– Как… – Андрей положил бумаги на стол Елены, поправил галстук. – Вызовут судебных приставов, ОМОН, милицию.

– Ерунда. – Елена села свободнее. – Пока их бумаги пройдут все согласования, мы освоим котлован и закупим молодняк дубов, чтобы высадить их в любом месте, которое нам любезно укажет экологический отдел.

– Но можно придумать другой вариант застройки. – Андрей встал, одернул пиджак. – У нас только один преимущественный факт…

– И он перевесит все остальные. – Елена жестко посмотрела на Андрея, и у того колючие мурашки впились в спину, как всегда бывало, когда она пристально смотрела на него. – У нас официальная аренда на сорок девять лет. Рощица слишком маленькая, чтобы из-за нее поднимали скандал или устраивали митинги, это никому не нужно. Сунем взятку и будем строить. Иди, работай.

– Понял. – Андрей вышел из кабинета, особо прямо держа спину, чтобы не выглядеть слабаком.

…Бывают такие воспоминания, от которых становится стыдно и хочется оправдаться перед самой собой и перед людьми, ставшими свидетелями некрасивого поступка.

К двадцати четырем годам Елена смогла хоть как-то обустроиться в Москве. Наибольший спрос был на продавщиц, и Елена устроилась в продовольственный магазин.

Два раза в месяц она ездила к родителям под Клин, привозила деньги и отсыпалась сутки от усталости на работе и шума в квартире, где снимала комнату у пьющих супругов в престижном районе Чистых прудов.

Супруги Лену по-своему любили. Им было лет по шестьдесят. Родной сын, замучившись воспитывать родителей, напрягся и купил однокомнатную квартиру в Бутове. Наученная горьким опытом, Лена платила за комнату в начале месяца ровно половину, вторую выдавала порционно, при ситуации «трубы горят».

В колбасном отделе магазина ее и нашел Анатолий Витальевич. Несколько раз поговорив с нею, заметив четкость работы, постоянное присутствие на рабочем месте, вежливость и аккуратность, он предложил Елене попробовать поработать в его фирме начальницей административно-хозяйственного отдела, то есть, как поняла Елена, сестрой-хозяйкой.

Анатолий Витальевич предложил новое место работы, облокотившись на стеклянную витрину, принимая в пакетике свои обычные полкило сосисок. Сосиски стоили три тысячи рублей за килограмм.

Елена работала в особом магазине. Пенсионеры и люди с доходами «ниже среднего» сюда не ходили. То есть заходили, но ничего не покупали.

Если в обычном супермаркете батон стоил пятнадцать рублей, то здесь отсчет начинался от двухсот. Из обыкновенной белой, слишком мелкой муки хлеб здесь не продавался. Хлеб в ассортименте был только грубого помола, с добавлением отрубей, орехов, семечек и еще чего-то, чего лично Елена тогда себе позволить не могла.

А о ценах на колбасу она как-то рассказала родителям, но они не смогли до конца воспринять их всерьез. Ее родители, как и большинство населения России, могли себе позволить на каждый день вареную колбасу «Докторскую» или, в праздники, сырокопченую по пятьсот. В магазине же с приставкой «Экологический» цена вареной колбаски начиналась «скромно» с тысячи рублей и шла она «влет», потому что недорогая.

А уж колбаса и мясо от животных, выращенных в специальных питомниках, где они вольготно гуляли на пастбищах, где корм только натуральный – травы альпийского предгорья и клевер. Отдельные участки для птицы, где есть солнце, пруды для водоплавающих, мелкие натуральные камушки. Мелкорубленая, опять же экологически чистая, без единого грамма удобрений, трава. И поэтому «птица курица» шла от тысячи рублей за килограмм, утка от трех, лебеди от пяти.

Но кто же возьмет лебедя «кусочком»? Брали цельно. А если с перьями, лапками и шкуркой, которую можно натянуть на готовое блюдо, то цена доходила до пятидесяти тысяч рублей. И они всегда были, лебеди. Хранились в отдельном помещении при температуре «ноль» и раз в три дня их обязательно покупали. На праздники или «по случаю».

Хорошо шла колбаса из конины для мусульман. Цена в пять тысяч не останавливала. На каждом батоне колбасы – для православных, для мусульман, для евреев – стояло особое клеймо той конфессии, которой придерживались покупатели. На продуктах для иудеев – фамилия резника. На мясе для мусульман удостоверение халяльного забоя. С православными было легче, они покупали все.

Холодильник для хранения продуктов представлял собой сейф с многочисленными отсеками, на которых красовались крупные, видные всем надписи: Кашерная, Халяль, Постная, Ассорти.

Продавщиц в магазин набирали по оригинальному методу. Не играла роль внешность, включая параметры фигуры. Выбирали девушек от двадцати до сорока лет, приходивших на собеседование в строгой одежде, в обуви на среднем каблуке, с коротко остриженными ногтями, без агрессивного макияжа и яркого лака маникюра.

Получала Елена ровно в два раза больше, чем мама и папа, оба взятые, на своей чулочно-носочной Клинской фабрике, где мама работала технологом, а папа заведующим складом.

И неизвестно, сколько Елена проработала бы продавщицей на теплом месте, если бы не Анатолий Витальевич.

– А сколько денег вы предлагаете? – решила проявить разумность Елена.

– Да уж побольше, чем ты здесь получаешь.

– А я здесь немало получаю, – обиделась Лена, – я здесь очень даже прилично получаю. И руководство доброжелательное, и график меня устраивает.

– Полторы тысячи евро, – спокойно сказал Анатолий, приняв пакет с сосисками.

– Когда приходить на собеседование? – тут же перешла на деловой тон Лена.

– Я сегодня вечером за тобой заеду, а завтра отвезу на работу.

Досчитав про себя до пяти, Лена внимательно оглядела Анатолия Витальевича. Невысокий, с небольшой плешкой, с красными прожилками на щеках, хорошо одетый, с умным взглядом. «Смогу», – подумала она.

– Заезжайте.

И целый месяц она жила у Анатолия, в его однокомнатной квартире площадью в сто двадцать метров.

Елена стала заведующей АХО, сидела на работе по десять часов и, как и Анатолий Витальевич, работала на износ. Комнатку на Чистых прудах держала на всякий ненужный случай. Пожилые супруги обижались, они божились, когда в редкие моменты были трезвы, что готовы ждать «за просто так», лишь бы Леночка приехала и поговорила с ними, рассказала о своих успехах. Но Лена заезжала на пять минут, отдавала деньги и уезжала в золотое гнездо.

А случай, за который ей было стыдно до сих пор, случился через год.

На выходные они поехали на охоту. Анатолий любил стрелять и, кроме «Соболя» с оптическим прицелом, прикупил помповое ружье двенадцатого калибра. Елена еще смеялась, что патроны к нему были очень похожи на футляры для помады.

Ехали на уток, хотя на всякий случай взяли лицензию и на кабана.

На пути к охотничьему хозяйству они поругались. Они все чаще ругались в последние месяцы. Елена созрела для собственного дела. Елена просила дать денег на уставной фонд, Анатолий денег не дал и в кредите отказал. Елена всю жизнь рассчитывала только на себя и теперь еще больше утвердилась в решении никому не доверять в бизнесе.

…Подмосковье, октябрь, изморозь, сухой травостой в мелком колючем снегу. Минус два и запах сена в морозном воздухе.

В сторожку лесника приехали на пяти машинах. Публика собралась достойная, не бедная. Семь человек бизнесменов, один с женой и двое с любовницами. В одиночку приехал только Григорий, самый богатый человек в компании, который устал от внимания сотрудников и женщин. Через пять минут после знакомства Григорий стал открыто ухаживать за Еленой. Анатолий смеялся, Елена шарахалась от нового ухажера. Елена все еще хотела быть с Толей, но отказ в кредите сильно на нее повлиял. Тогда она впервые заметила на лице Анатолия красные прожилки и его растущий живот.

Сторожка в лесу была на две комнаты, с печкой, с широкими лавками, на которых можно было спать, раскинув спальный мешок. Лавки отвели для женщин, мужчины спали вповалку на дощатом полу.

Питались, как и положено в походе, тушенкой, печенной в углях картошкой, поздними грибами, найденными в лесу, и водкой.

На вторые сутки веселого пития подстрелили двадцать уток. Птица была нагуленная, откормленная за лето на тихих болотах.

Ужин был необыкновенно экзотичен. Бывалые охотники обмазали уток глиной прямо с перьями, затем упаковали в фольгу и запекли в земле, в выкопанной яме, где до этого прогорел большой костер и накалились камни. У готовой птицы шкурка с перьями снималась вместе с глиной и фольгой. Запах готовой утки был изумителен. Да еще свежий воздух, костер, ароматная зелень.

Вечером, когда Толя ухрюкался до беспробудного сна, Григорий предложил Елене посидеть рядом с ним, поболтать, так сказать, пообщаться. Елена не знала, под каким предлогом отказать Грише в желании тесного общения. По счастью, в сторожку пришел лесник, вернее, директор лесоводческого хозяйства. Настроение его было невеселым, и ни водка, ни запеченная дикая птица настроения не подняли.

– Не знаю, как жить будем, – обводя тяжелым взглядом веселящуюся компанию, жаловался лесник. – Лес – он тоже заботы и присмотра требует. Нам, чтобы прожить, елки сажать нужно, кормушки ставить для лосей и оленей, санитарную вырубку проводить, а у нас ни на что денег нет.

– Чего ноешь? – пьяно спросил Григорий. – У тебя золотой слиток в руках, лес в Подмосковье, а ты на безденежье жалуешься. Дай разрешение на постройку коттеджей, сдай в аренду гектаров двадцать. Если тебя так лоси волнуют, так делай что-то.

– А кто у меня лес в аренду возьмет? Строить здесь ничего нельзя, а за потравленные дубы вообще срок можно схлопотать.

– Я возьму! – Григорий широким жестом обвел вечернюю поляну с костром и охотниками. – Ленка, у тебя когда день рождения?

– В декабре.

– О! Так чуть-чуть, пару месяцев осталось. Хочешь подарок? Сашка, дашь мне двадцать гектаров на девяносто лет?

– Дам, – лесник обреченно махнул рукой. – Только не двадцать, а пять, и на девяносто не могу, могу на сорок девять.

– Ленка… – Григорий куражно оглядывался, заранее хвалясь необычным «сувенирчиком». – Так что, хочешь лес в подарок?

– Хочу. – Лена покосилась на деревья, становившиеся с приходом ночи пугающе мощными. – Грибы я собирать не люблю, ягоды покупаю на рынке, но от подарка никогда не откажусь.

Лесника поили до пяти утра. Утром его, не проспавшегося, отвезли в офис и оформили на фирму Елены пять гектаров леса, то есть реликтовой дубовой рощи.

И в тот же день Григорий отвез Елену к себе домой.

Надоела она ему через неделю. Ни он, ни она не могли найти предлога для расставания, и просто в пятницу Елене он отзвонился и попросил не приезжать.

И она вернулась в коммуналку, обрадовав пожилых супругов, которые по случаю ее возвращения ушли в недельный запой.

Елена тогда впервые заложила землю под лесом, получила кредит и вложила деньги в реконструкцию заводских цехов под склады. А Анатолий, погоревав месяц, нашел себе новую заведующую.

Прошло десять лет. Земля вздорожала в несколько раз. Теперь есть возможность заработать миллионы, и она эту возможность не упустит.

Елена устало откинулась в кресле.

Под столешницей, пока не видимая никому, средняя пуговица на пиджаке Елены держалась из последних сил. Нитки с утра рвались одна за другой, и осталась последняя.

Елена сладко потянулась, и нитка не выдержала, разорвалась. Средняя пуговица вышла в полет, срикошетила в тумбочку стола, но звук совпал со звуком закрываемой Андреем двери. Оголился розовый живот.

Елена напечатала бумагу с официальной «отмазкой» для мэрии и набрала номер директора.

– Володя, я сейчас тебе на редактуру бумажку занесу, глянь, я тут постаралась вежливо послать экологистов подальше.

– То есть будем строить по старому проекту? – спросил Андрей.

– Будем. Деревьев в Подмосковье много, а свой склад у нас пока один.

Положив телефонную трубку, Елена взяла со стола бумагу и, перечитывая ее на ходу, вышла из кабинета, не замечая, как сильно между разошедшимися бортами пиджака выпирает живот.

Зоя, отвечая на звонок, одновременно сортировала почту с директорскими резолюциями. Мимо нее в кабинет директора одним духом пролетела Елена. Не закрыв за собой дверь, она положила на стол перед Владимиром Самуэльевичем лист бумаги. Директор, разговаривая по телефону, не отрываясь, прочитал бумагу, показал большой палец, одобрив написанное. На Елену он не смотрел, увлеченный телефонным разговором.

Елена стремительно возвратилась к себе в кабинет, «светя» животом.

Зоя с приоткрытым ртом наблюдала за пробежками начальницы. Вставать и выяснять ситуацию ей не хотелось. Она в недоумении почесала ноготком бровку и продолжила разбирать почту.

…В обед очень не хотелось спускаться в буфет. Елена позвонила, и ей в кабинет принесли котлету по-киевски с гарниром, пиццу и двойной кусок вишневого пирога.