Папа саркастично усмехнулся.

– «Лорен сказала». Боже, ну конечно. Знаешь, на секунду мне показалось, что они не смогли тебя убедить, но, видимо, я ошибался. Я должен был догадаться, что здесь замешаны эти женщины.

– Эти женщины – мои подруги.

– Этим женщинам на тебя плевать, Кэти. Ты думаешь, они приезжают сюда, к тебе, потому что им не все равно? Они приходят, чтобы поиздеваться над тобой, сказать, чтобы ты подумала о переезде, хотя знают, что ты не можешь этого сделать. Посмотреть, как ужасно тебе живется по сравнению с их идеальными жизнями. Это нормально, но когда они весь вечер напролет обсуждают нашу дочь…

– Они не хотят ничего плохого. Мы просто пытались найти, как ей помочь.

– Они унижали ее! – закричал он. Мы с Шерил подпрыгнули от испуга. Папа никогда не кричал. Никогда в жизни я не видела, чтобы он был таким красным. – Они унижали ее, оскорбляли, словно она глухая и не слышала, что они говорят. Я даже не знаю, что хуже: то, что ты впустила этих женщин в наш дом и позволила им перемывать кости своей собственной дочери, или то, что ты заступилась за Мэгги, а несколько дней спустя взяла свои слова обратно. Тебя беспокоит то, что у нее есть парень, а я уже много лет не видел ее такой счастливой. И ты бы тоже это заметила, если бы наконец открыла глаза и посмотрела на нее.

– Я смотрю на нее.

– Ты смотришь, но не видишь, Кэти. А потом приглашаешь в наш дом этих троллей, и они говорят о Мэгги так, словно она ничего из себя не представляет.

– Но это не так. Неужели ты не понимаешь? Поэтому я и хочу попробовать врача, которого Венди…

– Она счастлива, Кэти!

– Она больна!

– Ей становится лучше прямо на глазах, и ты как будто втайне этого не хочешь. Разве ты не хочешь, чтобы она вышла из дома? Начала жить?

Мама поколебалась, прежде чем сказать:

– Но Лорен…

– Хватит! – закричал он, раздраженно размахивая руками и случайно выбивая бокал с вином у мамы из рук. Бокал упал на ковер и разбился вдребезги.

В комнате стало тихо.

Папа снял очки и потер ладонями глаза, прежде чем положить руки на талию. Они вместе смотрели на красное пятно на ковре. Точно такое же пятно появлялось на нем и раньше, когда их совместная жизнь была счастливее. До того, как я сломала их любовь.

Не говоря больше ни слова, они разошлись в разные стороны.

– Что это было? – прошептала Шерил. Ее потряхивало.

Пытаясь успокоить ее, я взяла ее за руку. Ее трясло.

Как же рада я была в тот момент, что не могла говорить. Потому что иначе мне пришлось бы сказать Шерил правду. Я знала, что происходит с нашими родителями: мы видели, как их любовь разлетается на тысячи осколков.

Разлюбить – значит не смеяться над ошибками.

Разлюбить – значит кричать о том, что раздражает.

Разлюбить – значит разойтись по разным дорогам.



– Коробка для Мэгги Мэй, – сказал Брукс позже тем же вечером, стоя у меня на пороге.

Я улыбнулась ему, не зная, что он задумал. Он вошел в мою комнату и сел на пол, поставив коробку перед собой. Он похлопал по полу, приглашая меня присоединиться к нему.

Что он задумал?

– Дегустация, – объяснил он, когда я села. – Поскольку ты не можешь говорить, я хочу знать о тебе все остальное – как минимум: как ты реагируешь на определенные вещи, какие у тебя выражения лица, – поэтому мы проведем слепую дегустацию. В этой коробке случайные продукты – некоторые из них сладкие, некоторые – как каша, а некоторые – ужасно кислые. И ты будешь их пробовать. А потом мы поменяемся местами.

Я улыбнулась. Не понимаю, как можно любить этого парня еще больше. Он поднял повязку и наклонился вперед, завязывая ее мне на глаза.

– Ладно. Видишь меня? – спросил он. Я отрицательно покачала головой. – Так, хорошо. Открой рот.

Я широко раскрыла рот, и он положил мне туда кусочек.

Я обхватила его губами.

М-м-м-м-м, шоколад.

Я любила шоколад так же сильно, как и любой мудрый человек.

– Тебе нравится, идеально. Дальше…

Мое лицо сморщилось, когда я попробовала следующий лот – кислые леденцы.

Он не мог перестать смеяться.

– О боже, видела бы ты, как ты сморщила нос.

Дальше я попробовала виноград, соус для спагетти, ломтики лимона и сыр, который, я была уверена, был старым.

Когда я сняла повязку с глаз, я была невероятно взволнована: наступила моя очередь мучить его. Я завязала ему глаза, и он ухмыльнулся, прикусив нижнюю губу.

– С ума сойти.

Я закатила глаза. Сначала я положила ему в рот холодное картофельное пюре, и оно понравилось ему больше, чем следовало бы. Затем последовал соус для спагетти и острый соус – ему он не понравился, – бананы и многое другое. Наконец, я взяла кусочек шоколада, обваляла его в кетчупе и выдавила сверху немного лимонного сока. Он тут же попытался выплюнуть его, но я со смехом закрыла ему рот рукой, пока он извивался всем телом, пытаясь проглотить его.

– Ты злая, Мэгги. Злая. – Он рассмеялся, вытирая рот руками. Я наклонилась и поцеловала его, а он нежно прикусил мою нижнюю губу.

«М-м-м-м… Мне нравится».

Прежде чем мы успели снова поцеловаться, в спальню ворвались Кельвин, Рудольф и Оливер.

– Охренеть! – прокричал Кельвин.

Я приподняла бровь. Брукс смутился точно так же, как и я.

– Боже мой! Боже мой! – сказал Рудольф. Он ходил кругами по комнате, а руки его дрожали. Он тяжело дышал, но для Рудольфа это было не редкостью. Ему не нужно было много времени, чтобы попасть под власть эмоций.

Больше всего меня пугало поведение Оливера. Он никак не мог усидеть на месте, а он был совсем не из тех, кто начинает скакать от возбуждения: привычнее было видеть, как он сидит на месте. Никогда не видела его таким взволнованным.

– Что? В чем дело? – удивленно воскликнул Брукс.

Кельвин помолчал.

– У тебя… повязка на глазах? – хором воскликнули близнецы. – Горячо.

Брукс сорвал повязку с глаз.

– Забейте. Что происходит?

Парни замолчали на мгновение, а потом снова начали возбужденно суетиться.

Кельвин подбежал к Бруксу, положил ему руки на плечи и начал трясти его.

– Охренеть! Охренеть! Охре… – Кельвин сунул свой мобильник в руку Брукса.

Читая, что там написано, Брукс прищурился. Я бросилась к нему, чтобы тоже узнать, что в сообщении. Каждое слово все сильнее давило мне на живот.

– ЧЕРТ! – крикнул Брукс, его руки задрожали.

Я взяла у него телефон, чтобы перечитать сообщение.

– Как такое вообще возможно?

– Они увидели наш кавер на их песню на YouTube, затем посмотрели наши оригинальные песни, а затем написали о нас в «Твиттере»!

– За последние два часа его ретвитнули более сорока тысяч раз, – прокричал Рудольф. От волнения его нос покраснел больше обычного.

– Больше пятидесяти тысяч, придурок, – поправил Оливер.

Я похлопала Брукса по плечу и вернула ему телефон, ткнув пальцем в экран.

Боже. Мой.

– Сто шестьдесят тысяч ретвитов! – сказал Брукс.

Мальчики закричали во весь голос. Наверняка горло у них горело.

– Я даже не знал, что ты выложил нас на YouTube, Кэл! – крикнул Брукс. Сейчас они были в состоянии только кричать. Ребята играли немейнстримную музыку и всегда говорили, что они инди и крутые. А тут мейнстрим постучался в их двери и они совсем с ума посходили.

– Я этого не делал!

– Это был ты, Рудольф? Оли? – спросил Брукс.

– Нет, – хором сказали близнецы.

– Тогда кто… – Он медленно повернулся ко мне, и я слегка улыбнулась ему. Ребята одновременно повернулись и уставились на меня. В их глазах было понимание. – Это сделала ты? Ты загрузила видео?

Я медленно кивнула, и через несколько секунд все крепко обхватили меня руками, подпрыгивая вверх-вниз.

– Мэгги, ты офигенная! – сказал Оливер, начав тереть мою макушку.

– Черт возьми, Мэгс, ты даже не представляешь, как сильно изменила нашу жизнь, – сказал Кельвин.

– Чувак! – Оливер замахал руками на Кельвина. – Прочти их сообщение.

– Есть сообщение? – спросил Брукс.

– А, – Кельвин восторженно кивнул, пролистывая ленту. – Есть сообщение. – Он прочистил горло, и близнецы последовали его примеру, полностью повторив все за ним. – «Дорогой Кельвин, я Марк, управляющий группы The Present Yesterdays. Мы наткнулись на ваши видео несколько дней назад и до сих пор продолжаем смотреть их. У вас четкий и чистый звук, как раз этого не хватает индустрии. Если вам интересно, я бы с удовольствием назначил вам встречу и обсудил с вами ваши планы на будущее в музыке. Пока!»

Парни декламировали в унисон, и мое сердце выскакивало из груди с каждым их словом.

The Present Yesterdays была величайшей поп-рок-группой нашего времени. Ребята познакомили меня с их музыкой, и я влюбилась в них еще до того, как мир узнал об их существовании. Как такое вообще возможно?

Брукс повернулся к своим товарищам по группе с широко раскрытыми глазами, и я увидела, что он тоже охвачен этим – осознанием того, что мечты действительно сбываются, даже если мечтают мальчики, которые репетировали в гараже в маленьком городке Висконсин. Волна эмоций захлестнула нас всех, и мы пустились в ликующий пляс.

Видеть, как воплощаются в жизнь чужие мечты – я в жизни не чувствовала себя счастливее.

– Это все благодаря тебе, Магнит, – сказал Брукс, прижимая меня к своей груди. – Это потому, что ты использовала свой голос, чтобы нас услышали.

В тот вечер он напомнил мне, что у меня есть голос, даже несмотря на то что я молчала.

У меня все еще был голос.



Следующим вечером я принимала ванную дольше обычного. Моя рутина была такой же, как и раньше: в течение часа я читала, мылась, а потом скользила под воду и вспоминала, что произошло в том лесу, напоминая себе, что это не моя вина. Я все еще так хорошо помнила эти образы, но в последнее время эти видения перекрывались недавними воспоминаниями.