возразила вторая. — Скорее всего, он уже не помнит, кто ты такая. Да, простите? — Она улыбнулась Рене.

— Здравствуйте, можно прикурить?

— Конечно. — Девушка щелкнула зажигалкой и, пока Рене закуривала, сказала подруге:

— Лично я себя не на помойке нашла и не собираюсь бегать за парнем, у которого девок наверняка больше, чем нормальный человек в состоянии трахнуть. Становиться тысяче-пятьдесят-пятой? Спасибо! Не говоря уже о том, что у него есть постоянная любовница. По-моему, ты зря за ним бегаешь.

Рене поблагодарила и отошла к своему столику.

Когда Артур вернулся, она прикуривала вторую сигарету от первой. Брат не очень вежливым жестом выдернул сигарету из ее руки и раздавил в пепельнице:

— Ты что вытворяешь? Одну за другой смолит, совсем офигела!

Она молча опустила голову, ничего не ответила, Артур пристально посмотрел на нее:

— Нечего реветь! Скоро вон никотин из ушей закапает!

— Я не хочу домой! — выпалила она.

— Кто говорит, что ты поедешь домой?

— Ты сказал, что зря меня привез! А мне страшно!

— Чего страшно, балда?

— Что ты меня домой отправишь!

— Да не отправлю, успокойся, глупая. Дома опасно, здесь я за тобой присмотрю.

— Обещаешь, что не отправишь?

— Раз ты обещаешь, что не будешь мне тут проблемы создавать — я тоже обещаю.

Рене успокоилась.

Она ужасно устала — не хватило сил даже сок допить. Наконец, Артур сказал:

— Ты сейчас челюсть вывихнешь от зевания. Иди спать.

— А ты?

— Время еще детское. Тебя провожу и пойду по своим делам.

Рене хотела было повозражать, но вместо этого позволила ему увести себя из бара. Он зашел с ней в номер, огляделся, велел немедленно ложиться спать и удалился. Надо же, как он меня опекать начал, подумала Рене. Раньше такого не было. Ну и ладно — ощущение чьей-то заботы было для нее даже приятным. Хорошо, что брат ее опекает. Ей так спокойнее.

Она уснула, кажется, еще не успев положить голову на подушку.

Ее разбудил телефонный звонок, и она, совершенно не понимая спросонья, где она и что происходит, наощупь схватила трубку.

— Я дал тебе выспаться, — гордо сказал брат. — Уже девять! Вставай, бегом завтракать и пойдем кататься. Я отпросился на пару часов, так что сам тебе тут все покажу.

— Ага, — хрипло со сна пробормотала Рене. — Иду.

Она положила трубку, потянулась и помотала головой. И открыла глаза.

О Боже!

Наверное, номер был специально спланирован таким образом, чтобы человек, просыпаясь, видел перед собой окно с великолепной многокилометровой панорамой гор. Светло-голубое небо, солнце, снег, и огромные горы, где-то коричневые, где-то ослепительно белые от снега, где-то покрытые лесом… Как же красиво! Рене сотни раз бывала в горах, но все же каждый раз радовалась, что видит такую красоту. Она выпрыгнула из кровати и подбежала к окну, чтобы полюбоваться еще видом на долину и на город. Ей даже повезло, в каком-то смысле, что она вляпалась в такую беду, потому что, не случись всего этого, она сейчас плелась бы под дождем на первую пару в университет. «Какая глупость! «Повезло!» — одернула она себя. — Везение хоть куда — побили и изнасиловали. Отлично!» Но о грустном думать не хотелось. На ходу стащив с себя пижаму, девушка помчалась в душ.