На меня налетел мужчина, и от страха я споткнулась о собственные ноги и упала на землю. Он без конца извинялся и попытался помочь мне встать, но я была слишком смущена, чтобы принять его помощь.

Поскольку я не могла вернуться в коттедж, я пошла в то место, которое больше всего напоминало мне дом – в библиотеку. Я ходила в библиотеку Мессы каждый день. Там я сидела в дальнем углу, читая книги, чтобы отвлечься от реальности. Миссис Хендерсон всегда приходила навестить меня и, подмигивая, подсовывала мне кусочек шоколада.

– В библиотеке нельзя есть и пить, но поскольку ты всегда сидишь тихо как мышка, думаю, на это можно закрыть глаза.

Спасибо, – написала я.

– Всегда пожалуйста, – она отодвинула от стола другой стул и остановилась. – Ты не против, если я посижу с тобой немного?

Я жестом показала ей, что она может сесть. Со мной можно было сидеть всем, кто каждый день приносил мне шоколад.

– Что читаешь? – спросила она.

Я показала ей обложку.

– А, «Доводы рассудка» Джейн Остин. Одно из моих любимых ее произведений. Уступает только «Нортенгерскому аббатству».

Я кивнула, оценив мудрое замечание миссис Хендерсон о творчестве Остин.

Она вытащила из кармана кусочек шоколада и положила его себе в рот. – Я считаю, в «Доводах рассудка» идеально сочетаются глубина повествования и увлекательность сюжета.

Эта женщина знала, как создать замечательную историю.

– Я же говорила тебе, что мой муж – здешний шериф?

Да.

Она улыбнулась.

– Если бы ты знала Лукаса, ты бы решила, что он сделан из самого сладкого шоколада на свете. Его голос успокаивает, а благодаря замечательным личным качествам он мгновенно располагает к себе людей. В нем есть искра; когда он входит в комнату, в ней сразу как будто становится светлее. Я люблю его больше всего на свете. А ты, насколько я вижу, любишь Брукса?

Так и есть.

Она отправила в рот еще один кусочек шоколада.

– Девяносто пять процентов моего брака были наполнены счастьем. Когда я решила выйти замуж за Лукаса, я приняла лучшее решение в жизни. Но бывали у нас и времена, которые можно было бы отнести к пяти процентам. Лукас был полицейским. Мы жили в бедном районе города, он работал в ночную смену. Он почти никогда не рассказывал, что видел, но я знала, что это сильно на него влияет. Он стал меньше улыбаться, почти не смеялся, и ему все время казалось, что я делаю что-то не так. Он начал кричать на меня по пустякам. Посудомоечная машина протекает, мальчишка-почтальон случайно кинул газету в кусты. Это сводило его с ума, и он орал на меня. Однако я взвалила его гнев на свои плечи. Я без конца повторяла себе, что у него был тяжелый день. У моего дорогого Лукаса тяжелая работа. На его работе смерть – дело более привычное, чем жизнь. Иногда ему приходилось бывать в домах, в которых родители устраивали перестрелку во время скандалов, и он видел их мертвых детей, которые попали под перекрестный огонь. Он уставал, и я принимала на себя его усталость. Я повторяла себе: я его скала, и я должна быть нашей крепостью.

Я слушала ее, затаив дыхание.

– Но проблема в том, что скалы хоть и мощные, но не несокрушимые. Если бить кувалдой по камню, он обязательно треснет. Это было тяжело, но мы прошли через это. Я начала стоять на своем и напомнила Лукасу, что я его партнер, а не боксерская груша. – Миссис Хендерсон наклонилась ко мне и вложила мне в руку кусочек шоколада. – Я вижу это в твоих глазах, милая девочка. То, как ты держишь его боль у себя в груди. То, как ты ломаешься, пытаясь казаться сильной. Я почитала кое-что о Бруксе, и должна сказать, что пресса отзывается о нем неоправданно жестоко. Брукс – человек невероятно чувствительный. Наверное, поэтому внимание прессы так сильно на него давит. Чувствительные люди страдают сильнее всего, когда мир поворачивается к ним спиной. Вот почему так важно, как ты поступишь. Ты его правда. Так что помоги ему, но стой на своем. Не будь его боксерской грушей, Мэгги. Люби его, но люби и себя тоже. Если ему больно, это еще не значит, что он может причинять боль тебе, – сказала миссис Хендерсон. – Обещай мне, что будешь себя беречь.

Обещаю.

– Хорошо. – Она усмехнулась, и мы заговорили на куда более приятные темы. – По-моему, я никогда не спрашивала тебя, чем ты собираешься заниматься в жизни. Ты работаешь или учишься? – спросила она у меня.

Я учусь на библиотекаря.

Миссис Хендерсон отправила в рот последний кусочек шоколада и одарила меня озорной улыбкой.

– Ну что ж, дорогая, я призываю тебя передумать. Если быть до конца откровенной, я думаю, что ты не слишком разговорчива, чтобы работать в библиотеке. Ты не думала о том, чтобы стать политиком? Они разговаривают весь день, хотя им почти нечего сказать друг другу.

Я улыбнулась. Миру нужно больше таких женщин, как она. Нужно, чтобы в мире было больше людей, которые были бы похожи на книгу «Доводы рассудка»: в которых идеально сочетались бы глубина повествования и увлекательность сюжета.

В следующую пятницу Брукс вернулся домой только в два часа ночи. Примерно до этого времени шел проливной дождь, и я не могла заснуть, слушая, как бушует гроза. Я сидела в гостиной и слушала музыкальный автомат миссис Бун, включала песню за песней, ожидая, когда откроется входная дверь.

Когда она наконец открылась, я ахнула.

В дом вошла вторая версия Брукса. Он был пьяный и промокший после пребывания на озере.

– Какого хрена? – прошипел он, глядя на музыкальный автомат. Пятью большими шагами он подошел к аппарату и вытащил вилку из розетки. – Не хочу это слушать.

Ворчун.

Всякий раз, когда я слушала музыку, а он был рядом, он заставлял меня выключать ее.

Я подошла и вставила вилку обратно в розетку.

Потому что я хотела ее слушать.

Он выпрямился во весь рост и выпятил грудь.

– Так нельзя, Мэгги. Нельзя приходить и включать это дерьмо. – Он снова выдернул вилку из розетки, и я снова воткнула ее в розетку. – Черт побери, да когда же ты уедешь? Я не хочу тебя здесь видеть. Что тебе непонятно? Я не хочу, чтобы ты была здесь! Ты сводишь меня с ума. Я сыт по горло этим дерьмом. Я устал от твоих попыток вмешаться в мою жизнь, заставить меня чувствовать себя лучше, заставить меня сделать то, к чему я не готов. Как ты смеешь, черт возьми? – прошипел он, пьяный и обиженный. – Больше двадцати лет я позволял тебе быть тем, кем ты должна была быть, чтобы пройти через все, через что ты должна была пройти. Я никогда не давил тебя, а ты на меня давишь. Когда много лет назад ты сказала мне уйти, я ушел. Я дал тебе пространство. Почему ты не можешь этого сделать? Ты пытаешься спасти меня, но на самом деле ты меня душишь. Неужели ты не понимаешь? Мне не нужно, чтобы ты меня спасала. Я не хочу, чтобы меня спасали. С меня хватит. Я просто хочу, чтобы ты вернулась домой. Почему ты, черт возьми, не можешь оставить меня в покое?!

Я задрожала. Чем больше до меня доходил смысл его слов, тем сильнее они ранили меня.

Он отвернулся, запустив пальцы в волосы, раздраженный, злой.

Чем больше он злился, тем больше раздражалась я. Он снова отключил музыкальный автомат, а я снова включила его.

Каждый раз, когда я подходила к нему, я чувствовала, как он выдыхает на меня пары виски. В последний раз дернув за шнур, Брукс толкнул правой рукой музыкальный автомат.

– Хватит! Почему? Почему, черт возьми, ты не оставишь меня в покое? Я же оставил тебя в покое много лет назад! К черту твою музыку, твои надежды и твой список дел. Напрасно ты ждешь меня, Мэгги, – каждое слово, словно пощечина, отбрасывало меня назад. – Ты зря теряешь время, так что убирайся отсюда к чертовой матери…

– ТЫ ОБЕЩАЛ! – закричала я. Мой голос дрожал, когда слова срывались с моих уст. Мои руки взлетели к губам, и мой желудок сжался. Я сказала это? Это точно сказала я? Это мой голос? Мои звуки? Мои слова?

Он обратил на меня озадаченный взгляд своих карих глаз, смущенный звуком моего голоса. Я была в таком же замешательстве. Он опустил взгляд на мои губы и шагнул вперед.

– Скажи еще раз, – умолял он.

– Ты обещал. – Я подошла ближе к нему, не в силах скрыть свою дрожь. Я опустила глаза, а потом поняла голову. – Ты обещал, что будешь моим якорем, и я всегда обещала быть твоим, если когда-нибудь буду тебе нужна. Я здесь потому, что мы дали друг другу обещание, но сейчас я даже не знаю, ты ли это, – прошептала я. – Мальчик, которого я знала, никогда не стал бы кричать на меня. Никогда. Мальчик, которого я знала, не стал бы так сильно себя корить.

– Мэгги.

– Брукс.

Он зажмурился, услышав, как я произнесла его имя.

– Еще, – попросил он.

– Брукс, – пробормотала я.

Когда он открыл глаза, я была уже совсем близко. Мои пальцы коснулись его груди.

– Брукс… пожалуйста, не делай этого. Хватит все время меня отталкивать. Я хочу помочь тебе, но ты продолжаешь каждый день бить меня своим гневом, своей болью, и я больше не могу этого выносить. Я не могу продолжать быть твоей грушей для битья. Не делай этого с собой, – взмолилась я. – Не топи себя. Это слишком. Уж я-то знаю. Я тонула долгие годы. Ты сидишь здесь и убиваешь себя каждую секунду, как будто ты один, но это не так. – Я взяла его руки и прижала их к своей груди. – Я здесь. Я здесь ради тебя, но ты должен перестать бить меня своими словами. Ты должен перестать вести себя так, будто я твой враг.

Я отпустила его руки, а он продолжал смотреть на меня. Его поразили звуки моего голоса? Или, может быть, слова, которые слетали с моих уст?

– Будет тяжело. Будет очень тяжело. Я не отступлюсь, но ты не должен так ко мне относиться, Брукс. Не будь тем, кем ты не являешься. Ты не чудовище. Ты полная противоположность. Ты нежный, добрый и веселый. Ты мой лучший друг. Ты это знаешь. Так что я не уйду отсюда, пока ты снова не найдешь его, – сказала я.

– Что найду?

Я положила руки ему на грудь, нежно поцеловала в щеку и прошептала:

– Свой голос.

Глава 37

Брукс

«Ты обещал».

Ее голос. Первые слова, которые она произнесла за много лет… и произнесла она их потому, что я ее разочаровал. Правда, стоящая за этими словами, не давала мне уснуть всю ночь. Вместе со звуком ее голоса. До чего неприятно, что она заговорила, когда злилась и когда ей было больно. До чего неприятно, что именно я довел ее до этого.

Что со мной стало?

– Мэгги, – прошептал я примерно в пять утра. Она спала. Я слегка похлопал ее по плечу. – Мэгги, проснись.

Она пошевелилась, зевнула и проснулась. Протерев глаза, она озадаченно подняла бровь.

– Я знаю, что еще рано, но я хочу тебе кое-что показать.

Она кивнула. Я подумал, не показалось ли мне вчера вечером, что я слышу ее голос. Она встала с постели, и мы вышли во двор. Я сел на краю причала, и она села рядом со мной.

Наклонив голову, она прищурилась и в замешательстве посмотрела на меня.

– Номер шестьдесят семь в твоем списке дел. Встретить восход у воды или увидеть, как солнце садится в воду.

Легкий вздох сорвался с ее губ. Она перевела взгляд на медленно просыпающееся темное небо.

– Ты ворочаешься во сне, – сказала она.

– Да. Я знаю.

– Ты тоже просыпаешься в холодном поту? Тебе никогда не казалось, что ты тонешь? Да, ты понимаешь, что это всего лишь сон, но тебе все равно кажется, что ты снова там?

Я быстро закивал в ответ:

– Да. Да. Именно. Трудно описать, что в такие моменты творится у меня в голове. Все твердят, что скоро все будет в порядке, но воспоминания, голоса в моей голове…

– Они настоящие. Голоса. Вспышки. Страхи. Все это на самом деле, Брукс. И неважно, сколько ты пытаешься описать это человеку, который никогда не проходил через травму. Тебя не поймут. То, что случилось с тобой, должно быть, ужасно. Я знаю, каково это – ворочаться по ночам в постели. Я знаю, каково это – просыпаться в холодном поту. Я знаю, каково это – чувствовать это каждую секунду, каждый день. Без остановки.

Я опустил голову.

– И ты живешь так с десяти лет?

– Да. Поэтому я не могла тебя оставить. Я знаю, каково это – бояться снова начинать жить.

– Теперь я понимаю, как глупо себя вел… каким же я был эгоистом… Ты живешь с этим всю жизнь, и ты ни разу не проявляла безразличия. Никогда ни на кого не набрасывалась. Магнит, я так дерьмово себя вел. Прости меня.

Она пожала плечами.