— Мисс Киф, будьте добры, задержитесь ненадолго.

Она села. Робби тоже.

— Мясной, колбасный бизнес, — напомнил я.

— Нет, — ответила она. — Я почти уверена, что он не виделся ни с кем из этих людей. Для него это было уже в прошлом. Но я бы сказала, следователь… Напомните, как ваше имя?

— Стив Бреди. Скажите, кто-нибудь из кошерного бизнеса вкладывал деньги в его фильм?

— Да, один или двое.

— Вы можете назвать их имена?

— Только одно. Микки. Полное имя, думаю, Майкл.

— А фамилия?

— Понятия не имею.

— Вы когда-либо слышали, чтобы Сай встречался с этим Микки?

Она отрицательно покачала головой.

— Или беседовал с ним?

— Обычно Сай звонил из своего кабинета.

— Пусть так, но, возможно, вы проходили мимо и случайно услышали, как он говорит с Микки?

— Действительно, однажды так и случилось. И я именно шла мимо, а не подслушивала. Я до такого не опускаюсь.

— Ладно. И что же вы услышали, проходя мимо?

— Сай уверял этого человека, что все складывается нормально.

— А что, Микки беспокоился, что все складывается неудачно?

— Разумеется, нет. Это был один из таких утешающих, поглаживающих звонков, просто для того, чтобы оказать почести важной персоне. Сай был мастером по этой части.

— Значит, никаких проблем со «Звездной ночью» не было? — спросил я.

Она тряхнула головой так, чтобы один из длинных платиновых локонов упал на плечо. И принялась накручивать этот локон на указательный палец. Наверное, хотела, чтобы мой взгляд описывал круги вслед за этим вращением, пока я не был бы совершенно загипнотизирован. А я в это время глаз не мог оторвать от родимого пятна на шее; черное-пречерное, оно напоминало мне недоразвитый третий глаз.

— Так был ли мистер Спенсер доволен ходом работы? — спросил я.

— Вполне.

— И никаких проблем с постановщиком? С кем-нибудь из актеров?

— Ничего такого, что выходило бы за рамки обычных дрязг.

— А ваша игра, он был ей доволен?

— Конечно. — Она произнесла это слово отрывисто, с нажимом. — А почему вы спрашиваете?

— Просто пытаюсь расставить точки над i, — ответил я.

— Давайте будем откровенны, следователь Бреди. Мне неизвестно, какие слухи до вас дошли, но на площадке всегда сплетничают об исполнительнице главной роли. И иногда это переходит все границы. Я уверена, что есть люди, рассказывающие обо мне всякие ужасы, вроде того, что я жуткая стерва. Только потому, что я серьезно — исключительно серьезно — отношусь к своей работе. Или болтают, что в моей игре чего-то не хватает. Или что мои отношения с Саем были… скажем так, взаимовыгодными. А что я человек жесткий — это правда. Но точно так же иногда я бываю ранимой, и ничто человеческое мне не чуждо.

— Ну, разумеется, не чуждо.

— И я любила Сая очень, очень сильно.

— Понимаю.

— Надеюсь, вы понимаете также, что Сай высоко ценил мою работу.

Она на секунду опустила голову, сыграв минуту молчания. А потом сказала, глядя мне прямо в глаза:

— А он любил меня.

— У меня нет в этом ни малейшего сомнения, — уверил ее я и тут же вспомнил те длинные темные волосы, что застряли в изголовье кровати в спальне для гостей.

— Мы собирались пожениться.

Я спросил:

— Вам известно что-нибудь о его бывших женах?

— Ни одну из них не имела счастья встречать.

— Но он хоть что-нибудь о них рассказывал?

— Не особенно много. Первую звали Филис. Он женился на ней после окончания колледжа. Она как раз защитила диссертацию в Колумбийском университете. Кажется, блестяще. Из высокопоставленной семьи. Куча денег.

— Что же произошло?

— На самом деле?

— Да, пожалуйста.

— Тоска зеленая.

— Он в последнее время ей звонил, встречался?

— Нет. Я почти в этом уверена. Они развелись в конце шестидесятых. Она вышла замуж во второй раз.

— А его вторая жена? — спросил я.

— Бонни. Откуда-то из западных штатов.

— А об этом браке вам что-нибудь известно? — спросил Робби.

— Это был мезальянс. — Линдси сжала пальцы левой руки правой ладонью, то ли хотела их помассировать, то ли изучала свой маникюр. — Она сценарист. У нее вышел один фильм, как раз тогда, когда они познакомились с Саем. Думаю, его покорило то, что она казалась ему тогда живой и бесхитростной натурой. Очень энергичная и с придыханием цитирует пьесы Джозефа Манкевича. Это его увлекло. Впрочем, ненадолго.

— А потом? — спросил я.

— По правде? В ней и было-то заряда всего на один фильм. Она вышла из моды уже к тому дню, когда они поженились.

— Вам не известно, он с ней виделся? — спросил Робби.

— Нет. Разумеется, нет. Но она где-то рядом живет. Когда они расстались, она получила их старый летний коттедж. Хотя, постойте-ка, она объявилась несколько месяцев назад. Прислала Саю новый сценарий.

Я спросил:

— Он собирался ставить по нему фильм?

— О Господи, нет, конечно.

Я судорожно сглотнул.

— Он отказал ей?

— Конечно. Мне он сказал, что у него не было другого выхода. Очень любезно и, думаю, даже великодушно. Но я в этом твердо убеждена. Хотя, секундочку… Да, верно. Совсем забыла. Она заявилась на съемочную площадку в Ист-Хэмптон и пыталась его уговаривать. Я сама ее не видела, но знаю, что она приехала и стучалась в его трейлер. Это было ужасно. Но он сказал, что довольно недвусмысленно объяснил ей: «До свиданья. Держись подальше от съемочной площадки. И держи свои сценарии при себе». Может, это прозвучало резко, но у него не было выбора. Кинобизнес просто как магнит притягивает всяких убогих людей.

— Но Сай хорошо ее знал, — возразил я. — Она ведь его бывшая жена. Что ж, он считал ее убогой?

— Нет. Насколько мне известно, он просто думал, что она неудачница. Но стоило бы ему сказать ей хоть слово одобрения, она бы тут же в него вцепилась: «Полюби мой сценарий. Полюби меня. Старайся для меня. Сделай меня богатой, знаменитой. Сделай меня звездой». Она из породы ущербных. Саю ничего не оставалось, как избавиться от нее.

4

Так уж вышло, что встреча следственной группы по убийствам обернулась посмешищем: шестеро копов расселись вокруг стола и всю дорогу пожимали плечами. Робби не удалось побеседовать с Истоном, потому что он с головой ушел в поиски кошерного спонсора, ссудившего Сая деньгами на фильм. Тот, кого Линдси окрестила «Микки», оказался Толстяком Микки Ло Трильо, сущим ангелом. Подобно Шпигелям-Спенсерам, семейство Микки владело крупным мясокомбинатом, к тому же он был тесно связан с другим семейством — Гамбинос. В его блестящем послужном списке оказались задержания за вымогательство и вооруженное нападение с отягчающими обстоятельствами, — что называется, наш человек. Но на него никогда не заводили дела.


Рэй Карбоун заявил, что, поскольку он убил уйму времени на успокаивание людей наверху и сочинял материал для прессы, ему удалось только добыть сведения о первой жене Сая. Зовут ее Филис Вандервентер и живет она на Парк-авеню.

Наш медэксперт, специалист по аутопсии, Хьюго Шульц, по кличке Кислый Фриц, доложил, что, если отвлечься от того, что Сай Спенсер уже покойник, парень был в отличной форме. Никаких болезней. Никаких следов алкоголя или наркотиков. Перед смертью ел салат с хлебом. Судя по всему, незадолго до смерти у него было семяизвержение, предположительно — реакция на салат. Ах да, он был убит уже первой пулей, пробившей ему голову. Та, что попала в сердце, была лишней. Кто-то просто поупражнялся в стрельбе по цели, добавил Хьюго.

Другие два копа молча пили кофе и слушали. Я посвятил присутствующих в ситуацию со сценарием Бонни, подчеркнув, что версия самой Бонни противоречит версии Линдси, и заметил, что Бонни вызывает подозрение. Я сообщил, что отзывы Линдси о собственной идеальной авторской работе подвергли сомнению как Бонни, так и Грегори. Я выложил все соображения по поводу «Звездной ночи» и двадцати миллионах, в нее вбуханных, и о том, что скорее всего репутация Линдси окажется сильно подмоченной.

В итоге, утреннее заседание так ничего и не прояснило. Вот тогда-то я и вспомнил о своем давнем приятеле, имевшем отношение к кино. О Джерими. Джерми.


Джерими Котмэн, самый популярный кинокритик на телевидении, был одним из моих богатых и знаменитых друзей. Врать не стану, мы не были закадычными дружками. К тому же с нашей последней встречи прошло более двадцати лет.

Джерими происходил из состоятельной семьи и приезжал в Бриджхэмптон на лето. Его отец был биржевым маклером, у которого, по-моему, не было других клиентов, кроме него самого. Мистер Котмэн вечно играл в гольф: его кожа приобрела фактуру хорошо прожаренного сэндвича с сыром. Миссис Котмэн, всех без разбора называвшая «голубчик», целое лето щеголяла в чепце, завязанном под подбородком, вцепившись в садовые ножницы и подстригая все, что не успевало дать деру. Их дом, разухабистая викторианская постройка из белой древесины, выходил окнами на побережье Мекокс Бэй.

Дети богатых родителей вроде Джерими все лето развлекались: купались друг у друга в бассейнах, ходили друг к другу на вечеринки пляжных клубов, брали уроки верховой езды, щеголяя в смешных штанах с начесом на ляжках. Обыкновенные дети вроде меня работали. Я начал с соскребания утиного дерьма и сортировки картошки у фермера, который купил нашу землю. К двенадцати годам моя квалификация выросла настолько, что мне доверяли чистить бассейны, а потом я удостоился должности мальчика для гольфа в одном из местных гольф-клубов.

Но несмотря на уйму работы, лето всегда давало какую-то передышку. Темнело очень поздно, поэтому, наскоро заглотав ужин, мы неслись на бейсбольное поле. С третьего класса мы сыграли, наверное, четыре тысячи бейсбольных матчей. Шло время, шестидесятые сменяли пятидесятые, и наши рубашки становились все более потрепанными, а бледные, костистые грудные клетки девятилетних задохликов обрастали мускулами и превращались в крупные, сильные, волосатые торсы учеников старших классов.

Мы играли только со своими, бриджхэмптонскими. В один прекрасный день на горизонте возник некто из дачников, фасоня на английском гоночном велосипеде. Он колесил поодаль несколько вечеров подряд, а однажды притормозил, поставил велик на подножку и с озабоченным видом начал прощупывать шины. Обычно в таких случаях мы в упор не видели незваного гостя, мол, уж в этот клуб тебе, подонок, дорожка заказана. Но если он выглядел неплохим и спортивным парнем, мы иногда делали маленькое исключение. Короче, чужакам приходилось на уши встать, чтобы добиться от нас хотя бы «здрасьте». И уж если кому это удавалось, и пацан не был слишком уж хорошо одет, иногда мы интересовались, не хочет ли он часом сделать пару ударов.

Джерими (а именно я стал называть его просто «Джерми» [21], стал одним из лучших игроков в нашей команде. У него был невероятно сильный удар, подавал он, правда, так себе. Но зато умел смешно и язвительно передразнивать. Он выбирал какую-нибудь кинозвезду или знаменитого бейсболиста и их голосами и с характерной мимикой изрекал ужасные вещи о ком-нибудь из парней. Выходило, что нас обзывает сама Мэрилин Монро или Карл Ястшемски (величайший из уроженцев Бриджхэмптона, которому прощали даже то, что он играл за Бостон).

Я никогда не встречал человека более оригинального, чем Джерми Котмэн. Способного отбрить даже водителей автобусов. Способного сказать все, что приходит в голову. Черт, как, наверное, это здорово! Мы быстро сдружились, каждое лето встречались, и в конце концов между нами установилась высшая степень доверия, позволявшая поверять друг другу самые сокровенные фантазии на тему спорта. Мы были закадычными друзьями с двенадцати лет до поступления в колледж.

Джерми поступил в Брауновский частный колледж. Я — в государственный, в Олбани. Тем летом, после первого курса, я разыскивал его, но его матушка, как всегда подрезавшая розы, которые чем-то ей не угодили, сказала: извини, голубчик, Джерими сейчас в Болонье, изучает итальянский. С тех пор я видел его раз или два, но нам не особенно было о чем говорить: к тому времени он превратился в молодого интеллектуала, я — в наркомана. А в бейсбол мы больше не играли.

Но сведения о Джерми долетали до городка. Я слышал, что он закончил какой-то институт в Чикаго; что он работал в какой-то газете в Лос-Анджелесе; что он работал в сякой-то газете в Атланте; что он писал длиннющие кинообзоры — думаю, критические, — для каких-то высоколобых журналов.