Маргарита Федоровна встретила ее и впрямь странно. Как только Ника появилась на пороге, всплеснула руками и произнесла низким протяжным голосом, почти басом:

— Господи боже мой, пр-э-э-э-лесть какая!..

Так и потянула эту «прэлесть», будто Ника была неодушевленным предметом и его можно разглядывать, сколько влезет, и даже потрогать кончиками пальцев рыжую прядь волос, упавшую на плечо.

— И где такую красоту нынче изготавливают, интересно? Неужели своя, природная?

— Своя… — робко подтвердила Ника, густо покраснев.

— Прэлесть!.. Ой, пр-э-э-лесть!..

— Мам, не смущай Нику. Давай будем обедать, у нас времени мало, — деловито распорядился Сева, с улыбкой глядя на мать.

— Время, дорогой мой сынок, субстанция вполне себе управляемая. Иногда его должно быть очень много, а иногда и доли секунды следует от себя гнать.

Мать и сын посмотрели друг на друга очень внимательно. Ника вдруг догадалась, что Маргарита Федоровна сказала сыну какую-то важную для них вещь, и Сева тоже ее понял, кивнул и улыбнулся грустно. Или будто согласился с чем. А в следующую секунду Маргарита Федоровна уже громко командовала, прихлопывая в ладоши:

— Сева, Ника, быстро в ванную! Моем руки, проходим в столовую! Стол накрыт, щи дымятся, дела подождут!

У них и в самом деле была столовая. Небольшая комнатка впритык с кухней. Стол под белой скатертью, красивая посуда. Щи в расписной фарфоровой супнице, тарелки на подтарельниках, салфетки крахмальными домиками. Правда, стол был накрыт на двоих, но Маргарита Федоровна подсуетилась ловко и быстро с третьим прибором — Ника не успела и за стол сесть.

И никакого напряжения от первого знакомства больше не было. А было вкусно, весело и душевно, и было такое чувство, будто жизнь совершает крутой поворот, и очень хороший поворот, и за ним откроется необыкновенный дивный пейзаж. И будет сиять солнце, и ветер будет приятно щекотать лицо.

Впрочем, так оно все и случилось. Ника и сама не заметила, как оказалась частой гостьей в этом доме. Не заметила, как втянулась в Севину веселую к ней доброжелательность, как потянулась навстречу их первому поцелую, который тоже был продолжением веселой доброжелательности. С Севой было очень комфортно, и Ника даже не пыталась анализировать это чувство. Комфортно, и все. Сева даже грустил комфортно, как ей казалось. Часто задумывался, уходил в себя, но это ее нисколько не раздражало.

— Работает много… — со вздохом объясняла странное поведение сына Маргарита Федоровна. — Уж очень ответственный. Пашет на своей фирме за всех, пользуются они Севкиной добротой и безотказностью. Прям убила бы, ей-богу.

Кто «они» и кого хотелось убить, Маргарита Федоровна не уточняла, а Ника и не спрашивала. Жила, словно получила отступные от своего несчастного расставания. Однажды Маргарита Федоровна спросила:

— Сколько тебе лет, Ника?

— Двадцать… А что?

— Да ничего, все нормально. Очень хорошая разница в десять лет. Тебе двадцать, Севке тридцать.

— Да с чего вы решили?..

— Я? Я решила? Нет, я ничего не решала, это жизнь за нас решает, моя милая.

— Что решает?

— А то. Жениться вам надо. Семью создавать. И тебе замуж самое время, и Севка в холостяках засиделся.

— Да я как-то не думала. Он и не предлагал.

— Ну и дурак, что не предлагал. Разве можно упустить такую рыжую прэлесть? Вот я его подтолкну. Я знаю, как это сделать, можешь мне довериться, я мамаша деликатная, все обстряпаю по высшему разряду.

— Вы меня совсем смутили, Маргарита Федоровна.

— А ты и смущаться умеешь? Ну это ты зря. Бросай это дело или привыкай на первых порах, потому что смущать я умею, этого у меня не отнимешь, что есть, то есть. Зато со мной не соскучишься в семейной жизни, это уж я тебе гарантирую. Да, прэлесть моя, скучать я тебе не дам, это точно.

Через три месяца Ника с Севой расписались. Отметили это событие в узком кругу — пышной свадьбы, как выяснилось, никому не хотелось. Ника рассчиталась с квартирной хозяйкой, собрала вещи и переехала к мужу в дом. И жизнь-таки за крутым поворотом ее не обманула — все, обещанное ею, сбылось. И солнце светило, и ветер приятно щекотал лицо. И другие всякие изменения произошли — тоже приятные.

Сева настоял на том, чтобы она ушла с работы и восстановилась на дневном отделении в институте. Маргарита Федоровна, примерив на себя статус свекрови, не изменила к ней своего отношения, скорее, наоборот, стала более деликатна и дружелюбна. Даже ее привычная ирония не портила атмосферы совместного в одной квартире проживания, а вносила свою веселую изюминку.

Ника совсем оттаяла, повеселела. Ходила в институт, жила студенческой жизнью, часто приглашала сокурсников к себе домой. Так и говорила: приходите ко мне домой. Она и впрямь в полной мере ощутила, каково это, когда есть свой дом. И Маргарита Федоровна встречала студентов хлебосольно, особенно тех, кто жил в общежитии. Сидела с ними, улыбалась, прикрыв глаза и слушая, как музыку, ту самую «прекрасную чушь», о которой душевно спел известный в то время музыкант. Ника смотрела на нее и думала про себя: удивительная женщина, непредсказуемая. Остра на язык, но никого не обидела. Некрасива, но до ужаса обаятельна. Иногда открыто проявляет свою властность, но сопротивляться этой властности совсем не хочется. Прэлесть, а не женщина, одним словом. Даже специальность свою превратила в талантливую игру.

Маргарита Федоровна числилась известным в определенных кругах специалистом-логопедом, принимала маленьких пациентов на дому. Брала только самых трудных, а всякие легко исправимые детские «фефекты» речи ее мало интересовали. Как она сама объясняла: с «фыфками» и «сысками» вместо нормальных «шишек» и детсадовские логопеды могут справиться. Но если у ребеночка были совсем плохи дела… Тут уж она в его «фефекты» вгрызалась по-настоящему, шла до победного конца. С любовью и дружбой к маленькому пациенту, с искренней заинтересованностью в результате, а не абы как время провести да законное вознаграждение оттяпать. Сева рассказывал, что некоторые из той ребятни, с бывшими «фефектами», так в друзьях и остались, звонят и в гости заходят… А Маргарита Федоровна с удовольствием с ними общается, потому как латентная благодарность слаще самого большого вознаграждения. Да и что такое — вознаграждение? Получил, истратил, и нет его. А латентную благодарность можно смаковать и смаковать по кусочкам долгое время, карму себе подправлять. В общем, повезло со свекровью, что тут скажешь…

Томка по-своему оценила все достоинства Никиного скороспелого замужества, сказав только одну фразу: мол, пошла замуж по несчастью, а вышла по любви. Ника смеялась в ответ: да, Томка, так и есть.

Любила ли она Севу? Любила, наверное, но по-другому. Да Сева и не спрашивал о любви, и она сама не задавалась ответным вопросом, любит ее муж или нет. Само собой, любит, а как же иначе, если живут вместе. Вместе ложатся спать, вместе просыпаются. Сева работает много, устает. Его часто не бывает дома вечерами, и выходные может посвятить работе. Работа, работа… Вся жизнь — работа. Иногда Нике казалось, что Сева ее вообще не замечает. Забывает, что у него есть молодая жена.

— Ник… А как у вас это самое?.. Ну… В постели-то?.. — интересовалась с любопытством Томка.

— Нормально, Томк. Нормально.

— Ну это не ответ. Что значит — нормально? Ты давай в подробностях.

— Отстань, а?

— Лучше или хуже, чем с Антохой?

— Томка, я прошу тебя. Я тебя умоляю — никогда больше, слышишь? Никогда не произноси больше это имя.

— Значит, все еще любишь. Понятно. Если бы не любила, то не бледнела бы так от злости.

— Томка!

— Ладно, не буду, не буду…

— Расскажи лучше, как у тебя дела. Что твой начальник, соблазняется на тебя или держится еще за женатое положение?

— Не понимаю иронии в голосе, Ника. У меня вполне серьезные на него планы, ты же знаешь. Только не поддается ни фига. Но я все равно его добью, уже ради принципа. Слушай, а пусть Маргарита Федоровна мне погадает! Попроси ее, а?

— Не знаю… Она редко на картах гадает.

— Зато всегда и все правильно говорит. В самую точку!

— Так и иди, и сама попроси.

Маргарита Федоровна была в курсе Томкиных устремлений и относилась к ним, как всегда, с веселой иронией. Но Томка, видимо, ее иронию не очень хорошо распознавала, принимала за чистую монету.

— Я бы на твоем месте, Томочка, внесла категорические изменения в свой экстерьер… — медленно говорила Маргарита Федоровна, раскладывая на столе карты. — Весьма и весьма категорические.

— Это какие же? Подскажите?

— Ну я бы тебе посоветовала, к примеру, хоть какие-то признаки интеллекта положить на лицо вместо избытка тонального крема. Очки, например. Девушка в очках всегда смотрится интеллектуалкой. А еще бессонницы бы немного добавила, с нужной присказкой: ах, мол, всю ночь Хемингуэя читала. На Хемингуэя хоть кто западет, моя дорогая. А в очки можно простые стеклышки вставить. А еще не забывать нежно щуриться и поправлять очки пальчиком на переносице. Такие вот изменения в экстерьер я тебе и советую внести, моя дорогая. И карты об этом говорят.

Томка не обижалась, только слегка поджимала губы и впрямь прищуривалась. Видать, ловила в нужное место упавшие зерна. На войне как на войне, все пригодится. Враг будет разбит, победа будет за нами. Так и получилось у Томки в конце концов. Увела-таки семейного начальника от троих детей. В самое хлебное время увела, только в стране народившееся, когда начальник в силу вошел и начал большим бизнесом заниматься, используя наработанные связи. А бизнесменам так и положено, чтобы с наращиванием денежного благополучия старую жену сменить на новую и молодую, и ничего с этим правилом не поделаешь, редко кому удавалось его обойти. Жена начальника гордая оказалась, молча уступила Томке место. Дети приняли сторону матери, с новой отцовской женой даже знакомиться не захотели. Да Томка не особо и огорчалась этому обстоятельству, Томка победу праздновала.

— Да я ему свеженького ребеночка рожу, подумаешь, делов-то! Не вижу проблемы.

— Да уж, свеженького, — отвечала на это Ника, с неодобрением глядя на Томку. — Скажешь тоже. Все-таки сволочь ты, Томка. Трое детей… Не боишься, что судьба накажет за такие дела?

— Да они уж большие, Ник!

— И что? Это их горя не умаляет.

— Да ладно… Я тоже, между прочим, не на помойке себя нашла и тоже счастья хочу.

— Ну и будь счастлива, если можешь. Я б не смогла.

— Что-то не нравишься ты мне, подруга. Я ж давно тебе говорила, что своего не упущу! Вот и не упустила! И что я слышу теперь вместо законных поздравлений? Что судьба накажет? Нет, не понимаю я тебя.

— Ладно. Живи как знаешь. Будь счастлива, рожай богатому мужу свеженького ребеночка.

— И рожу. Кстати, а сама-то чего медлишь? Рожай давай. Тем более институт скоро закончишь. Чего не рожаешь-то? Не хочешь, что ли?

— Хочу. Но не получается пока.

— А… Ну не переживай. Если будешь стараться, то все получится. Помнишь, как ты с Антохой все боялась не вовремя залететь? Кстати, что о нем слышно-то?

— Ничего не слышно. И не надо. Я не хочу.

— Хочу не хочу. Врешь ты все, Ника. Хочешь, еще как хочешь.

— Нет!

— Ну нет так нет. На нет и суда нет. А если да, так и жди суда. Во как сказанула, ага?

Да, сказанула Томка. Как в воду смотрела. Если да, так и жди суда. Точнее — кары небесной за семейный комфорт, в который забрела по несчастью, а получилось по любви. А главное, все произошло так неожиданно…

В тот день им дипломы вручали, в торжественной обстановке. Потом вся институтская группа вывалилась на улицу, соображая на ходу, в какое место пойти обмыть это событие. Сбились в институтском дворике в кучку, галдели, дурачились, потом двинулись в сторону ближайшего кафе. Вдруг Ника услышала за спиной:

— Ника… Ника, постой…

Она застыла как соляной столб. Можно было не оборачиваться, потому что и так было ясно, кто ее окликнул. Только у Антона был такой голос, нервный и ломкий, она бы не спутала его ни с каким другим.

Кто-то из однокашников тронул ее за плечо, кто-то заботливо глянул в лицо — что с тобой? Она вяло махнула рукой — идите, мол, я догоню. Но уже знала, что никого не догонит. Чувствовала, как сзади подходит Антон. А когда он положил руки ей на плечи, чтобы развернуть к себе, сглотнула волнение и даже попыталась улыбнуться. Пусть, пусть он увидит ее улыбающейся. Потому что у нее все хорошо. И даже произнесла довольно непринужденно:

— Ой, привет!.. Какими судьбами? Не ожидала тебя увидеть.

— А я ожидал. Тебя. Я знал, что ты сегодня диплом получаешь. Пойдем, мне надо тебе сказать.