— Такой суеты тут не было со времен дела Коули, но тогда на кону стоял титул барона.

— На печати был герб, — откликнулся другой клерк. — Не сомневаюсь, что теперь у нас клиент поважнее барона. Уиттерс через час должен с ним встретиться.

Первый клерк выпрямился, держа в руках тяжелую стопку книг. И тогда он заметил, что Франческа все нитках не уходит. Он бросил на своего коллегу многозначительный взгляд, опустил книги на пол и подошел к ней. — Могу я вам помочь, леди Гордон? Вы очень бледны. — Я… Да, пожалуйста, помогите, — сказала она, нагнувшись, чтобы поднять ридикюль и заодно спрятать лицо. Не из-за внезапного недомогания кровь отхлынула у нее от лица — причиной тому был гнев. Уиттерс отмахнулся от нее ради другого, более высокородного нового клиента. Срочное дело, конечно! Что ему небогатая и незнатная вдова! Его поманил тот, за кем стоит власть и богатство! — Мне нездоровится. Вы не могли бы передать моему кучеру, что я готова ехать?

— Конечно, мадам. — Клерк вышел и вернулся через пару минут, чтобы сообщить, что экипаж ждет. Франческа одарила его томным взглядом; и он с подчеркнутой учтивостью помог ей забраться в карету.

Но как только клерк вернулся в здание, Франческа велела кучеру отъехать на безопасное расстояние и остановиться. Она хотела выяснить, кто такой этот особо важный клиент, ради которого Уиттерс бросил все свои дела — и, что самое главное, бросил ее дело. Один из клеров упомянул герб, следовательно, этот клиент аристократ. Покойный муж Франчески был всего лишь баронетом, но она была знакома кое с кем из числа пэров.

Их всех объединяла одна характерная черта — беспримерное высокомерие, и, как ни странно, именно это ничем не оправданное самомнение зачастую порождало в людях вроде Уиттерса холопское стремление им угодить. Уиттерс готов был плясать перед ним на задних лапках, словно дрессированная собачка, что, разумеется, не делало ему чести. Франческа, не зная, на чем выместить свой гнев, скрутила носовой платок в тугой узел.

Примерно через сорок пять минут Джеймс Уиттерс вышел из здания. Следом за ним вышел мистер Нейпир. Мистер Нейпир был в плаще, аккуратно застегнутом на все пуговицы. Они сели в наемный экипаж и быстро уехали. Франческа велела кучеру следовать за ними. Сама она всю дорогу ехала, то и дело высовывая голову из окна, чтобы не упустить из виду экипаж с юристами.

Как она и ожидала, путь их пролегал по все более красивым и нарядным улицам. Франческа недобро прищурилась, когда наемный экипаж остановился перед импозантным каменным особняком, выходящим на огороженный чугунной решеткой зеленый сквер в самой элегантной части Мейфэр. Дом был огромный и занимал целый квартал напротив сквера. Этот особняк скорее всего принадлежал человеку с высоким титулом и при этом весьма состоятельному. Вероятно, именно перспектива высоких гонораров и прельстила Уиттерса, заставив его с легкостью отказаться от ее дела в пользу защиты интересов богача. Мистера Уиттерса и его помощника впустили сразу, что указывало на то, что их здесь ждали.

Франческа откинулась на спинку сиденья. Настроение у нее было хуже некуда. Голос разума говорил, что она зря сюда приехала и напрасно теряет время, — ведь Уиттерса уже не вернуть. Самым правильным сейчас было бы направить усилия на поиски другого юриста и сделать это как можно быстрее, до того как мачеха Джорджианы сама подаст в суд прошение о назначении ее опекуншей. Но бунтарский дух был слишком силен в ней — не зря она была итальянкой по матери. Она не сдастся без борьбы! Как хотелось ей ворваться в этот величавый особняк и потребовать сатисфакции от его владельца. Или по крайней мере высказать ему все, что она о нем думает.

Велев кучеру подождать, Франческа покинула экипаж, Уиттерс отпустил кеб, что означало, что он собирался процвести в этом доме больше, чем пару минут. Кутаясь в шаль, Франческа направилась к дому.

На углу она остановила женщину, державшую за руки двух маленьких детей. По всей видимости, они направлялись в парк, расположенный за сквером.

— Прошу прощения, это не дом лорда Олконбери? — спросила Франческа, указав на роскошный каменный особняк. Она прекрасно знала, что этот дом к лорду Олконбери нe имел никакого отношения — о таком доме Олконбери мог только мечтать. Как бы там ни было, Генри наверняка повеселит ее рассказ о том, куда она его «поселила».

— Нет, мэм, это особняк лорда Дарема, — ответила няня.

— Ах да, конечно! — воскликнула Франческа. Ей почти не пришлось разыгрывать удивление. Господи, да это дом герцога! — Какую оплошность я чуть было не совершила!

Няня сочувственно ей улыбнулась. В конторе солиситора наряд Франчески мог выглядеть солидно, но не здесь, — в этом престижном районе одетую в скромное серое платье Франческу могли принять разве что за претендентку на должность компаньонки или гувернантки.

— Пожалуй, что так. Но вы зря переживаете: дворецкий, мистер Блэкбридж, добрейшей души человек. Он не надрал бы вам уши за то, что вы ошиблись адресом. Он никогда не жалуется, когда малыши забрасывают мяч на ступени.

— Приятно это слышать, — сказала Франческа. Послав особняку на прощание неприязненный взгляд, она вернулась к экипажу и велела кучеру везти ее в Чипсайд.

Маленький и невзрачный дом, который арендовала Эллен Хейвуд, находился на столь же невзрачной, узкой и темной улице. Чипсайд был не самым благополучным районом города, как и не самым обихоженным, и потому Франческа предусмотрительно высоко приподняла юбки, спускаясь с подножки кареты и когда шла к дому. Предыдущие четыре визита к племяннице оказались неудачными — Эллен не пускала ее в дом. Отговорки были самые разные и самые нелепые — то дети болеют, то уборка в разгаре. Вообще-то Франческа приезжала сюда не чай с Эллен пить; все, чего она хотела, — это увидеть Джорджиану, но, странное дело, ей ни разу не удалось застать девочку дома. И, как ни стыдно в этом признаться, не раз и не два Франческа давала волю раздражению и повышала голос до крика, что, конечно, не способствовало налаживанию отношений, а совсем наоборот.

Сегодня, однако, Франческа решила, что должна увидеться с Джорджианой во что бы то стало, и ради этого она готова была покорно просить у Эллен прощения. Дорога до Чипсайд была неблизкой, и за время пути Франческа успела остыть и больше почти не гневалась на Уиттерса. Гнев сменился тревогой и чем-то близким к отчаянию. Она никогда не думала, что путь к цели окажется таким трудным. Франческа не сомневалась в том, что Эллен не станет противиться тому, чтобы отдать ей Джорджиану, ведь у Элен на руках было двое собственных младенцев. Категорический отказ Эллен отдавать Джорджиану сначала озадачил, а потом разозлил Франческу. Разозлил еще больше, когда она поняла, что рента Джорджианы, возможно, является главным доходом семьи и им без этих денег не прожить. Наверное, не стоило бросать обвинения в лицо Эллен, однако реакция мачехи Джорджианы немедленно подтвердила основательность выдвинутых обвинений. Эллен смертельно побледнела, а затем Персеваль Уоттс велел Франческе убираться, пригрозив навсегда лишить ее возможности видеться с девочкой. И угроза его оказалась не пустой.

Даже самой Франческе не пришло тогда в голову, что конфликт между ними приобретет такой размах, как не ожидала она и того, что оформление опеки над племянницей окажется таким трудным делом. После смерти Джулианы Джон пообещал назначить Франческу опекуншей племянницы и отразить свою волю в завещании, но трагическая смерть настигла его раньше, чем он успел изменить свою последнюю волю. Разумеется, суд в любом случае рассмотрел бы ее прошение. Нежелание почти дюжины солиситоров или частных поверенных браться за ее дело вызывало у Франчески не только недоумение, но и вполне справедливый гнев, однако лишь сегодня она почувствовала настоящее отчаяние. Меньше всего ей хотелось затевать войну, в которой несчастная Джорджиана окажется предметом спора. Война обещала стать затяжной. Если дела так пойдут и дальше, Джорджиана вырастет и выйдет замуж раньше, чем Франческе удастся с ней увидеться.

Она постучала медным кольцом по двери. Раз, другой, третий. Плечи ее напряглись — она готовила себя к тому, что сделать будет очень нелегко. Нелегко и неприятно. От нее потребуют извинений, и она их принесет, и даже, если это будет необходимо, извинится перед Персевалем Уоттсом, как бы ее при этом с души ни воротило. Уже одно то, что она стояла тут, униженно, перед запертой дверью, наводило ее на мысль о том, как он злорадно ухмыляется, наблюдая за ней откуда-нибудь из глубины дома. Как раз в тот момент, когда Франческа подняла руку, чтобы постучать в очередной раз, из соседнего дома вышла женщина с большой корзиной.

— Вы хотите видеть миссис Хейвуд? — спросила женщина, с недобрым прищуром смерив Франческу взглядом.

— Да. Но, боюсь, их нет дома.

— Нет, это уж точно, мэм! — Женщина поставила корзину на крыльцо и заперла дверь, затем торопливо спустилась.

Франческа медленно отошла от двери.

— Меня зовут миссис Дженкинс, — представилась хозяйка с корзиной. — Мы, знаете ли, были соседями. Они съехали… Кажется, дня три или четыре назад.

— О! — У Франчески кровь отлила от лица. — Я не знала. Куда они переехали?

Толстощекая миссис Дженкинс наморщила лоб.

— Не могу вам сказать, потому что не знаю. Мы сами понятия не имели, что они решили переехать! Хотя мистер Дженкинс уж точно не пожалел о том, что теперь близнецы тут не живут, от них вечно было столько шуму.

— А девочка? — в панике спросила Франческа. — Девочку вы видели в последнее время? Джорджиану?

— Конечно, — ответила миссис Дженкинс и улыбнулась. — Такая славная девочка, такая работящая. Я каждый день видела, как она мела ступени, и всегда она такая вежливая. На мой взгляд, слишком худенькая, но все равно хорошенькая.

Франческа закрыла глаза, испытав неимоверное облегчение, которое тут же сменилось тревогой. Джорджиана выглядит худой? Она постоянно метет ступени, как служанка? Франческа сделала над собой усилие, чтобы скрыть дрожь в голосе:

— Но они наверняка сообщили кому-нибудь, где их можно найти?

— Может, и сообщили, только я не знаю кому. Мистер Браун, что живет в конце улицы, собирает ренту с жильцов, и он тоже не знает. Они задолжали за три недели, и когда мистер Браун пришел за долгом, они уже успели съехать, так и не заплатив.

— Мистер Браун? — переспросила Франческа, радуясь тому, что получила хоть какую-то зацепку. — В конце улицы?

— Дом номер два, — сказала миссис Дженкинс. — Он скажет вам то же, что и я. Мы с мистером Дженкинсом поили его чаем в среду, и он нам все рассказал.

— Спасибо, — пробормотала Франческа. — Спасибо большое.

Сведения, переданные Франческе миссис Дженкинс, оказались точными. Мистер Браун подтвердил, что Хейвуды съехали, ни слова никому не сказав, и не заплатили за последние три недели. Франческа поблагодарила мистера Брауна, вернулась к экипажу и приказала кучеру:

— Назад на Беркли-сквер, мистер Дженкинс. И побыстрее.

Ну, герцог, держись!..

Глава 4

Джеймс Уиттерс откликнулся на его запрос с отрадной оперативностью. Эдвард выбирал солиситора с особым тщанием, навел справки обо всех стряпчих в Лондоне, и выбор его пал именно на мистера Уиттерса. Об Уиттерсе отзывались как о человеке с острым и быстрым умом, хорошо знавшим законодательство. Что немаловажно, Уиттерс зарекомендовал себя как профессионал, не отказывающийся от спорных дел. Он выиграл весьма сомнительное дело Коули в прошлом году, добыв, для клиента титул барона, за который велся спор уже почти сто лет. То, что Коули удалось выиграть дело и отвоевать титул, было удивительно для многих, поскольку родственников, имеющих фактически равные с Коули права на титул, нашлось довольно много. В одной из газет сообщалось, что по крайней мере пятеро мужчин выдвинули сходные претензии. Но Уиттерс повел дело и выиграл его, что и привлекло к нему Эдварда.

Внешне Уиттерс был ничем не примечателен, однако не заметить за этим скромным фасадом человека незаурядного ума было трудно. Он внимательно слушал Эдварда, когда тот объяснял, что именно ему нужно от солиситора, затем задал несколько вопросов не в бровь, а в глаз. Помощник мистера Уиттерса сидел рядом и очень быстро записывал все, что говорилось. Солиситор понимал, о чем следует спрашивать, а о чем не стоит. Никакого праздного любопытства. Знал, что делать нужно, а чего следует избегать. У него был план — альтернативный план. Ум его, казалось, работал гораздо быстрее, чем ум обычного человека. Дважды случалось так, что он задавал упреждающие вопросы еще до того, как Эдвард успевал подвести к этому разговор. Он, не стесняясь, заговорил о гонорарах, но Эдвард взмахом руки дал понять, что торговаться не станет. Какую бы плату ни запросил этот человек за то, чтобы сохранить Дарем за ним и его братьями, деньги эти будут им отработаны честно. Эдвард много требовал от своего поверенного и готов был платить по заслугам. Когда разговор подошел к концу, Эдвард уже не сомневался в правильности своего выбора, и условия договора с мистером Уиттерсом его вполне устраивали. Впрочем, судя по выражению лица поверенного, он тоже остался доволен.