— Сообщите ему, — с расстановкой повторил Эдвард, грозя заморозить привратника взглядом, — немедленно.

Лакей скривился, но еще до того, как он успел что-то сказать настойчивому господину, с верхней площадки лестницы раздался голос:

— Я думал, у нас пожар. Что за крик?

Эдвард поднял голову.

— Я бы хотел поговорить, Олконбери. О леди Гордон.

Барон медленно спустился вниз. Он явно только что встал с постели — на нем был халат, и волосы его были растрепаны. Взмахом руки он отпустил слугу, велев лакею возвращаться в постель. Слуга закрыл входную дверь и послушно удалился в сторону кухни.

— Не думаю, что мне интересно ваше о ней мнение.

— Нет, — сказал Эдвард, — это не то, что вы думаете.

Олконбери приподнял бровь.

— Вы, случаем, не уезжаете в Китай на всю оставшуюся жизнь?

«А это мысль».

— Я пришел просить вас об услуге.

— Неужели? — сухо поинтересовался Олконбери.

Эдвард невольно сжал кулаки.

— Для нее, не для себя. Я боюсь… — Ему было трудно говорить. — Я боюсь, что ей понадобится дружеская поддержка. Насколько я понимаю, когда умер ее муж…

От былой подозрительности Олконбери не осталось и следа. С какой бы неприязнью ни относился к нему Эдвард, он вынужден был признать, что чувства Олконбери к Франческе были искренними, и, если честно, это делало миссию Эдварда еще более тягостной.

— Что с ней? — воскликнул Олконбери. — Скажите ради Бога, де Лейси, что случилось?

— Она жива и здорова. — Даже та холодная сдержанность, которую столько лет культивировал в себе Эдвард, не стала для него щитом. Ему пришлось отвернуться, он не мог смотреть в искаженное тревогой лицо Олконбери, зная, что именно этот мужчина будет утешать женщину, которую он, Эдвард, любит и которую, вполне возможно, навсегда потерял из-за своей глупости. — Она всего лишь узнала обо мне не слишком приятные вещи. Я уверен, она будет рада обществу друга.

Олконбери подозрительно прищурился:

— Я ее предупреждал, что вы причините ей боль.

— Вы были правы, — наклонив голову, сказал Эдвард.

— Да, я был прав. — Олконбери смотрел на соперника, хмурясь в раздумье.

— Она говорила, что вы были ей верным другом, когда умер ее муж, — продолжал Эдвард, как бы ни было ему тяжело произносить эти слова. — Я верю, что вы можете и сейчас ее поддержать. Как верный друг.

— Я попытаюсь, — медленно проговорил Олконбери. Эдвард коротко кивнул в знак благодарности. Он не мог заставить себя произнести слова благодарности этому мужчине, зная, что только что дал барону еще один шанс завоевать сердце Франчески. Рано или поздно она решит, что лучше полюбить того, кто всегда готов ее поддержать, когда другой мужчина разбил ей сердце. — Спасибо за визит, — добавил Олконбери, словно прочитав мысли Эдварда. — Я заеду к ней этим утром.

Эдвард представил, как Франческа улыбается Олконбери за завтраком, как она пьет с ним шампанское в полутемном театре, позволяя ему пропускать сквозь пальцы ее яркие шелковистые волосы… И перед глазами поплыла темная пелена. Он сделал то, ради чего пришел. Задерживаться смысла не было.

— Всего доброго, — пробормотал он и ушел, захлопнув за собой дверь.

Франческа почти не спала этой ночью. Безуспешно пытаясь уснуть, ворочаясь с боку на бок, она в конце концов сдалась и встала с рассветом. Она все еще не могла отойти от шока. Как мог Эдвард нанять сыщика, чтобы тот шпионил за ней, копался в ее прошлом и настоящем? Как мог он так с ней поступить! И чего он этим надеялся добиться? Он сказал, что поступил так потому, что его настолько сильно к ней влекло, что он не мог удержаться от искушения. Ну, возможно, нечто подобное испытывала и она. И ее поступки тоже были направлены на то, чтобы поскорее избавиться от мучительного наваждения. Не с этой ли мыслью она поцеловала его? А потом пригласила остаться у нее на ночь, замышляя соблазнить… Но по крайней мере она действовала открыто и честно!

И что бы он сделал, размышляла Франческа в мрачном отчаянии, если бы узнал от мистера Джексона о ней нечто такое, что бы ему не понравилось? Он бы отверг ее или все равно переспал с ней, зная, что в любой момент может избавиться от нее, как от ненужной вещи? Если бы он хоть раз сказал ей о своих чувствах, она смогла бы ухватиться за его признание и убедить себя в том, что правда в этом и, чем бы ни было вызвано его стремление навести о ней справки, он действовал лишь в силу старой привычки, которую уже успел изжить.

Но он так ничего ей и не сказал. Даже когда она взмолилась о том, чтобы он ей сказал хоть что-то, пусть даже солгал.

Пытаясь хоть как-то отвлечься от мыслей об Эдварде, она решила навестить Джорджиану. Эллен пообещала, что позволит ей навещать племянницу в любое время, и Франческа хотела привезти некоторые подарки и одежду, которые она приготовила для своей племянницы. Она была наверху, выбирая, что взять с собой, когда миссис Дженкинс поднялась к ней и сообщила, что лорд Олконбери ждет в гостиной.

Франческа спустилась в гостиную. Она была рада, что он снова стал ее навещать. В глубине души она испытывала не вполне рациональное разочарование из-за того, что ее утренним гостем стал не Эдвард. Но она напомнила себе, что сама велела ему не приходить. Едва ли она могла винить его в том, что он уступает ее желаниям. Франческа надеялась, что Олконбери удастся ее отвлечь, потому что сама она с этой задачей справиться не могла.

— Олконбери, как хорошо, что вы пришли меня навестить, — сказала она, протянув руки ему навстречу. — Я скучала.

— И я соскучился. — Он поцеловал ее в щеку, затем отступил на шаг, пристально на нее глядя. — Вы неважно выглядите.

Она невесело рассмеялась.

— О, как вы расточительны на комплименты. Будете продолжать в том же духе, так и сердце мое украдете.

Олконбери осторожно убрал завиток с ее виска.

— А ваше сердце еще можно украсть?

«Нет». Франческа вновь улыбнулась — вернее, вымучила улыбку.

— Останетесь на завтрак? Я еще не ела, но запах кофе успела почувствовать. Миссис Дженкинс с удовольствием приготовит для вас чашечку.

Олконбери долго смотрел на нее, не отвечая.

— У меня сегодня утром был странный посетитель, — сказал он. — Он едва не сломал мне дверь несколько часов назад. Я думал, что в дом ворвались грабители или случился пожар, но это был всего лишь де Лейси.

Сердце Франчески забилось сильнее лишь при одном упоминании этого имени.

— Боже, как это грубо с его стороны!

— Очень грубо, — согласился Олконбери. — Он попросил меня зайти к вам. Он подумал, что вам, возможно, сегодня утром понадобится общество друга.

Каким-то образом ей удалось изобразить подобие улыбки.

— Я всегда рада видеть вас, Генри…

— Нет, — мягко возразил он, — не всегда. В тот вечер в театре вы просили меня не приходить, потому что надеялись, что утром он по-прежнему будет у вас.

Франческа вышла из гостиной в смежную комнату, где миссис Дженкинс уже накрыла стол к завтраку. Как жестоко со стороны Олконбери напоминать ей об этом. Да, тогда она была, словно влюбленная девочка, в восторге от того, что он отыскал ее в театре, пренебрегая опасностью скандала, даже провоцируя его. Как слепо, как безумно она им увлеклась.

Между тем Олконбери продолжал:

— Франческа, что он сделал?

Она рассеянно рассматривала еду, расставленную на буфете.

— Ничего.

— Тогда что вы хотели бы, чтобы он сделал?

Его прозорливый вопрос ужалил ее как крапивой. Ей пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы не разрыдаться.

— Я сказала вам — ничего. — Голос ее дрожал совсем чуть-чуть. — Он ничего мне не обещал, и я ничего от него не жду.

— Ничего не ждете… — задумчиво произнес Олконбери.

Франческа продолжала изучать каждое из выставленных блюд, хотя уже все успела осмотреть не один раз, но так и не придумала, чего бы ей хотелось отведать.

— Тогда чего вы хотите?

«Я хочу, чтобы он любил меня так же сильно, как люблю его я». Она молча покачала головой.

Руки Олконбери были нежны, когда он взял ее за плечи и повернул к себе лицом.

— Неделю назад вы вся светились, едва он заходил в комнату. Теперь вы заявляете, что ничего от него не ждете, хотя я вижу, что от этих слов вас тошнит. Вы думаете, я не способен распознать симптомы разбитого сердца, Франческа?

По щекам ее покатились слезы.

— Он не любит меня, — прошептала она. — Я думала, он меня любит, или по крайней мере надеялась на это, но он так ни разу мне об этом и не сказал.

— Ах! — Олконбери заключил Франческу в объятия, позволив ей уткнуться лицом в его грудь. — Не все мужчины так хороши и честны, как я, моя дорогая. Большая часть бледнеет от страха при одном звуке этого слова и уж совсем не испытывает желания броситься на колени и признаться в том, что любовь — это именно то, что они чувствуют. — Он ласково приподнял ее лицо. — Если бы вы сказали мне «да» две недели назад, то слышали бы мои признания каждое утро.

— Я знаю, — сказала Франческа, всхлипывая. — Мне надо было сказать «да».

Он тихо засмеялся и вздохнул.

— Конечно же, вам не надо было этого говорить. Я был глупцом, когда просил вас стать моей женой. Я знал, что вы в него влюблены. Ну, по крайней мере, я понимал, что вы не влюблены в меня. И, если только я очень сильно не заблуждаюсь, он вас любит.

Франческа вытерла глаза.

— Он нанял сыщика, чтобы тот навел обо мне справки. До того.

— Привык все держать под контролем… — вздохнул Олконбери. — Меня не удивляет его поступок.

— Ему следовало бы спросить у меня все, что он хотел знать… кто мои родители и что случилось с Сесилем, — добавила Франческа.

— Конечно, следовало. Ваши семейные тайны не пропечатаны в бульварных газетах, как его.

Она поморщилась при упоминании о том, что его семью поливают грязью едва ли не все газеты в городе. Эдварда это бесило, но он старался не показывать виду.

— Он этого не заслуживает.

— Никто из нас этого не заслуживает. Некоторые просто держатся лучше, чем другие.

— Хотите сказать, что он это сделал, потому что злился из-за сплетен? — Франческа смотрела на него с сомнением в глазах.

Олконбери ответил ей сардонической усмешкой.

— Я говорю лишь то, что на мужчин иногда находит блажь. Если бы я узнал, что вот-вот лишусь всего, что у меня есть, и при этом надо мной и моими братьями потешаются чуть ли не в каждой лондонской гостиной, и некая рыжеволосая бестия нахально врывается в мою жизнь, требуя, чтобы я все бросил и стал ей помогать, я бы тоже мог совершить поступки, о которых впоследствии пожалел бы. — Он наклонился к ней и, понизив голос до шепота, добавил: — Особенно если бы я находил ее неотразимой.

Франческа отстранилась, высвободившись из его объятий, и отошла. Эдвард сказал то же самое, он говорил, что его неодолимо влекло к ней…

— Вы просто пытаетесь меня утешить.

— Конечно. Но возможно, все так и обстоит. И какими бы ни были его мотивы тогда, сейчас он настроен серьезно. Я говорил, что он ворвался в мой дом еще до рассвета, требуя, чтобы я к вам пришел, чтобы вас успокоить?

Она пожала плечами. Ей бы больше понравилось, если б Эдвард пришел успокоить ее сам, что противоречило логике, ибо она велела ему не приходить. Она еще не готова была встретиться с ним лицом к лицу, но, поговорив о нем с Олконбери, она поймала себя на том, что очень, очень хочет его увидеть. Больше, чем когда-либо. И больше всего ей было неприятно то, что он заставил ее чувствовать себя так, как она чувствовала — вздорной, истеричной, капризной. И еще она очень сильно сожалела о том, что велела ему держаться от нее подальше.

— Он поступил непростительно грубо.

— Да, Эдвард де Лейси известный невежа, — ответил Олконбери. — Варвар прямо-таки, не имеющий представления о хороших манерах. — Франческа злобно на него уставилась. — О чем он думал, явившись в мой дом до рассвета, с мутными от пьянства глазами, в таком виде, словно его волоком тащили по мостовой до самого моего дома, а потом еще и посмел не попросить, а прямо-таки приказать мне отправиться утешать женщину, которой, как ему случайно стало известно, я сделал предложение? К женщине, с которой его видели повсюду в городе, смею добавить, что наводит всех окружающих, в том числе и меня, на мысль, что его намерения входят в явное противоречие с тем, что он на самом деле делал. Этот мужчина, должно быть, безумец. Или, возможно… всего лишь влюблен.

С Франчески было довольно. Возможно, так и есть. Ей определенно хотелось думать, что так оно и есть.

— Спасибо, что пришли, Олконбери. — Голос ее обрел силу. — Ваши советы всегда для меня бесценны.