— Нашелся только пакетик Терафлю, и как назло Роза до вечера уехала к подруге. На, выпей, — она присаживается рядом и дождавшись, когда я немного приподымусь на локтях, заливает в меня лекарство. А потом я, выпив всю положенную мне микстуру и откинувшись на подушки, рассказываю ей о случившимся. Подруга без слов понимает, чьих это рук дело.

— Ирка! Это она, сучка, — негодует Саша, — Я видела, когда уходила, как одна из ее подружек тащила ведро из туалета.

— Разберемся с ней позже, — не имея ни сил, ни желания говорить сейчас, я поворачиваюсь к стене и уплываю в сон.

Проснувшись через несколько часов, понимаю, что совсем расклеилась. Горю так, словно в печку меня засунули, ну или в конец оказалась в аду. Откинув с себя одеяло, верчусь на кровати. Напрягаюсь и затихаю, когда слышу посторонние голоса со стороны кухни.

— Здесь все лекарства, что могут понадобиться, эта «мамаша» переживающая пол аптеки скупила — слышу веселый голос Андрея и начинаю серьезно злиться на подругу. И зачем, спрашивается вызвала его. А потом еще большее огорчаюсь, понимая, что раз уж один здесь, второй должен быть где-то неподалеку.

— Что с ней случилось? — а вот и он. Взволнованный, с нотками сердитости голос Ромы.

— Одногруппница наша, дочка декана. Та еще штучка… Взъелась на Ксюшу непонятно с чего. Проходу ей с начала года не дает. А уж после того как ты прилюдно пренебрег ей, предпочтя Оксану, так вообще спятила вконец, — начинает издалека подруга.

— Кого я пренебрег, не понял?

— Помнишь, когда Ксюша от тебя убегала, трубки не брала, ты приехал к нашему институту, ждал ее, — тараторит подруга, будто пулемет.

— Ну… да, было такое… — задумчиво говорит Рома.

— Так вот, она к тебе подруливала, а ты даже внимания не уделил ей, у всех на глазах Ксюху в машину утащил, — теперь в голосе подруги столько гордости…

— И что с того?! Теперь эта безумная малую трогает?! — возмущается Андрей.

— Ладно, разберемся, ты мне скинь ее данные на телефон, — спокойным голосом говорит Рома. Где Оксана?

— В спальне, прямо по коридору вторая дверь. Ты иди, а я пока лекарство разведу ей. Кстати, спасибо, за все, — говорит подруга.

А я, услышав приближающиеся шаги по коридору, спешу отвернуться к стене. Не знаю почему, не хочу чтобы он видел меня такой. Дверь с тихим скрипом приоткрывается, а мое сердце стучит как отбойный молоток. Я ощущаю, как сзади продавливается матрас, а затем его прохладные ладони касаются меня. Он проводит руками вдоль оголённой руки, двигаясь от запястья к плечу и убрав с лица волосы, щупает мой лоб. Я чувствую на своей голове его губы, и тихий, хриплый шепот у самого уха.

— Чертенок, не вздумай мне разболеться, — в полной уверенности, что я сплю говорит он. А я зажмуриваю глаза и бесшумно глотаю слезы. Борясь с желанием повернуться к нему, спрятать лицо на его груди и слушать ровные, спокойные удары его сердца, представив, что ничего плохого не произошло и тот злополучный день мне просто приснился. Притянув меня к себе, он лежит тихо, зарывшись носом в мой затылок, как делал это всегда. Его близость, его запах, ощущение его сильного тела, его ласковые руки убаюкивают меня. Меня качает словно на волнах и воспользовавшись ситуацией, я наслаждаюсь этой близостью. Этими украденными у разлуки минутами.

Когда я просыпаюсь, за окном темно. Несколько минут прислушиваюсь к ощущениям и с огорчением понимаю, что Ромы рядом нет. Но его запах все еще витает в комнате, давая понять мне, что все было на самом деле, а не явилось плодом разгулявшегося воображения. Услышав мою возню, Саша заходит в комнату, с тарелкой теплого бульона и лекарством. Усевшись рядышком со мной, начинает откармливать и отпаивать мой измученный организм.

— Ты только не убивай меня, ладно? — говорит она, убирая пустую тарелку на близстоящую тумбу и повернувшись смотрит на меня жалобным взглядом. В ответ на мой вопросительный взгляд, продолжает:

— Я сказала твоей маме про болезнь… Ну не поведу же я тебя домой в таком виде? — спешит объясниться она.

— И? — устало смотрю на подругу, понимая, что не избежать мне разноса от мамы.

— Мама, твоя уже мчится сюда… Розы еще нет, — подруга крутит телефон в руках, пряча от меня глаза. Несколько минут мы молчим, а потом я не выдерживаю.

— Они приходили?

— Ты слышала? Да, прости мне пришлось позвонить им… я не знала, что делать… испугалась. Дома лекарств нет, а Роза только вечером будет, а тебе было так хреново, что я боялась до вечера без таблеток ты окочуришься тут у меня.

— Все в порядке, спасибо, — кладу свою руку на ее, останавливая словесный понос подруги. Подняв на меня испуганный взгляд, но увидев улыбку, Саша тут же расслабляется.

— Кстати, мы долго говорили с Ромой… он очень переживает за тебя, — говорит подруга, — Порывался тебя в больницу отвезти, но я пообещала, что если тебе не будет к вечеру лучше, то свяжусь с ним…

— Заботливый какой, — улыбаюсь я, в то время как Сашка встав с кровати, подходит к письменному столу и что-то взяв с него, поворачивается ко мне.

— На, мерей, — она протягивает мне градусник, который я безропотно принимаю.

— Ирка попала, Ромка устроет ей, — хихикает Сашка, снова устраиваясь рядышком.

— Не надо было рассказывать, я сама могу разобраться, — хмурюсь, рассматривая свои ногти. Не привыкла я свои проблемы кому-то доверять, поэтому как-то не по себе.

— А вообще, — задумчиво говорит подруга, — по-моему он любит тебя. Ромка тот еще дурак, но любит.

Через три дня беспросветного лежания на кровати, и употребления огромного количества лекарств и горячих чаев, я наконец-таки встаю на ноги и начинаю чувствовать себя человеком. Воскресным вечером, привожу себя в порядок перед учебной неделей и в нетерпении жду завтрашнего дня, означающего конец домашнего заключения. Как для человека коммуникабельного, для меня даже три дня одиночества — серьезный срок. Без телефона (спасибо Ирке), без друзей. Один телек и я.

В понедельник, в институте все на удивление спокойно. Ирка, ходит с убитым и притихшим видом. На что у меня возникают подозрения о том, что Рома таки успел подпортить ей жизнь. В столовой на обеде она и вовсе не появляется. А я совершаю поистине революционный поступок. У всех на виду усаживаюсь за столик к Джеку и тащу друзей за собой. Джек, делает вид, что не видит нас, поедая свой кусок пиццы. Сашке же кусок в горло не лезет, но она героически терпит присутствие Джека, ибо дала мне слово. Кирюха, ведет себя так, как будто ничего странного в данный момент не происходит. Уже в коридоре, перед аудиторией следующей лекции Сашка обиженно спрашивает.

— И для чего тебе понадобилось тащить нас за столик этого извращенца? — упрямица смотрит на меня раздраженным взглядом, давая понять, что от объяснений мне не уйти.

— Он не извращенец, он нормальный пацан, просто в вечной депрессухе, — объясняю ей, словно ребенку.

— Да пофиг. Он всегда такой, значит его все устраивает, чего лезть к человеку? — возмущается подруга, заходя в аудиторию.

— Он классный парень, вот увидите, просто с ним нужно немножко терпения.

— Кирилл, ну скажи ты ей! — н сдается Саша, поворачиваясь к идущему позади нас другу.

— Да чего ты взъерепенилась? Нормальный он тип, да и вообще не все ли равно за каким столом сидеть? — Кирилл, как всегда, миротворец номер один.

Не успеваю я дойти до нашего ряда, как слышу голос преподавателя:

— Бареева! Тебя в деканат вызывают, — обращается ко мне мужчина с таким недовольным видом, будто бы не меня, а его вызывают.

— Сейчас?

— Да, Бареева, сейчас, — не без сарказма, поясняет преподаватель.

Ну вот, кажется моя расплата пришла. Что ж такое Рома с Иркой сделал, если декан к себе вызывает? Иду, а у самой ноги трясутся. Знала же, что разборки с Иркой боком мне выйдут, — костерю себя, на чем свет стоит. Конечно, папочка не оставит доченьку в беде. Сейчас меня точно выпрут из института и все, гудбай Америка. Подхожу к кабинету, несколько раз стучусь и приоткрываю дверь.

— Здравствуйте, — в приемной, за столом сидит секретарша декана.

— Я Бареева, меня вроде как вызывали, — неловко топчусь на месте, ожидая ответа. Девушка поднимает трубку телефонного аппарата и нажав комбинацию цифр оповещает декана о моем визите.

— Да, заходи пожалуйста, — машет она, пропуская меня вперед.

Я несмело открываю дверь и прохожу в огромный светлый кабинет. Перед глазами предстает картина известного русского художника «Приплыли». Вся делегация в сборе. По центру комнаты сидит нахмуренный декан, а рядом с его столом, на приставном стуле, опустив глаза в пол, хмурая Ирка. Но самый шок вызывает то, что справа, у окна, во всю свою стать и мощь предстает Рома. И видно даже на первый взгляд, что хозяин всей ситуации именно он.

— Оксана, проходите пожалуйста, — подняв на меня усталый, но добрый взгляд, говорит декан и указывает на близстоящий стул. На ватных от волнения ногах подхожу к столу и усаживаюсь на предложенное мне место.

— Оксана, до меня дошла информация, что несколько дней назад на одном из занятий с вами произошел вопиющий инцидент, — поправив на переносице очки, и сложив перед собой руки говорит декан.

— Мда, было дело, — неуверенно отвечаю я.

— Мне также стало известно, что зачинщиком данной ситуации стала моя дочь, — при упоминании о Ирке, он так зло смотрит на нее, что под его тяжелым взглядом та начинает нервно ерзать на стуле. А я смотрю на все это и отмечаю про себя что абсолютно не испытываю ни грамма злорадства. Мне жаль их всех. Жаль декана, столь уважаемого человека, но имеющего такую непутевую дочь. Жаль Ирку, обладающую такими финансовыми возможностями, но отчего-то завидующей мне, обычной девчонке.

— Мне бы очень не хотелось, чтобы как говорится, выносился сор из избы, поэтому принимая во внимания все последствия содеянного ей проступка, я прошу у вас прощения, и даю слово, что ей это так просто с рук не сойдет. Я отбираю у нее все развлечения. Ни машины, ни денег, ни свободы. Это полностью мое упущение, — прожигая несчастную уже яростным взглядом говорит мужчина.

При этих словах отчетливо слышаться всхлипывания Ирки, и недовольный смешок Ромы.

— Нет, Василий Аркадьевич, так дела не делаются, — засунув руки в карманы брюк, Рома ленивой походкой направляется к столу и становится рядом со мной.

— Ваша дочь своими действиями нанесла ущерб Оксане. Девушка чуть ли не подхватила воспаление легких и практически неделю пролежала с высокой температурой. Я не говорю уже о порче имущества: вещей, мобильного телефона. Так что простыми «извините» тут не отделаться.

— Да-да, конечно, — быстренько смекнув, к чему клонит Рома, Василий Аркадьевич встает с кресла и подойдя к шкафу, открывает дверцу. Набрав на спрятанном сейфе комбинацию, достаёт оттуда небольшой белый конвертик.

— Вот, я надеюсь этого достаточно для возмещения морального и физического ущерба, — буквально впихивает он конверт в мои сложенные перед собой руки. Я в оцепенении от шока сижу и молча таращусь на этой предмет. Рома же, не теряя времени, выхватывает его из моих рук и заглянув тут же пересчитывает купюры. Затем закрывает и вставляет конверт в прежнее место.

— Достаточно, при условии, что вы все таки займетесь воспитанием девушки, — говорит Рома.

— Можете не сомневаться, — кивает декан и присаживается на место.

— Тогда инцидент исчерпан, приятно было пообщаться, — Рома подходит к его столу и пожав тому руку идет на выход. поднявшись и попрощавшись я иду вслед за ним. Так мы и идем по коридору: вместе и молча. Всю дорогу я нахожусь в прострации и не сразу понимаю, что дойдя до выхода из здания, Рома поворачивается, чтобы попрощаться со мной.

— Ну все, пока, — он посылает мне неуверенную улыбку и отворачивается, идя к выходу. И тут я наконец-то прихожу в себя.

— Ром, — окликаю я его, и подхожу к успевшему развернуться ко мне Роме.

— Спасибо тебе, — смущенно смотрю на него, прижимая к груди злополучный конверт.

— Не за что, — он снова засовывает руки в карманы, а лицо озаряет довольная улыбка.

— Таких как это Ира нужно ставить на место, — добавляет он. И начинает разворачиваться, но передумав, резко поворачивается снова.

— Оксан, — он подходит близко-близко ко мне, так что верхний уголок конверта в моих руках упирается в ткань его рубашки. Я поднимаю на него вопросительный взгляд.

— Мне нужно с тобой поговорить, — произносит он, а взгляд полный неуверенности.

— Хорошо, — киваю головой. Я думаю после его поступков недавних, он заслужил поблажки.