— Он умер мгновенно? — спросила она с надеждой.

— Вскрытие покажет, — ответил я.

Вслед за этой фразой Муз тяжело и безнадежно вздохнул и улегся у моих ног. Вернее, прямо на ноги.

— В голову приходят какие-то банальности, но надеюсь, он не мучился?

— Я тоже надеюсь.

— Ну что ж, — сказала она, — не думаю, что вы объезжаете окрестности всего лишь в поисках чашечки кофе.

— Отнюдь нет.

Неожиданно я вспомнил: я точно где-то ее видел. Скорее всего на почте, когда она забирала корреспонденцию.

— У вас, наверное, есть ко мне вопросы? — осведомилась она.

— Есть.

Но я опять ни о чем ее не спросил. Я усиленно притворялся, что обдумываю вопрос, рассматривая этот дурацкий кувшин-корову. На самом деле я был занят тем, что оценивал тело Бонни, раздумывая, стоит ли доброго слова то, что у нее под футболкой-размахайкой. Поймав себя на этом, я, понятное дело, устыдился, потому что однажды уже решил покончить с мыслями о сексе в рабочее время. Когда-то это мне помогало, хотя убийство в общем-то не располагает к подобному легкомыслию. Но желание узнать, что же Бонни скрывает там, под футболкой, вышибло меня из колеи. В кино такие женщины бывают добродушными подругами главных героев, сорванцами с мальчишескими ухватками и сердцем из чистого золота. Но вот какая штука: будучи абсолютно не привлекательной, она меня чем-то притягивала. Хорош же я был, теша себя надеждой, что она потянется за чем-нибудь на верхнюю полку. Тогда ей придется поднять руки, футболка задерется немного, и у меня появится шанс увидеть ее задницу. Я почувствовал себя разнаипоследним паршивцем. Ведь после вступления в общество Анонимных Алкоголиков и особенно после встречи с Линн я завязал с этими паскудными шалостями, раз и навсегда запретив себе инстинктивно концентрироваться на любой особе женского пола.

— Расскажите о вашей жизни с Саем Спенсером, — быстро проговорил я. — Сколько лет вы были женаты?

— Три года, с семьдесят девятого по восемьдесят второй. — Она налила кипяток через кофейный фильтр. — Вы не будете записывать?

— Надеюсь, смогу запомнить и так. — Я попросту забыл достать блокнот. Он вдруг словно свинцом налился в моем кармане. — Развод по обоюдному желанию?

— А если нет, вы решите, что я спустя семь лет вознамерилась его пристрелить?

— Я все допускаю.

— Ну тогда имейте в виду: я в него не стреляла. — Она вела себя достойно, сдержанно, искренне. И если ее речь выдавала в ней уроженку Нью-Йорка, то все остальное свидетельствовало о том, что она выросла в пригороде далеко от Нью-Йорка.

— Ладно. Ответьте-ка мне на такой вопрос: как вы разводились?

— По обоюдному согласию.

— С разделом имущества?

— Мне достался дом.

— Дом, и все?

— Угу.

— Был ли судебный процесс?

— Нет. Мы просто соревновались в любезности. «Бонни, пожалуйста, вот тебе алименты». — «Ах, нет, Сай, не стоит, но я так благодарна тебе за заботу».

— Что ж вы отказались от алиментов? Он ведь был так богат.

— Знаю. Но тогда меня деньги вообще не волновали. Да к тому же я впала в состояние обманутой жены: «Что ж ты думаешь, Сай, что ежемесячные подачки возместят мне потерю мужа?!» — Она покачала головой. — Господи, зато я их победила в моральном смысле. Представьте себе Сая с его адвокатом. Они готовы были запрыгать от радости, повиснуть друг у друга на шее и кричать: «Ура!»

Ох, не нравилось мне все это. Я насторожился, пытаясь сообразить, что же не ладно с Бонни Спенсер (а я наверняка знал, что тут дело нечисто). И все-таки что-то в ней мне ужасно нравилось. Может, меня просто подкупила эта атмосфера домашнего уюта: сидишь тут за простым деревянным столом, видишь, как женщина открывает шкафчик и замирает на секунду, выбирая кружку из батареи других. А может быть, дело было в этой огромной шерстистой черной косматине по имени Муз, согревавшей мои ноги? Я понял, что расслабляюсь и мозги мои превращаются в кашу. Бонни поставила на стол кувшин-корову, сахарницу и вручила мне кружку с кофе. На кружке было написано «Я люблю» — «люблю» в виде сердечка — «Сиэтл», и изображен скалящийся в улыбке зверь с забавными ластами.

— Я понимаю, что это пошлятина, — сказала она. — Но у остальных ручки отбиты.

Я наклонил кувшин. Молоко выливалось из коровьей пасти. Вот идиотизм.

— А я не представляла, что мне это может понадобиться. Видите ли, когда я встретила Сая, я была довольно популярным сценаристом. Мой фильм «Девушка-ковбой» только что вышел. Отклики были самые благоприятные, публика приняла очень хорошо. Тогда я писала еще пять сценариев. Три из них почти закончила. — Она села за стол напротив меня. — Когда тебе с самого начала очень везет, привыкаешь к мысли, что так и будет всю жизнь.

— Этого не случилось?

Она отрицательно покачала головой.

— Нет, «Девушка-ковбой» оказалась моим первым и единственным фильмом. Все остальные так и лежат в столе. Как я уже сказала, Сай предлагал мне алименты по меньшей мере трижды. Но я хотела доказать ему, что вполне способна быть независимой. И знаете что? По большому счету я действительно сделала лучшее из того, что могла.

— Почему распался ваш брак?

Да, Бонни как пить дать была не из Нью-Йорка: вместо того, чтобы начать распространяться о взаимоотношениях полов с точки зрения психоанализа или феминизма, она вообще замолчала.

— Так что же произошло? — повторил я. — Я понимаю, что, наверное, я вторгаюсь в вашу личную жизнь, но речь идет об убийстве и мне нужна картина его жизни со всеми ее нюансами.

Некоторое время она молчала, а потом заговорила:

— Когда мы впервые встретились в Лос-Анджелесе, Сай делал свой первый фильм. Думаю, я тогда обладала некоторым весом, как говорится, и швец, и жнец, и на дуде игрец. Ну, уж по крайней мере, на дуде игрец. Сай обожал быть на людях: проехаться на лошади, потусоваться, поболтать. Не думаю, чтобы он просто использовал меня. Наверное, он искренне считал, что я… ну, скажем так, — славная. А он был таким смышленым и практичным, что, когда он сделал мне предложение, я подумала: эге-ге, если этот человек в меня влюблен, может, я и вправду славная? Короче, довольно скоро он выпустил свой первый фильм, а за ним и второй. И надо сказать, Сай заслужил успех. Это не тот случай, когда очередной толстосум протискивается в кинобизнес, чтобы переспать с парочкой кинозвезд или произвести впечатление на своих знакомых из Кливленда. Он был прирожденным продюсером.

— Что делает человека прирожденным продюсером?

Не более секунды понадобилось Бонни на раздумья: она составила свое мнение о Сае давным-давно.

— Чутье на сюжет. У Сая оно было развито. Способность увлекать людей своим взглядом на вещи. А еще — умение плыть против течения. Если бы все вокруг снимали трогательные фильмы о сельских семействах, с прелестными бабулями и дедулями, с их ахами и охами по поводу мучнистой росы на молодых побегах люцерны, Сай обязательно сделал бы что-нибудь стильное или фантастическое только потому, что увлекся сюжетом. Или был бы уверен, что фильму суждено стать событием.

— Значит, он стал крупным продюсером. А что произошло с вами?

— Ничего такого. Мне просто надоело быть какой-то там по счету в его списке предпочтений.

— Вы хотите сказать, что он бросил вас, когда от вас ушла известность?

— Ага.

Это что еще за «ага»?!

— А сами-то вы откуда будете родом?

— Из Огдена, штат Юта. Простите, вам Муз не слишком докучает?

— Он в порядке.

— Она. Разве не видно? Обожает мужчин. Бросит меня в два счета, если поманит кто-нибудь с усами и в брюках. Такая егоза.

Улыбка обожания по поводу собаки была мимолетной. Она взглянула на стенные часы, но не для того, чтобы узнать время, я готов был побожиться. Я взял это на заметку: проверить, какая у нее репутация.

— Расскажите, как Сай вас бросил?

— Как? Не слишком уж резко, если учитывать, как он стремился на волю. Он сказал мне — очень мягко, — что у него есть другая. Леди из общества, как и его первая жена. Разве что не ест сырой овес и не ржет при этом. Короче, он сказал мне, что любит ее и что, хотя ему очень тяжело решиться, он был бы крайне признателен, если бы я согласилась на развод, и тогда он смог бы жениться на этой женщине.

— Он так на ней и не женился?

— Разумеется, нет. Он просто хотел свободы. А роман у него с кем-то действительно был, так что он этим воспользовался. Я так считаю: он думал, что будет легче, если здесь замешана другая женщина. Он знал, что я скорее поняла бы ситуацию с влюбленностью, чем фразу типа: «Видишь ли, Бонни, мне надоело повсюду таскаться с тобой, потому что ты выше меня ростом и вообще полное ничтожество».

— Что же, это вас совсем не разозлило?

— Еще как разозлило! Если воскресить в памяти все события семилетней давности, держу пари, вы нашли бы по крайней мере человек двадцать, слышавших, как я орала: «Чтоб ты сдох, паршивец!» Но в итоге мы расстались мирно.

— Когда вы виделись в последний раз?

— Точно не помню…

(Черт побери, помнишь! Проклятие, я это почувствовал!)

Она задрала подбородок и с видом глубокой задумчивости воззрилась на подставку для сковородки, висевшую на стене.

— По-моему, несколько дней назад. Я заезжала на съемки.

— А до этого?

— Надо подумать… С неделю до того. Он пригласил меня зайти, хотел показать дом.

— Как долго вы там находились?

— Недолго. Он просто провел меня по дому, сводил, так сказать, на экскурсию.

— Вы были в приятельских отношениях?

— Можно сказать, да.

— Вы часто общались?

— Не сказать чтобы очень.

— Он приезжал к вам сюда?

— Раз или два заезжал. Но в основном мы общались по телефону. Он был мне коллегой, советовался со мной. Понимаете, я уже несколько лет ничего не писала, а вот прошлой зимой я совершила над собой усилие и закончила сценарий. И отправила Саю. Хоть мы и не виделись с тех пор, как разошлись, я была уверена, что он внимательно все прочтет. И ему действительно понравилось. — Она потерла лоб. — О Господи, не могу поверить, что его уже нет.

— Так что со сценарием?

— Что? Мы вместе его дорабатывали. Это такой дамско-хулигански-шпионский фильм.

— Что вы подразумеваете под словом «дорабатывали»?

— Это означает: работать над проектом, сценарием, продумать его финансирование, попытаться найти хорошего директора, актеров. Обычно Сай не приступал к разработке проекта, пока не получал сценарий, который устраивал бы его во всех отношениях. А мой сценарий — он назывался «На побережье меняется погода» — был сыроват. Так что Сай дал мне ряд дельных советов. И я переписывала эту вещь с учетом его замечаний.

— И потом он планировал поставить фильм по этому сценарию?

— Ага.

— Он вам хорошо заплатил?

— Да как вам сказать… Вообще-то он мне не платил. Но если б я попросила, он дал бы мне денег.

— Что же вы не просили?

— Я думаю, по той же причине, по которой я не хотела принять алиментов. Не хотела показаться жадной. Я знаю, что это глупость. Глупость и есть. Но Сай всегда беспокоился, что люди, я имею в виду женщины, встречаются с ним только ради его денег. Я не хотела, чтобы он и обо мне думал то же самое. В любом случае он бы поступил со мной по-честному, раз уж мы раскрутили все это.

— На какие средства вы живете? На родительские деньги?

Она засмеялась и оглядела кухню:

— Разве похоже, что у моих родителей есть деньги?

— Значит, вы весь год живете в Бриджхэмптоне? — По правде сказать, я был удивлен.

— Таки живу. А, понятно, вы подумали, что это мой скромный летний коттедж, куда я сбегаю из своих сорокакомнатных трехэтажных апартаментов. Нет, это все, что у меня есть. Я зарабатываю на жизнь писательским трудом. Веду колонку «Радостные известия» в местной газете. Идет нарасхват: свадьбы, рождения детей, годовщины. «Ренни и Рэнди Роллинс из Амангасетта отмечают девятнадцатилетие отеля «Уи Типи» с утонченной экстравагантностью и предлагают знаменитую на весь мир рыбную похлебку «пенни». А еще я пишу для почтового каталога. Всякую ерунду вроде «белоснежные кружевные изделия из рейонового шифона так и искрятся от люминесцентных пуговиц из искусственного жемчуга».

— Вы не были в обиде на Сая? Ведь вам пришлось отказаться от написания сценариев и от всяких светских удовольствий и заняться чем-то менее увлекательным?