А сейчас он был мертв, а Джорджиана была с Эллен, которая увезла ее неизвестно куда. В минуты благодушия Франческе бывало даже жаль Эллен, оставшуюся вдовой с двумя младенцами на руках и мизерными средствами — вновь благодаря Джону и его неспособности хотя бы в чем-то себя ограничивать, — но стоило Франческе вспомнить о том, как вела себя Эллен по отношению к ней, и жалость мгновенно улетучивалась. Эллен находилась в той же комнате, когда Джон пообещал Франческе, что в случае его смерти Франческа заберет девочку к себе. Эллен знала о его желаниях и намеренно их проигнорировала. Такое не прощают.

Миссис Дженкинс с первого взгляда на Франческу поняла, что разговор с солиситором не увенчался успехом.

Я взяла на себя смелость заварить вам чаю, мадам, — сказала экономка, принимая из рук Франчески пелерину и шляпу. — Я сейчас вам его принесу.

Франческа кивнула:

— Спасибо, миссис Дженкинс. — Она направилась в гостиную и опустилась на диван. Когда через пару минут миссис Дженкинс принесла ей поднос с чаем, Франческа вымучила улыбку. — Вы всегда знаете, что мне нужно.

— Но вы не всегда следуете моим советам, — с довольной улыбкой пробормотала миссис Дженкинс, накрывая к чаю.

Чета Дженкинс стоила каждого фартинга их жалования, с благодарностью подумала Франческа.

— Это меня в вас и восхищает, миссис Дженкинс. Вы даете мне добрые советы, а потом приносите чай и дарите сочувствие, когда я из-за своего чертового упрямства выбираю путь, который ведет в никуда…

— Вы напрасно так говорите, — поспешила успокоить ее миссис Дженкинс.

Да благословит Господь верных слуг!

Франческа помешивала чай ложечкой, наблюдая за тем, как поднимается и клубится над чайной чашкой пар.

— Но сегодня у меня именно такое ощущение, — со вздохом призналась Франческа.

— Завтра все будет намного лучше, я в этом уверена. А до той поры… — Миссис Дженкинс кивнула на графин с виски. — Может, стоит добавить одну капельку в чай? Франческа покачала головой:

— Нет, не сегодня. Я думаю, ясная голова мне сослужит лучшую службу. Похоже, все мои планы могут закончиться провалом.

— Ну, я уверена, что вы придумаете новый план, мадам. А мы с мистером Дженкинсом сделаем все, что можем, чтобы вам помочь. Было бы так славно, если бы в доме жил ребеночек, не говоря уже о двух или трех. Франческа, прищурившись, посмотрела на экономку, лицо сохраняло подозрительно невинное выражение.

— Сейчас у меня в планах только один ребенок, а не двое и не трое. Давайте не будем торопить события.

— Конечно, не будем! Я думала о мисс Джорджиане. Ей, возможно, будет одиноко без других детей, я только этого боялась.

— Хм… — Франческа потягивала чай. — Я могу завести ей щенка. Или попугая.

— Попугая! — Миссис Дженкинс вся раздулась от возмущения. — Нет, леди Гордон, умоляю вас, только не это! Противные вонючие птицы, эти попугаи. И еще они кусаются! Совсем неподходящие любимцы для детей, если хотите знать мое мнение. Леди Картрайт, моя прежняя хозяйка, имела попугая. Он был ужасно шумным, мадам, верещал днем и ночью, словно его живьем резали, что, наверное, некоторые и думали, говорю вам. Вы передумаете, как только юная леди здесь появится, помяните мое слово. — Миссис Дженкинс выразительно кивала для большей убедительности и, закончив речь, вышла из комнаты, бормоча: — Придумают тоже, попугай!

Улыбка, вызванная тирадой домработницы против попугаев, вскоре сошла с лица Франчески. Какой смысл дразнить миссис Дженкинс, грозя купить Джорджиане попугая для забавы, если она даже не может ее навестить?.. И без солиситора, даже узнав о том, где живет Джорджиана, Франческа мало что могла изменить, потому что ничто не могло помешать Эллен уехать еще куда-нибудь, где ее никогда не могли найти.

Надо подождать, пока лорд Эдвард не внесет свои предложения. Он выглядел таким уверенным, когда вложил список в ее руку…

В ту ночь она старалась не думать о Джорджиане. Возможно, Олконбери был прав: ей и вправду грозила беда. Она изведет себя напрасными хлопотами по поиску адвокатов, завещаний и прочего. Надо признать, что не все в нашей власти. Если она доведет себя до нервного срыва, то делу это никак не поможет. И потому она пошла с друзьями в театр, смеялась и болтала о пустяках, забывшись в притворном веселье. Олконбери заходил в их ложу между актами, приносил с собой шампанское и сиял улыбкой.

— Какое облегчение видеть, что вы снова наслаждаетесь жизнью! — Он поднес ее руку к губам. — Я боялся, что на днях позволил себе лишнего и лишился вашей дружбы.

— Вы действительно слишком много себе позволили, но, к счастью для вас, я умею прощать. — Конечно, простить его было гораздо легче, когда лорд Эдвард поддержал ее и внушил уверенность в достижимости цели. В то время как Олконбери пытался у нее эту уверенность отнять.

— И это одна из черт, которые я в вас обожаю. — Олконбери многозначительно усмехнулся. — Вообще-то я столько всего в вас обожаю, что у меня от груза обожания подкашиваются ноги…

— Вы очень меня разозлили на днях, и мы оба это понимаем, — с улыбкой сказала Франческа. — Истинный джентльмен не стал бы упоминать об обстоятельствах нашего разговора и довольствовался бы тем, что дама вняла его совету выбираться из дома по вечерам.

— Ну что же, я всегда вел себя с вами как истинный джентльмен, не так ли? — Олконбери наклонился ближе. — Даже когда мне совсем этого не хотелось.

Франческа встретила его взгляд.

— Не говорите глупостей, — сказала она, по-прежнему улыбаясь, но в тоне ее было больше от серьезного предупреждения, чем от кокетства. — Ах вы, негодник!

— Нет, — Олконбери вскинул руку, — я больше не буду. Обещаю не валять дурака. Я понимаю, что вам не до меня и моих шуток, когда все ваши мысли заняты Джорджианой. Я лишь хочу, чтобы вы знали… знали, что я уважаю ваши желания и всегда готов оказать вам поддержку во всем… в чем угодно… в чем бы вы ни нуждались.

Франческа взирала на него с удивлением. Олконбери выслушал ее и дал совет, когда она его попросила, но он никогда не предлагал ей свою помощь и участие в той борьбе, которую она затеяла.

Он улыбнулся и наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку.

— Помните об этом, Франческа. Вам ни к чему искать помощи у посторонних, например, у де Лейси.

Так вот оно что. Странно, но она испытала скорее сожаление, чем разочарование из-за того, что им руководила ревность, а не убежденность в ее правоте. Он по-прежнему не разделял ее желания забрать к себе Джорджиану. И это означало, что, по сути, в их с Олконбери отношениях ничего не менялось.

— Что ж, тогда спасибо большое за предложение поддержки, — с легким сердцем сказала ему Франческа. — Я искренне ценю вашу доброту. Как мило, что вы зашли меня проведать, но не смею отвлекать вас от представления.

К счастью, пьеса уже начиналась, и у Олконбери не было повода задерживаться. Он пожал ее руку еще раз и ушел к себе в ложу, а Франческа обратила взгляд на сцену, хотя сейчас сосредоточить внимание на представлении было сложнее.

Неделю назад она была бы вне себя от радости, если бы Олконбери предложил ей помощь. Она знала, что он считал, что ее битва обещает быть долгой и трудной, хотя вплоть до их последней встречи на днях и не предлагал ей оставить борьбу. Но сейчас, когда он выразил готовность поддерживать ее во всем, она не ощутила в себе желания принять его помощь. Глупо было ревновать ее к лорду Эдварду, который до сих пор не позволил себе в ее отношении ни единой вольности, разве что чуть дольше, чем следовало, удерживал ее руку в своей руке. Впрочем, ей не была неприятна эта «вольность». Совсем наоборот. У него были сильные, чуткие руки и легкое прикосновение.

Франческа поймала себя на том, что проводит большим пальцем по ладони другой руки, представляя, как его пальцы вновь сжимают ее пальцы. Остановись, приказала она себе и протянула руку за веером.

Салли Ладлоу, подруга Франчески, подсела поближе к ней и сказала:

— Бедняжка Олконбери! Он совсем потерял голову.

Франческа вздрогнула — она-то продолжала думать об Эдварде де Лейси.

— Слепое увлечение, — прошептала Франческа, сопроводив свои слова небрежным взмахом веера.

Салли пристально на нее посмотрела и, поднеся веер к лицу, прошептала:

— Чепуха, он влюблен, и ты это знаешь не хуже меня. Ее слова потонули во взрыве хохота. Зрители смеялись над тем, что происходило на сцене.

— Ты ошибаешься, — тихо возразила Франческа. — Он очень хорошо ко мне относится, это точно, как и я к нему, но не настолько, чтобы влюбляться. Мы привязаны друг к другу, и нам не чужд флирт, но наши взаимные чувства не настолько сильны, чтобы пережить тяготы брака.

Они зааплодировали, когда ведущая актриса выпорхнула на сцену. Пьеса была обязана своему успеху именно ей, и потому зал притих во взволнованном ожидании.

— Он намекает на то, что хочет на тебе жениться, — прошептала Салли.

Франческа ничего не ответила, и Салли добавила удивленно:

— Надо ли понимать так, что ты намерена ему отказать?

— Он не делал мне предложения, — Франческа продолжала смотреть на сцену, — и мне не на что отвечать отказом.

— Да уж! — Салли с негодованием посмотрела на приятельницу. — Советую тебе подготовиться, потому что в ближайшее время он намерен сделать тебе предложение.

Франческа улыбнулась с таким видом, словно не придавала этому факту особого значения.

— Спасибо тебе за совет.

Но она знала, что Салли права. Рано или поздно ей придется ответить ему «да» или «нет». И одно то, что Олконбери рассказал о своем намерении их общим знакомым, говорило о том, что официальное предложение последует очень скоро. До сих пор Олконбери ее не торопил, поддерживая ту легкость в их отношениях, которая вполне устраивала Франческу, но, очевидно, что-то заставило его поторопить события. Что именно? Ее общение с лордом Эдвардом? Франческа понимала, что трусит, но ей делалось дурно при одной мысли о том, что вскоре придется дать Олконбери окончательный и бесповоротный отказ. Он был чудесным другом. С ним было интересно, он умел ее рассмешить, позабавить. Он был умен, прекрасно танцевал и мог выслушать. У него всегда в запасе находилось доброе слово и чистый носовой платок, когда ей надо было выплакаться. Франческа не знала, как бы пережила эти два последних года, прошедших со смерти мужа, если бы рядом не было такого друга, как Олконбери.

У Франчески вдруг сжалось сердце от боли утраты. Сесил одобрил бы ее усилия. Он был бы только рад, если б она взяла Джорджиану к ним в дом, поскольку своих детей у них не было. Он всегда шел навстречу ее желаниям. Будучи старше Франчески на несколько лет, он, по его же словам, был счастлив, когда наконец после стольких лет ожидания встретил женщину своей мечты. Сесил всячески баловал и пестовал свою молодую жену. Шесть лет их брака были для нее похожи на один сплошной праздник: он ввел ее в мир политики, искусства, светского общения. Этот мир был совсем не похож на тот, в котором она выросла. Иногда Франческа говорила мужу, что он кует из нее ту жену, которую хотел бы иметь. Однако Сесил поправлял ее, говоря, что лишь показывает ей, как стать той женщиной, какой ей надлежит быть. Франческа полагала, что силы воли ей всегда было не занимать, но муж показал, как направить эту силу в нужное русло. Олконбери даже как-то пошутил, что Сесил еще горько пожалеет о том, что подарил Франческе ее голову, потому что после этого ему уже никогда не удастся поймать ее на наживку. Франческа тогда возмутилась, но Сесил лишь рассмеялся.

Как бы сейчас отнесся Сесил к тому, что она делает? Одобрил бы ее методы или осудил бы за то, что она ворвалась к лорду Эдварду в дом и вынудила оказать ей помощь? Согласился бы он с Олконбери в том, что ей следует прекратить поиски Джорджианы, или похвалил за то, что она идет к цели, невзирая ни на какие препятствия? Захотел бы он, чтобы она поощряла Олконбери?

Олконбери и Сесил в ее сознании всегда были неразделимы. Они были одного поля ягоды: дружелюбные, общительные, остроумные мужчины, которые умели ее рассмешить и сбить ее порой чересчур боевой настрой незлобивой шуткой. Олконбери так часто бывал у них дома, что, по словам самого Сесила, стал не просто другом, а членом семьи. Когда Сесил в то злополучное утро вышел из дома, чтобы больше так и не вернуться, не кого-то другого, а именно Олконбери он взял с собой, и никто иной, как Олконбери, принес ей ужасную весть о смерти Сесила.

И с тех пор ничье присутствие в ее жизни не было таким стабильным, таким весомым, как присутствие Олконбери. Но она знала, что в какой-то момент чувства его к ней изменились, или, возможно, они всегда имели тенденцию свернуть в этом направлении, но ее чувства к нему остались прежними — как и до гибели мужа. Честно говоря, Франческе хотелось бы, чтобы и он не менял к ней отношения. Ей хотелось, чтобы все между ними оставалось как прежде, хотя и понимала, что этому не бывать.