— А что, если в следующем году я не захочу с тобой общаться?

Его лицо становится непроницаемым, и я тут же жалею о своих словах. Я рассчитывала услышать ответ, полный сарказма, но теперь лихорадочно придумываю, как выкрутиться.

— То есть… вдруг в следующем году у тебя вывалятся все зубы? С твоим-то пристрастием к горячему шоколаду и леденцам?

Он улыбается и открывает дверь.

— Знаешь, что? Ради такого случая я буду особо тщательно чистить зубы. Весь год. — И напряжение между нами рассеивается.

Я с улыбкой вылезаю из кабины и подхожу к кузову. В большинстве окон многоквартирного комплекса света нет, но кое-где мигают электрические гирлянды. Калеб опускает борт кузова, и эмблема школы Сейджбраш исчезает. Он стаскивает елку, держась за ствол, а я помогаю, взявшись за ветви.

— Я уже вдохновила тебя тщательнее следить за гигиеной полости рта и расширила твой словарный запас, — говорю я. — Чем еще могу помочь?

Калеб улыбается, на щеке появляется ямочка, и он кивает в сторону дома.

— Просто иди вперед. Возьмешься мне помогать — и тебе придется отменить все другие дела.

Мы несем ель ко входу в здание — я шагаю впереди. Закрываю глаза и смеюсь над собой и над теми словами, что только что хотела ляпнуть. Потом смотрю через плечо и все же подавляю желание сказать: «Считай, уже отменила».

Глава десятая

Лифт такой крошечный, что нам с трудом удается поставить елку прямо. Калеб нажимает кнопку третьего этажа, и мы поднимаемся. Когда дверь лифта открывается, я первой протискиваюсь к выходу, мой спутник наклоняет ель, и я подхватываю ее. Мы тащим ее в самый конец коридора, где Калеб стучит коленом в последнюю дверь. К дверному глазку прикреплен ангел из цветной бумаги, вырезанный, похоже, детской рукой. Ангел держит ленту с надписью Feliz Navidad[8].

Дверь открывает тучная седая женщина в платье в цветочек. Увидев нас, обрадованная и удивленная, она отступает на шаг:

— Калеб!

Держа елку за ствол, Калеб произносит:

— Счастливого Рождества, миссис Трухильо.

— Луис не говорил, что ты придешь. Да еще с елкой!

— Он хотел, чтобы для вас это был сюрприз, — отвечает Калеб. — Миссис Трухильо, это моя подруга Сьерра.

Миссис Трухильо, похоже, готова заключить меня в объятия, но ей мешает то, что руки у меня заняты.

— Очень приятно, — говорит она. Мы заносим елку в квартиру, и я вижу, как женщина подмигивает Калебу, кивая в мою сторону, но притворяюсь, что не замечаю.

— В Продовольственном банке сказали, что у вас никогда еще не было живой ели на Рождество, — говорит Калеб. — Вот я и подумал, что в этом году мог бы вас с этим выручить.

Женщина краснеет и треплет его по плечу.

— Милый мальчик! У тебя такое доброе сердце! — Шаркая тапками, она пересекает гостиную, которая служит и столовой, и, наклоняясь, выуживает из-под дивана подставку для елки. При этом цветы на ее платье растягиваются во все стороны.

— Мы еще не успели поставить искусственную елку — Луис весь в уроках. А тут ты с живой!

Мы с Калебом продолжаем держать дерево, пока миссис Трухильо отпинывает в сторону стопки журналов и помещает подставку в угол. Без устали повторяя, как же ей нравится запах живой ели.

Потом она смотрит на Калеба и прижимает ладонь к сердцу.

— Спасибо, Калеб. Спасибо тебе. Спасибо.

С противоположного конца комнаты раздается голос:

— Мам, я думаю, он тебя услышал.

В узком коридорчике появляется парень примерно нашего возраста, должно быть, это и есть Луис. Калеб говорит ему:

— Привет, дружище.

— Луис! Смотри, что Калеб принес.

Луис смотрит на ель и смущенно улыбается. Кажется, ему неловко.

— Спасибо, — произносит он.

Миссис Трухильо касается моей руки.

— А ты учишься вместе с мальчиками?

— Вообще-то, я из Орегона, — отвечаю я.

— Ее родители — владельцы елочного базара, — объясняет Калеб. — Это их елка.

— Правда? — Она смотрит на меня. — А Калеб, значит, работает у вас в службе доставки?

Луис смеется, а миссис Трухильо, кажется, сбита с толку.

— Нет, — говорит Калеб и переводит взгляд на меня. — Не совсем. Мы…

Я смотрю на него.

— Продолжай. — Мне интересно, как он объяснит, что нас связывает.

Калеб усмехается.

— Мы просто сдружились за последние пару дней.

Миссис Трухильо всплескивает руками.

— Понимаю. Я задаю слишком много вопросов. Калеб, угостишь своих родителей турроном[9] от меня?

— Конечно! — отвечает Калеб и смотрит на нее так, словно ему предложили стакан воды посреди пустыни. — Сьерра, тебе обязательно надо попробовать туррон.

Миссис Трухильо хлопает в ладоши.

— Точно! И ты своим захвати. Я так много наделала. Позже мы с Луисом пойдем угощать соседей.

Она велит Луису принести салфетки и вручает нам нечто, больше всего напоминающее миндальные козинаки. Отламываю кусочек, кладу в рот… о, как же вкусно! Калеб в один прием уминает половину своей порции.

Миссис Трухильо сияет. Она кладет в пакетики еще несколько кусочков — нам с собой. Мы еще раз благодарим ее за угощение и направляемся к выходу. Калеб открывает дверь, и на пороге женщина обнимает его и долго не отпускает, снова и снова осыпая благодарностями.

Мы ждем лифта с пакетами туррона в руках, и я спрашиваю:

— Так значит, Луис — твой друг?

— Меньше всего мне хотелось, чтобы возникла неловкая ситуация, — говорит он и кивает. Двери открываются, мы входим в лифт, и Калеб жмет кнопку первого этажа. — В Продовольственном банке есть списки, в которых семьи отмечают то, что им нужно прежде всего. Ну, я и попросил клерков узнать, не нужна ли кому елка. Так я получаю адреса. Там был и адрес Луиса, поэтому я спросил его, как он смотрит на то, чтобы им подарили ель, но…

— Он не особо обрадовался, — догадываюсь я. — Думаешь, ему очень неловко?

— Переживет, — отвечает Калеб. — Он же знает, как его мама мечтала о елке. А она, между прочим, добрейшая женщина на свете.

Двери открываются, и Калеб пропускает меня вперед.

— Она так благодарна за все, — продолжает он, — и никогда никого не осуждает. Такие люди должны получать то, чего им хочется, хотя бы иногда.

Мы садимся в фургон, выруливаем на шоссе и едем в сторону базара.

— Так почему ты все-таки этим занимаешься? — спрашиваю я, решив, что этот разговор мало-помалу приведет нас к беседе на более личные темы.

Примерно полквартала мы проезжаем в тишине: он молчит. И наконец отвечает:

— Что ж, если уж ты рассказала мне о своих деревьях на холме…

— Это будет честно, — отвечаю я.

— Я занимаюсь этим по той же причине, по которой знаю, что Луис не станет обижаться на мой подарок, — говорит он. — Он понимает, что это от чистого сердца. Ведь после того, как мои родители развелись, мы некоторое время жили так же, как сейчас живут Трухильо. У мамы едва хватало денег на самые скромные подарки для нас, я уж молчу про елку.

Я заношу эту информацию в небольшой, но пополняющийся список сведений о Калебе.

— И как сейчас ваши дела? — спрашиваю я.

— Уже лучше. Сейчас маму повысили до главы отдела, и мы снова можем позволить себе покупать живые елки. Самая первая, которую я у вас приобрел, была для нас. — Он бросает на меня взгляд и улыбается. — Мама, конечно, по-прежнему экономит, не тратит много на те же украшения, но понимает, что живая ель очень много для нас значит, и значила с самого детства.

Вспоминаю ворох долларовых купюр, который он вручил мне в нашу первую встречу.

— Но ведь ты купил ее на свои деньги?

— Частично, — смеется он. — Добавил, чтобы взять дерево побольше.

Меня так и тянет расспросить его о сестре. Но его лицо и взгляд, устремленный на дорогу, кажутся такими спокойными. Хизер права, что бы между нами ни было, после Рождества все закончится. И если мне так нравится быть с ним рядом, зачем же все портить? Если я сейчас буду его расспрашивать, он снова замкнется.

Но если честно, мне и самой не очень хочется знать ответ.

— Я рад, что сегодня мы поехали вместе, — говорит он. — Спасибо тебе.

Он улыбается, а потом включает поворотники и съезжает на боковую дорогу.


Калеб обещал заехать на базар чуть позже на неделе. Поэтому, когда я, наконец, вижу, как его фургон сворачивает на парковку, я не бегу ему навстречу, а остаюсь в конторе. Не хочу, чтобы он догадывался, как сильно я его ждала. Надеюсь, что и он не явился на следующий же день после нашей встречи по той же причине: хотел скрыть нетерпение.

Проходят минуты, и Калебу пора бы уже появиться, но его все нет. Я выглядываю на улицу и вижу, что он беседует с Эндрю, который что-то ему втолковывает, тыча в землю пальцем, словно в подтверждение своих слов. Калеб стоит, засунув кулаки в карманы куртки, и напряженно всматривается куда-то за спину Эндрю. Внезапно тот указывает на наш трейлер, где папа говорит по телефону с дядей Брюсом, Калеб закрывает глаза, и руки его обмякают. Эндрю поспешно скрывается за деревьями, и мне кажется, что он сейчас пнет чего-нибудь по дороге.

Я поспешно возвращаюсь за прилавок. Через несколько секунд в конторе появляется Калеб. Он не в курсе, что я видела их с Эндрю, и ведет себя так, словно все нормально.

— Еду на работу, — сообщает он, и мне становится известно, что его улыбка с ямочкой может быть притворной. — Но не мог проехать мимо, не поздоровавшись.

Меньше чем через минуту в контору входит папа. Он кладет на прилавок рабочие перчатки и откручивает крышку термоса — зашел за добавкой кофе. Не глядя на Калеба, он спрашивает:

— Еще одну елку покупаешь?

— Нет, сэр, — отвечает тот. — Возможно, позже. Сейчас просто заехал поздороваться со Сьеррой.

Наполнив термос до краев, папа поворачивается к Калебу и начинает неторопливо закручивать крышку.

— Ты ее, главное, не задерживай. У нее много работы. А потом еще домашние задания.

Папа похлопывает Калеба по плечу и удаляется, а я готова умереть от унижения. Мы недолго болтаем в конторе, а потом я провожаю Калеба к фургону. Он открывает водительскую дверь, но прежде чем сесть в машину, кивает на плакат с приглашением на парад, тот самый, который я вешала, когда мы впервые встретились.

— Парад завтра вечером, — говорит он. — Я пойду с ребятами. Ты тоже должна там побывать.

Должна побывать? Хочется поддразнить его: вот трусишка, не решается договориться со мной о встрече на месте.

— Я подумаю, — отвечаю я.

Он уезжает, а я возвращаюсь в контору, глядя себе под ноги и улыбаясь. На полпути папа преграждает мне путь.

— Сьерра… — Папа знает, что я не хочу слышать то, что он мне сейчас скажет, но он все равно это скажет, выбора у меня нет. — Калеб — хороший парень, я не сомневаюсь, но, пожалуйста, подумай, прежде чем начинать с кем-то сейчас встречаться. Ты занята, а потом мы уедем, и…

— Я ни с кем не собираюсь встречаться, — отрезаю я. — Мы просто подружились, пап. Не говори ерунды.

Он смеется и делает глоток из термоса.

— Верни-ка мне мою маленькую капризную принцессу!

— Я никогда не была маленькой капризной принцессой.

— Шутишь, что ли? — спрашивает он. — Когда мама Хизер брала вас на парад, ты надевала свое самое красивое платье и говорила всем, что ты — Снежная королева.

— Вот именно! — отвечаю я. — Королева. А не принцесса. Такой уж вы меня воспитали.

Папа отвешивает поклон, как и положено в присутствии особы королевской крови. Затем он направляется к трейлеру, а я иду в контору. Там, облокотившись о прилавок, стоит Эндрю.

Встаю за кассу и отодвигаю в сторону папины рабочие перчатки.

— О чем это вы там с Калебом разговаривали?

— Заметил, что он частенько стал здесь появляться, — отвечает Эндрю.

Я складываю руки на груди.

— И что?

Эндрю качает головой.

— Ты небось считаешь его классным парнем, потому что он бедным елки покупает? Но ты его совсем не знаешь.

Мне хочется поспорить, что Эндрю тоже его совсем не знает, но, по правде говоря, ему наверняка известно больше моего. Может, я просто дура, что до сих пор не спросила Калеба обо всех этих слухах?