— Я обдумаю и ваши дальнейшие предложения тоже. Я очень благодарна вам за то, что вы с таким вниманием отнеслись к моей проблеме.

— Я осознаю, что мое предложение идет вразрез с тем, что хотелось бы сделать вам, — сказал он. — Я также осознаю, что вас… огорчили действия миссис Хейвуд. Но единственное, что действительно имеет значение, — это конечный результат. Вы уже готовы потратиться, так почему не избрать более прямой путь к цели? И как только вы получите девочку, а ее мачеха откажется от всех своих притязаний, вам проще, намного проще будет выиграть свое дело в суде. Тогда составить для вас прошение сможет любой стряпчий.

Франческа в раздумье прикусила губу.

— Это уж точно дела не усложнит, — пробормотала она.

— То, что вы предприняли, с самого начала не было простым делом, — согласился он. — Уиттерс признал, что планировал взяться за ваше дело лишь потому, что его сложность бросала вызов его профессиональным амбициям, а ему нравится выигрывать те дела, которые принято считать провальными.

— Я знаю, — со вздохом сказала Франческа, затем нахмурилась и, в недоумении подняв взгляд на лорда Эдвард, спросила: — Вы говорили с Джеймсом Уиттерсом обо мне?

Выражение его лица изменилось, словно он пожалел о том, что сказал ей об этом. Он откинулся на спинку кушетки, и к нему вновь вернулись надменность и холодность. До этого мгновения Франческа даже не осознавала, что он сидел, наклонившись к ней, когда они говорили.

— Я надеялся узнать, что он увидел в этом деле такого, что давало надежду на успех. Иначе говоря, что он увидел в этом деле такого, чего не увидели остальные солиситоры. Я спросил его профессиональное мнение о вашем деле…

Франческа невесело усмехнулась:

— Вряд ли я захочу услышать, что он сказал.

Лорд Эдвард сделал паузу, пристально глядя ей в глаза, словно решал для себя некую дилемму, затем откашлялся:

— Он сказал совсем немного. Он предполагал, что ваше дело может быть сложным, но не безнадежным. Что навело меня на мысль рассмотреть альтернативные возможности — такие, которые не требовали бы участия адвоката. Победите ли вы в суде или просто удалите все препятствия, мешающие осуществлению вашего желания, результат будет одним и тем же.

Франческа была потрясена. Она даже лишилась дара речи. До сих пор она считала, что для того, чтобы получить желаемое, необходимо следовать правилам. Олконбери заверил ее, что только солиситор сможет представить ее прошение в суде, и она была убеждена в том, что лишь обратившись в суд с прошением назначить ее законной опекуншей Джорджианы и получив положительный вердикт суда, сможет защитить свою племянницу. Что тот путь — через суд — был самым надежным и верным, ей никогда не приходило в голову, что есть и иной путь — путь интриги бессовестного манипулирования. И чего уж ей никак не могло прийти в голову, так это того, что лорд Эдвард, истинный джентльмен и аристократ, может ей такое предложить.

Хотя от лорда Эдварда она добилась помощи именно таким вот бессовестным способом. Неудивительно что его так забавляло ее упрямое нежелание принять его совет. Конечно, все объяснялось ее упрямством, а чем же еще? Она не хотела, чтобы Эллен получила хоть какую-то выгоду от их с ней соглашения, а уж тем более не хотела платить Эллен деньги. Но если посмотреть на это непредвзято и чуть менее эмоционально, то нельзя не согласиться тем, что лорд Эдвард прав. В конечном итоге она вернет Джорджиану, и досада из-за того, что Эллен не получила по заслугам, а совсем наоборот, покажется такой мелочью, о которой легко можно забыть. Деньги стояли за действиями Эллен, и деньги же в достаточном количестве вызволят Джорджиану из кабалы. И уж конечно, случится это быстрее, чем самый быстрый суд рассмотрит ее прошение.

Франческа смотрела на лорда Эдварда совсем другими глазами. Может, это удача улыбнулась ей тогда, когда он «выкрал» Уиттерса у нее из-под носа. Ее беспримерная дерзость, граничащая с сумасбродством, — как только она решилась явиться к нему домой и закатить скандал? — принесла больше плодов, чем она ожидала. Его предложение шло вразрез с ее планами, и она просила его совсем о другом одолжении, но она интуитивно чувствовала, что его план лучше ее плана во всех смыслах. Она пыталась действовать по правилам, как полагается, тогда как на самом деле все, что от нее требовалось, — это умелый маневр. Кто посмеет ее упрекнуть в том, что она неразборчива в средствах? Победителей не судят.

Франческа порывисто пожала ему руку.

— Благодарю вас, сэр. Вы открыли мне глаза.

Он стиснул ее пальцы.

— Каким это образом?

Франческа рассмеялась несколько смущенно.

— Вы указали мне на ошибочность моего выбора. Злость на Эллен затмила мне глаза, и я упустила из виду истинную цель. Конечно, вы правы. Было бы гораздо эффективнее — и проще — отдать деньги Эллен в обмен на опеку над Джорджианой, и щепетильность при выборе средств тут ни к чему.

— Надеюсь, что радость от общения с вашей племянницей смоет неприятное послевкусие.

Франческа медленно кивнула, думая о заразительном смехе Джорджианы, о ее ясных глазах, о ее жизнерадостности.

— Да, — тихо сказала Франческа. — Так и будет. Я обещала, что сделаю все, что угодно, чтобы ее спасти, и я не отступлю.

В его взгляде она увидела нечто похожее на одобрение.

— Хорошо. Я рад это слышать.

Она улыбнулась ему, и он, хотя и не сразу, ответил ей улыбкой. Его глаза сейчас и вправду голубые, а не серые, подумала Франческа. И рот у него тоже довольно привлекательный, если присмотреться. Все его лицо менялось, когда он вот так улыбался, словно они были равными, словно они были закадычными друзьями. Внезапно она очень остро ощутила, что продолжает держать его за руку. Пальцы его сжимали ее пальцы, и это сжатие было уверенным и твердым, словно ему нравилось пожимать ей руку. И это не вызвало у нее неприятия, наоборот. У Франчески вдруг пересохло во рту, когда она сосредоточилась на своих ощущениях — тактильных и иных. Глаза его, вдруг ставшие синими и теплыми, как когда-то, казалось, заглядывали ей в самую душу, где — Боже! — уже разгоралось пока робкое, но с каждым мгновением набиравшее силу пламя влечения.

Вздрогнув, она отпустила его руку и поднялась с кресла. Она не должна забываться. Краткий миг физического влечения ничего не значит, даже если это влечение подкреплено зародившимся взаимопониманием и чувством общности.

Лорд Эдвард тоже поднялся. Он выглядел как никогда собранным. Франческа сделала глубокий вздох. Что за глупость — вначале выкрутить мужчине руки, заставив прийти к ней на помощь, а потом позволить себе им увлечься, не стоило даже мечтать о том, что он мог испытывать к ней какие-то чувства. Он был сыном герцога, в то время как она — вдова баронета с весьма скромным достатком.

— Спасибо за то, что предложили найти сыщика, — сказала она, перенаправив мысли в нужное русло. — Надеюсь, сделать это будет проще, чем подобрать подходящего солиситора.

Едва уловимый огонек той улыбки все еще теплился в его лице и глазах.

— Не думаю, что с этим будут проблемы.

Франческа очень в это верила. Скорее всего, он вообще не знает ни с чем проблем. Потому он и держится с таким очевидным спокойным достоинством. Если ты знаешь, что в конечном итоге все будет так, как того хочешь ты, зачем выходить из себя? Приятно, должно быть, обладать такой уверенностью в себе. Она лишь со вздохом пожала плечами, провожая его к входной двери.

— Я уже немного устала от проблем и потому от всей души надеюсь, что отныне и впредь все пойдет относительно гладко.

Лорд Эдвард взял из рук экономки шляпу и трость.

— Трудности будут, леди Гордон, в этом я не сомневаюсь, — сказал он. — Мы просто не дадим им нас сломить.

Сердце ее подскочило в груди. Именно этого ей так недоставало — чтобы кто-то убедил ее, что в конце пути ее ждет победа. Конечно, он скорее всего имел ввиду себя, когда предрекал триумф, но поскольку сейчас они были заодно, то победа была обещана и ей тоже. Впрочем, какая разница, кого он имел в виду? Пусть вся слава достанется ему, пусть себе сам руководит поисками, если ему так больше нравится, думала Франческа, глядя ему вслед, когда он, как всегда, неспешно, но не без изящества, спускался к поджидавшему у ступеней экипажу. Когда она вернет себе Джорджиану, будь то правдами или неправдами, по решению суда или за взятку, она в последний раз обратится к лорду Эдварду, и, что бы он ни сказал ей и что бы ни сделал, она скажет ему лишь одно: «Спасибо».

Глава 13

Эдвард не знал, что подвигло его нанести Франческе Гордон визит этим утром. Оглядываясь назад, он склонялся к мысли, что лучше бы он ее не навещал. Она открыла ему дверь сама, судя по всему, без корсета и несколько растрепанная. Ее роскошные блестящие волосы пребывали в чудесном беспорядке, и, увидев ее такой, он едва не забыл, что привело его в этот дом. Ему тогда страшно захотелось, отбросив всякие условности, погрузить пальцы в эту сияющую, как утреннее солнце, копну и поцеловать, чтобы убедиться, так ли она хороша на вкус, как ему кажется.

К счастью, это продолжалось всего мгновение. Франческе нужна была его помощь, а не поцелуи. И Эдвард был неприятно поражен тем, каким настойчиво-острым оказалось это вздорное желание. Одно дело — увидеть красивую женщину и ощутить «искру», и совсем другое — чувствовать, как тебя непреодолимо влечет к женщине, которую нельзя назвать ни красивой, ни целомудренной. Терзаться от желания к женщине, которая с раздражающей регулярностью преподносит сюрпризы, демонстрируя свою несдержанность и дурной нрав, и которая добилась от него того, чего хотела добиться, путем беззастенчивого манипулирования. Уже из-за одного этого она категорически не устраивала его в качестве любовницы… Эдвард тряхнул головой, чтобы прогнать эротические картины, рожденные распаленным воображением: с какой стати он вообразил Франческу Гордон в роли своей любовницы?

Карета остановилась возле дома Чарли. Фасад из белого известняка сиял на солнце. Этот каменный особняк выглядел намного импозантнее и величественнее, чем скромный кирпичный дом Франчески Гордон в Блумсбери, но, поднимаясь по ступеням к парадной двери, Эдвард испытывал чувства, весьма далекие от того радостного ожидания встречи, которое чувствовал в преддверии свидания с ней. Он не сомневался в том, что Чарли оставит этот дом и переедет на Беркли-сквер, как только Уиттерс выполнит свою задачу. А возможно, даже раньше. Эдвард предпочел бы, чтобы это произошло скорее поздно, чем рано. Едва ли сосуществование под одной крышей с Чарли придется ему по вкусу.

Слуга подбежал к двери первым и постучал, и потому дворецкий уже открывал дверь, когда Эдвард дошел до нее. Он ни за что не мог представить, чтобы Чарли сам пошел открывать дверь гостю. И тем более он не мог представить, чтобы Чарли пошел открывать в таком виде, в каком открыла ему дверь Франческа — в домашнем халате и растрепанная. Интересно, она всегда открывает дверь в таком виде по утрам? Может, стоит навестить ее вновь, неожиданно и с утра пораньше, чтобы посмотреть… Нет.

Определенно не следует этого делать. Ему не надо было и сегодня утром к ней заезжать. Он просто пошел на поводу у одного из необъяснимых побуждений.

Дворецкий проводил Эдварда в комнату для завтрака.

Чарли сидел за столом.

— А, доброе утро! — жизнерадостно поприветствовал его Чарли. — Перекусишь?

— Спасибо. Я завтракал. — Эдвард присел рядом с братом.

— Только кофе, — бросил Чарли слуге. — Потом можешь уходить.

Когда лакей принес ему кофе и с поклоном удалился, Эдвард обратился к брату:

— Как твоя нога?

Чарли пожал плечами, отрезая ломтик от запеченной почки:

— Все еще не отвалилась.

— Выходит, значительно лучше, — ответил Эдвард, заставив Чарли закашляться. — Я рад это слышать.

Чарли сделал большой глоток и внимательно посмотрел на брата.

— Зачем ты здесь?

— Справиться о твоем здоровье, разумеется, — Эдвард поднял чашку, и Чарли презрительно фыркнул, — и отчитаться о проведенной солиситором работе.

— А-а, — сказал Чарли. Я думал, ты пришел поведать мне о леди Гордон.

Настал черед закашляться Эдварду. По правде говоря, он едва не подавился.

Эдвард опустил чашку на блюдце с выразительным звоном, так, что часть напитка выплеснулось на блюдце, и мрачно уставился на брата. Чарли ответил ему многозначительной усмешкой.

— Здесь уже побывал Джерард?

— Конечно. Она очень даже ничего, насколько я понял из его слов, хотя Джерард не вполне внятно объяснил, какое она имеет отношение к нашей самой злободневной проблеме. — Чарли вдруг посмотрел на Эдварда так, как, бывало, смотрел отец. Хищно, словно ястреб на добычу. — Не то чтобы я осуждаю тебя за то, что ты проводишь время в ее приятной компании, или завидую тем удовольствиям, которые она тебе дарит.