Макс еще не закончила дразнить его:

— Ах да, совсем забыла. Он хочет купить новую машину…

— Да? А чем ему старая плоха?

— Ну не все же по четыре года, как ты, на одной машине ездят.

— И куда он старую? — Отто обратился в слух. Может, Рене начнет ездить?

— Купить хочешь? — поддела Макс.

— Кадиллак?! Боже упаси. На бензине и налогах разорюсь.

— Жаль, он мог цену хорошую дать. Продавать, конечно, собирается.

— Да у меня и так новая машина появилась. Шефер звонил вчера.

— Да ну? Какая? Ауди?

— Конечно. Сотка. Макс, а что еще он говорит?

— Ромингер, ты же хочешь спросить о Рене. Почему так прямо не скажешь?

— Ничего я не хочу.

— Нет? Ну ладно. Почему нам меню не несут?

Официантка будто услышала и тут же материализовалась около их столика. Дала им меню, порекомендовала запеченную индейку и попросила у Отто автограф, вырвав лист из своего блокнота.

Отто обычно был добр к болельщикам и не ленился писать что-то вроде «Тиа с любовью», даже если эта Тиа оказывалась сорокалетней теткой. Но на этот раз он с отсутствующим видом черкнул свою подпись и мрачно уставился в меню. Официантка отошла.

— Я возьму «Цезарь» с креветками и эту индейку, — жизнерадостно сказала Макс. — А ты?

— Я подумаю. Ну?

— Что ну?

— Рене. Что?

— Что?

Отто вздохнул:

— Ладно, кончай этот балаган. Как она?

— Я ее не видела давно.

— Ну и? — он заерзал в кресле и потянулся за новой сигаретой. Макс не преминула проворчать:

— Ты слишком много куришь.

Он молча сверлил ее взглядом.

— Что ты хочешь услышать, Отто? Что она ночей не спит и оплакивает тебя, любимого? Да?

— Я хочу, чтобы у нее было все в порядке.

— Тогда тебе не повезло. Она явно в тяжелой депрессии. Молодец, Ромми. Ты настоящий кретин.

Он промолчал с несчастным видом, видимо, вполне согласный с подобным определением. Макс проворчала:

— Вы оба несчастны, и все из-за тебя.

— Ничего подобного. У меня все хорошо.

— Почаще себе говори об этом, может, поверишь, — сладко улыбнулась девушка. Официантка подошла и спросила, выбрали ли они, что закажут. Макс попросила бокал красного вина, «цезарь» и индейку, а Отто — пиво, салат из морепродуктов и говяжий ти-бон.

Макс тяжело вздохнула:

— А я тоже хотела тебе что-то сказать.

— Говори.

— Знаешь, мне просто некому больше.

— Ну?

— Пообещай, что никому не скажешь.

— Не скажу.

Она тяжело вздохнула:

— Боюсь, что у меня проблема. Я беременна, уже месяц.

Он потрясенно уставился на нее.

— Ты шутишь?

— Да уж какие тут шутки…

— Вы что, не предохранялись?

— Предохранялись, конечно.

— Тогда как?

— Тебе интересно?

— Просто непонятно.

— Да что тут непонятного, — вздохнула Макс. — Я пила таблетки. Забыла их дома, когда ездила в Леви. Там в аптеке их не оказалось. Он ведь туда не ездил, ну я и подумала, что ничего страшного, ну пропущу неделю. А дома снова начала пить. Потом уже аннотацию прочитала, что так нельзя.

— Круто…. А эти таблетки не повредят ребенку?

Макс тяжело вздохнула и не ответила.

— Ну и что дальше? — спросил Отто.

— Вот что бы ты сделал на моем месте?

— Я не могу быть на твоем месте. Я мужчина.

— Хорошо. Тогда что мне делать, по твоему мнению?

— Как это «что»? Ничего. Родишь и будешь растить.

— Ничего? А вот посмотри. Если я решу рожать, я потеряю этот сезон и следующий, потому что рожать бы пришлось в сентябре. Меня бы выгнали из сборной, со спортом было бы покончено. Нереально вернуться, пропустив 2 сезона. А я ничего больше не умею, кроме как кататься на лыжах. Как бы я прокормила себя и ребенка?

— Ты ничего не забыла? — холодно спросил Отто.

— О чем ты?

— О папаше. Ты же не сама залетела.

— А что папаша?

— Он должен вас содержать, вот что.

Макс вздохнула еще тяжелее:

— Ты не понимаешь. Я не хочу выходить за Артура. И я совершенно не уверена, что он бы согласился, чтобы я рожала. И самое главное, я вообще не хочу рожать.

— А ты ему говорила?

— Нет. И не собираюсь.

— Слушай, ты вообще в адеквате? — мрачно спросил Ромингер. — Ребенок его?

— Конечно, его. Чей еще!

— Ну так он же его отец! Почему ты не хочешь ему сказать?

— Что бы ты сделал на его месте?

Эта постановка вопроса не вызвала у Отто никаких затруднений, он быстро ответил:

— Однозначно. Взял бы тебя за шкирку и поволок в загс.

— Ну а я не пойду за него замуж! Отто, пойми, он понятия не имеет, что делать со своей жизнью, он сейчас учиться будет, куда ему детей заводить? Если я сделаю аборт, всем будет лучше!

— Ты, я вижу, все решила, — Ромингер посмотрел на нее с отвращением. — А что это живой ребенок, не подумала?

— Послушай, тебе легко морализировать! — разозлилась Макс. — Тебе-то что, ведь это моя жизнь!

— Не твоя! — взорвался Отто. — Ты собираешься угробить ребенка ради своей гребаной карьеры!

— Отто, я не жду твоего одобрения и благословения, — тихо сказала она.

— А чего ты ждешь? Поддержки? Ну так хрен ты ее получишь! Если бы ты решила рожать — тут другое дело.

— Ничего я не хочу, — надулась Макс. — Я думала, ты мой друг. Ладно, проехали. Забудь. — Она встала из-за стола. Он схватил ее за руку и потянул вниз, заставляя ее сесть обратно.

— Хорошо. За меня ты пойдешь?

Она пораженно замолчала, глядя на него во все глаза. Видно было, как ему не хотелось это говорить. Но он сказал. Она не ожидала такого. Он сидел перед ней, его губы были плотно сжаты, в глазах — все девять кругов ада, он вытряхнул очередную сигарету из почти пустой пачки и ждал ее ответа.

* * *

— Отто. Ты с ума сошел? Ты собрался брать на себя чужого ребенка? Уж не говоря обо мне.

Он молча смотрел на нее.

— И я тебе никогда не нравилась.

— Это не так. Ты мой друг.

— Друг, кореш вроде Ноэля Пелтьера? С которым вы просто валяете дурака на фрирайде? И ты это полагаешь причиной…

— Максин, я серьезно говорю. Ты выйдешь за меня замуж и родишь ребенка. — Он впервые за 5 лет знакомства назвал ее полным именем.

— Ты все еще несешь власяницу за Мону Риттер, — горько усмехнулась она. Его лицо окаменело. Макс прошептала: — Прости. Я не должна была это говорить. Не сотрясай зря воздух. Я не пойду за тебя. Я не могу сломать твою жизнь.

— Это все пустые разговоры! Ты не можешь убить ребенка!

— Я не приму твою жертву, Отто. Понял ты меня или нет? Я не пойду за тебя! И я сделаю аборт!

— Макс, послушай меня…

— Это ты меня послушай! Ты не любишь меня!

— Да к черту всю эту любовь, не в ней дело!

— Ты любишь Рене! — отрезала она.

— Нет!

— Ты просто боишься себе признаться!

— Рене не беременна, в отличие от тебя!

— Да кто тебе это сказал?!

Отто пораженно уставился на нее. Ему не хватало воздуха, ощущение, как от удара в поддых.

— Она… беременна?

— Я этого не говорила, — быстро сказала Макс.

Он нахмурился:

— Говори! Да или нет?

Макс нехотя ответила:

— Я не знаю.

— Правда не знаешь?

— Правда не знаю. Ни она, ни Артур мне ничего не говорили.

— Значит, будет так, — Отто решительно затушил сигарету. — Я сейчас звоню Брауну…

— Нет!

— …Говорю ему про тебя и спрашиваю насчет Рене.

— Отто!

— … Если она беременна — извини, я отзываю свое предложение. Если у нее ребенок, то он мой, и я отвечаю за него. Если она не беременна, а Браун не женится на тебе, значит, все, мы с тобой женимся. Ты рожаешь, и я вас обеспечиваю, и мы вместе растим твоего ребенка.

Пришла официантка, поставила перед ними салаты. Никто из них не обратил внимания, только замолчали, пока она не отошла.

— Ты обещал никому не говорить!

— Плевать, что я обещал!

— Ромингер, если ты скажешь ему, что я беременна, ты мне больше не друг!!!

— Не так! Если ты сделаешь аборт, я тебе больше не друг!

Они только что почти кричали друг на друга, и вдруг повисло молчание. Наконец Макс покачала головой.

— Нда… — медленно сказала она. — Тогда у нас нет вариантов. Мы больше не друзья. Отто, теперь послушай меня. Если бы я хотела выйти за тебя, я могла бы с тем же успехом выйти и за него, тем более что отец ребенка — он. Но я не хочу замуж ни за кого из вас, и вообще ни за кого! И рожать сейчас не буду в любом случае! Отто, это все-таки моя жизнь, и пусть я даже потеряю твою дружбу, но я все равно буду сама решать, как мне жить. Я не дам тебе распоряжаться моей жизнью. За кого выходить, когда рожать — это мое дело. Не твое.

— Это ребенок не только твой, но и Брауна, и он имеет право знать и участвовать в решении.

— Отто, я прошу тебя, не надо. Ты только сделаешь этим всем хуже.

— Я дам твоему ребенку шанс.

— Ты не Господь Бог!

— Это пустая болтовня. Браун должен знать. Ты не имеешь права скрывать от него!

— Да кто ты такой, чтобы решать за меня?

— А ты кто такая, чтобы решать за него?

— Как мило с твоей стороны так блюсти его интересы!

— Ты хоть понимаешь, что тут есть еще и интересы ребенка? Если Браун их защищать не намерен, то я делаю это!

— Да иди ты к черту!

— Сама иди! Я сейчас же ему позвоню.

— Ты предатель!

— Хватит, я не собираюсь с тобой спорить! — Отто бросил на стол несколько банкнот за нетронутый ужин и пошел к стойке. Его лицо было мрачнее грозовой тучи.

— Мне нужен телефон, — рявкнул он бармену по-французски.

— Вон таксофон, пожалуйста. Нужна телефонная карта? Звонок местный или международный?

— В Швейцарию, Цюрих.

Рядом как раз оказалась официантка, обслуживавшая их, и Отто остановил ее.

— Мадемуазель, Вы могли бы мне помочь? Я сейчас буду звонить, если трубку возьмет девушка, я передам трубку Вам, и Вы попросите позвать Артура.

— Хорошо, мсье.

Артур смотрел новости по телевизору, когда зазвонил телефон. Рене еще днем прилегла поспать и до сих пор не выходила, поэтому он быстро взял трубку.

— Алло?

— Привет.

— Привет, — холодно ответил Артур, узнав голос Ромингера.

— Я только что говорил с Макс.

— Я тоже с ней сегодня говорил. И что?

— Она беременна.

— Нет. Этого не может быть! Она пьет таблетки!

— В прошлом месяце пропустила.

Артур задохнулся:

— Зачем? Господи Боже, как…

— Случайно. Ты понял или нет? Она беременна от тебя!

— Я… понял… Почему ты мне говоришь, а не она?

— Потому что она собирается делать аборт! — прорычал Ромингер. — Ты собираешься что-то с этим делать или нет?

— Я… да, конечно. Где она? Дай ей трубку.

— Сейчас, — Отто положил трубку за рычаг и вернулся к их столику с намерением отволочь Макс к телефону хоть силой.

Ее там не было. Ее сумочка исчезла, и ее куртка не висела на вешалке около двери. Она ушла.

Отто выскочил на улицу как раз вовремя, чтобы увидеть, как за угол заворачивает такси. Номера видно не было.

Он бросился обратно в кафе, к телефону. Трубка лежала, где он ее оставил.

— Она убежала. Я лечу в отель, чтобы поймать ее. Ты жди у нее дома. У тебя есть ключ от ее квартиры?

— Да. Я сейчас же выеду.

— Да. Браун… Что у Рене? Она не беременна? — быстро выпалил Отто.

— Говорит, что нет.

— Все. Езжай. — Отто вылетел из кафе и спохватился. Отель совсем рядом, через дорогу! Зачем ей такси? Хотя это может быть и не она…или не в отель. Он понесся к отелю.

— Мадемуазель Ренар? — любезно переспросил клерк на ресепшене. — Нет, ключ не брала. И не выписывалась. Позвонить ей в номер? Но, раз ключ на месте…

— Не надо. — Отто подумал, зачем тратить время.

Несколько секунд спустя его машина с ревом вылетела со стоянки отеля.

В аэропорт. Если она там, он перехватит ее. Ему плевать на все эти разговоры про то, что это ее жизнь и прочее. Он не допустит, чтобы она это сделала, и все тут! Она не его женщина, и ребенок тоже не его, но ему плевать на это. Он и раньше влезал в ее жизнь, правда, с ее согласия и по ее просьбе.

Его просто возмущало, как это некоторые женщины, те самые, у кого от природы должно быть в крови любить и защищать своих детей, готовы причинять им самое страшное, самое непоправимое зло. Но он никогда не предположил бы, что Макс такая же. Самое время вспомнить, как появился на свет он сам. Он родился, когда между его родителями уже не было ничего, кроме взаимной ненависти. Когда мать узнала о беременности, тут же отправилась к врачу с намерением избавиться от ребенка. Отец случайно узнал об этом от ее служанки и запер жену в тщательно охраняемой клинике до самых родов. Если бы служанка не проговорилась, если бы отец не успел, если бы в той клинике, куда он поместил Анн-Франсин, надзор за ней оказался чуть слабее или ей удалось бы договориться с кем-то из врачей, его, Отто Ромингера, попросту не было бы на свете. В голове не укладывалось, что она могла так поступить — будучи замужем, не имея никакой карьеры, зато имея денег больше, чем надо, чтобы прокормить сотню детей, располагая возможностями нанимать столько нянь и другого персонала, сколько сочтет нужным — почему женщина в таких условиях может не захотеть родить? Этого он просто не мог понять. Даже если всеми фибрами души ненавидишь отца ребенка, разве это причина?