Виолетта Роман - Вопреки всем запретам

— Ненавижу, — уже громче вслух, скорее от бессилия, чем от злости. Испуганно подпрыгиваю, слыша сзади тихий шорох шагов, сопровождаемых хрипловатым смехом. Знакомая дрожь мгновенно несется по венам. Вот, черт…

— Уже все белочки этой посадки в курсе как ты меня ненавидишь, — поворачиваюсь не спеша и вижу его как всегда идеального и до чертиков волнующего. Как всегда, руки в карманах, а на губах застыла хищная улыбка. Такой уверенный, сильный, словно тигр крадется за жертвой. И понимает, гад что подстерег меня и заманил, понимает и предвкушает противостояние. Ведь я не из слабых, покорных жертв, буду сопротивляться и царапаться. Но его это только возбуждает. А я отступаю на пару шагов, но уже понимаю, что из этой схватки мне победителем не выйти…

— Ненавижу тебя! — скрещиваю перед собой руки.

— Знаю, знаю, — ухмыляется он. Но стоит, не двигаясь с места.

— Знаешь?! Ни черта ты не знаешь! Представь, как я тебя ненавижу, так вот я в сто раз сильнее тебя ненавижу! — в ответ на мой запал, он подходит близко-близко, притягивает к себе и удерживая в крепком захвате зарывается носом в моих волосах с животным удовольствием вдыхая запах. Его близость как удар под дых, моментально выбивает воздух из легких и действует как парализующий яд. Я стараюсь держать себя в руках, но с каждым вдохом его терпкого запаха, моя злость и мой запал рассеиваются в прах.

— Ненависть тоже сильное чувство, — довольно шепчет он и крепко удерживая одной рукой за талию, во избежание побега, второй медленно, но уверенно слегка касаясь кожи ведет по бедрам, забираясь под подол юбки.

— Такая короткая, с этих пор только при мне и по дому будешь в ней ходить, — взглядом победителя наглым, триумфальным смотрит он сверху вниз.

— Чего? — его наглость немного отрезвляет меня, и я снова начинаю брыкаться.

— Весь отдел пускал слюни, глядя на твои ножки, а я как никогда был близок к убийству, — его пальцы обхватывают полушарие моей попы и слегка сжимают. Я бессознательно выгибаюсь навстречу, проклиная себя на чем свет стоит. Но его близость и его обжигающие прикосновения сильнее уязвленной гордости. Они каким-то способом пробуждают во мне самые первобытные, животные инстинкты, желания. Сейчас все о чем я могу думать, только то, как сильно я хочу почувствовать его в себе. На себе. Как сильно мне хочется почувствовать тяжесть его крепкого тела. Но я буду ни я, если доставлю ему удовольствие, признав поражение. Рома же, почувствовав сникшее сопротивление, отпускает мою талию и расстегнув пару пуговиц топа, накрывает рукой полушарие груди поверх лифчика. Его хриплое тяжелое дыхание как спусковой крючок и я уже вовсю подаюсь вперед, крепко хватаясь за его плечи.

— Судья недостаточно хороша оказалась? — на эту реплику он поднимает заторможенный потемневший взгляд, отрываясь от лицезрения моего оголенного тела и встречает издевательский изгиб моих бровей и прищуренные глаза.

— Никто… никогда… только ты, — его хриплый тихий шепот и моя полная остановка сердца. Его губы накрывают мои и словно от резкого скачка напряжения в сети мой мозг отключается.

Все… это финиш, заключительный аккорд, концовка моего протеста. Я горю, я пылаю, я объята пламенем только из-за одной фразы, сказанной им. Наши губы голодные, истосковавшиеся друг по другу. Он наказывает меня, забирает поцелуем все у меня: волю, сопротивление, оставляя лишь похоть. Я и не замечаю как, подхватив на руки он подходит к своему авто вместе со мной и усаживает меня на капот машины, разводя мои ноги в стороны, устраиваясь между ними. Растягивая края топика, проводит горячими пальцами меж грудей и оттягивая вниз чашечки лифчика, оголяет грудь. А потом несколько минут голодным животным взглядом любуется этой картиной.

— Моя, — хриплый шепот и его губы повсюду. Юбка, топ — все летит в стороны. Его брюки и рубашка с содранными мной пуговицами туда же. Стыд? Контроль? Приличия? По-моему, мы с ним никогда не знали таких слов. Его пальцы сжимает меня, словно я самое дорогое в его жизни, целует словно никак не может напиться мной, как будто хочет заклеймить каждый сантиметр моего тела. А когда он наполняет меня собой, от взрывного удовольствия я разлетаюсь на ошметки. Даже холодный металл капота машины, соприкасающийся с моим обнаженным телом не в силах остудить охватившую меня агонию.

И в этом нет ничего пошлого, вульгарного. Нет ни грязных словечек, ни наиграно громких вздохов. Есть только мы настоящие, оголенные друг перед другом, искрящиеся как электрические провода. Есть только мои всхлипы, его звериное рычание, мои пальцы, оставляющие глубокие борозды царапин на его спине и ребрах, его жадные губы, оставляющие багровые засосы на моей белой коже. Мне абсолютно все равно, что мы делаем это на темной, пыльной парковке, что нас могут увидеть. Мне плевать на то что он тот еще козел и впереди у нас куча схваток за жизнь. Сейчас я была ЕГО. Мы как два путника, измождённые жаждой и наконец-таки набредшие на оазис, не могли оторваться друг от друга. Оргазм, который накрыл меня с головой, был не похож ни на что. Он буквально разорвал меня и собрал воедино. В этот момент я чувствую себя цельной как никогда раньше.

«Я люблю его» — эта мысль вспарывает мои вены, когда я слышу его утробное рычание, чувствую его руки, до боли сжимающие мои ягодицы. Чувствую неконтролируемую дрожь его тела, вижу его уязвимость, ранимость. Улыбка растягивает мои искусанные губы от осознания того, что я смогла довезти его до предела. Этого вечно уверенного в себе, надменного, авторитетного мужчину.

Рома прижимает меня к себе, пытаясь отдышаться и повержено кладет голову мне на плечо. Я обвиваю его торс ногами и оттолкнувшись от капота, он усаживается вместе со мной в салон машины. Мы не разговариваем, мы больше не выясняем отношений. Мы не тратим время на эту бесполезную в нашем случае чушь. Включая обогрев, он просто поднимает меня и усадив к себе на колени еще раз овладевает мной. Наверное у нас окончательно срывают тормоза. Как же я люблю его, — думаю я, а он в это время берет меня снова и снова. После того, как немного насытившиеся и уталившие внутреннего зверя, мы начинаем ощущать себя в пространстве, Рома пересаживает меня на пассажирское сидение и выходит из машины. Подобрав нашу одежду, накидывает на меня истерзанную рубашку, а сам в одних брюках усаживается за руль и крепко удерживая меня одной рукой увозит нас к себе. А дома в его темной спальне, на белых прохладных простынях начинается все по новой. Всю ночь напролет мы как неистовые не можем насытиться друг другом. Он берет меня опять и опять, не давая времени на передышку. И останавливается только когда за окнами брезжит рассвет, а я уже в полном изнеможении от тысячи оргазмов и сумасшедших ласк, падаю замертво на его сильную грудь. Он нежно водит кончиками пальцев вдоль моего позвоночника, а я под громкий стук его сердца начинаю уплывать в забвение. Дрейфуя в практически бессознательном состоянии, сквозь пелену сна, слышу едва различимый шепот:

— Спи, любимая…

Мне сниться море и пляж. Я лежу и греюсь на жарком солнышке, спину холодят прохладные капли долетающих до меня брызг волн, смываемые легкими прикосновениями чьих-то нежных губ. Кого то волнующего и до чертиков необходимого мне. Перевернувшись на спину, приоткрываю глаза и понимаю, что морем тут и не пахнет, а вот одним головокружительным красавчиком очень даже.

Я вижу морщинки в уголках его смеющихся глаз и довольную улыбку на губах. Он сидит, наклонившись надо мной на краю кровати и нежными пальцами проводит по очертаниям моего лица. Такой домашний, такой родной, — с мокрыми от душа волосами, одетый в одни плавки. Не прерывая зрительного контакта, все также с легкой улыбкой на губах он наклоняется и целует мою грудь, а потом приподымается на локтях, и накрывает мои губы. Я вдыхаю полной грудью его запах, который сейчас особенно силен и уже хочу пожелать доброго утра, но он не дает мне заговорить.

— Тшшш, — в ответ на мой вопросительный взгляд, его выражение лица из игривого становится серьезным.

— Чертенок, прости дурака, — и таким открытым и молящим взглядом смотрит в глаза.

— Хм, — вырывается смешок, а затем я смотрю по сторонам.

— Стоп… Чуешь? — замираю и приподымаюсь на локтях, выставив указательный палец вверх.

— Что? — он тоже выпрямляется и мотает головой, пытаясь понять, что же я там узрела.

— Что-то в лесу сдохло… — шепчу я, сделав большие глаза, — огромное такое…

— Не смешно, я тут серьезные вещи говорю между прочим, — пытается сделать обиженный вид, но потерпев в этом деле фиаско, не выдерживает и разражается смехом.

— Переживаешь? — умиляясь его непосредственности, спрашиваю я.

— Еще как… опять пропадешь, ищи тебя… — он приближает свое лицо близко-близко к моему. И такой у него взгляд открытый, как говорится душа нараспашку.

— Ты поэтому всю ночь меня загонял, чтобы убежать не могла? — в ответ на мой вопрос его лицо озаряет довольная улыбка.

— Так что, заслужил я смягчения приговора? — через некоторое время он вновь возвращается к этой теме.

— Может прекратишь болтать и делом займешься уже, умник? — смеюсь я, на что он буквально запрыгивает на меня и со свойственной ему пылкостью, доказывает свою невиновность. Доказывает аргументированно, доказательно, методично, как истинный профессионал своего дела. После чего, Рома крепко прижимает меня к себе, а я лежу на его груди и любуюсь красотой его тела.

— Чертенок, надо собираться, мы опять опаздываем, — шепотом, с присущей его голосу легкой хрипотцой, говорит он мне на ушко, а у меня табун мурашек по спине.

— Можно я не пойду сегодня в школу, мама? — смеюсь я и зарываюсь лицом в основание его шеи.

— Можно, на работе ты заслужила выходной, начальник доволен, — смеется он и ойкает, получив увесистый шлепок по голой груди. После чего встает и направляется к шкафу. А я как завороженная смотрю на это произведение искусства. У него идеальная фигура: массивные грудные мышцы, могучий торс, узкие бедра, широкие плечи, высокие ноги с литыми мышцами, а брюшной пресс похож на плитку шоколада. Словно скульптура, словно результат работы гениального мастера своего дела.

— У меня к тебе серьезный вопрос, — говорю я, дождавшись, когда он повернется в мою сторону.

— И?

— Как называется твой парфюм?

— Пайот, — немного подумав отвечает он, — это не парфюм, просто гель для душа. Улыбаясь, я подымаюсь с кровати и обхватывая его шею руками, прижимаюсь к нему.

— Чертенок, мы опаздываем, и нас там завтрак ждет, — смеется он, а сам, хитрюга, опускает руки на мою пятую точку, продолжая крепко удерживать.

Так как моя одежда после вчерашнего накала страстей, осталась забытой в его машине, после наскоро принятого душа, мне приходится облачиться в его футболку и шорты. Этакий «типок с района» получился с меня. Рома, же одетый с иголочки, похохотав всласть с моего вида, хватает за руку и ведет сквозь многочисленные коридоры в сторону кухни. Стоит нам войти туда, воздух моментально покидает легкие. Я пытаюсь быстренько сбежать, но Рома, удерживающий мою руку, не дает такого шанса.

— Доброе утро, мама, — широко улыбаясь, говорит эта сволочь и подводит меня к столу.

— Доброе утро, — отворачиваясь от плиты, улыбается ему женщина средних лет. Но увидев рядом стоящую меня, в столь презентабельном виде, пребывает в неком шоке. Впрочем как и я.

— Здравствуйте, — залившись краской говорю я.

— Добрый день — проходя изучающим взглядом по моему наряду, задумчиво отвечает женщина. Представляю какое впечатление я на нее сейчас произвожу. Вот Рома, подставил. Сто процентов мстит за вчерашнее выступление.

— Мама, это моя девушка, Оксана, — этот наглец, явно довольный собой, с сияющей физиономией усаживается за обеденный стол и тянет меня на близ стоящий стул.

— Очень приятно, я Ольга Александровна, — успев прийти в себя, она выдавливает из себя улыбку. Фальшивую такую, но и на том спасибо. Я сижу и злобно пинаю под столом довольного Ромку, пока его мама наливает нам кофе. Этот негодяй как ни в чем не бывало сияет словно медный таз. И на очередной мой тычок только подмигивает мне.

— Рома, как дела на работе? — присаживается она к нам за стол. Пока они с Ромой ведут светскую беседу, я незаметно рассматриваю ее. Очень ухоженная, элегантная женщина, с пышным каре цвета темного шоколада. Но видно по ее движениям и манерам, женщина строгая и уверенная в себе. Ох, непросто с ней придется. Каков же тогда его отец? Страшно подумать.

— Папа завтра прилетает из Парижа, нужно будет встретить его, он хотел поговорить с тобой о чем-то.