Быть может, под счастливым событием имеется в виду их будущий обед однокашниц. Оливия сунула гороскоп в коричневый конверт и положила конверт на диванную подушку рядом с собой. Надо позвонить Кэтрин Мафф. Слишком затянула она с этим звонком. Оливия выпила еще глоток вина. Фразы из гороскопа вертелись в голове.

Возрастающая независимость. Пожалуй, несколько бесцеремонно со стороны Шона упоминать об этом. То, что она предоставлена самой себе после смерти спутника жизни, с которым прожила вместе тридцать с лишним лет, почти сорок, тоже можно рассматривать как возросшую независимость. А о каких таких ее задачах он пишет, во имя сил небесных?

Оливия окинула взглядом маленькую, без единого пятнышка гостиную, убранную и отполированную до полного блеска. Даже ее пианино сияло, а это именно тот предмет, на котором первым долгом собирается пыль. Сад она содержала в порядке, но сейчас уже декабрь месяц. Боб разбил садик так аккуратно, что летом надо было лишь стричь газон, осенью немного подрезать розы, перед тем как их укрыть, и закопать поглубже в землю некоторые луковицы. Кроме этого, был еще и гараж.

У Оливии начало покалывать кожу. Да, есть гараж, и главное, в гараже стоит «форд-эскорт», к которому никто не прикасался после смерти Боба. Оливия подумывала продать машину, но у нее не хватало духу взяться за это дело. Глупо, в конце концов, держать «форд» вот так, на приколе. Боб уговорил ее взять временную доверенность на управление машиной, когда понял, что заболел всерьез, но эта доверенность так и лежит в ящике письменного стола наверху. Если бы Луиза могла водить машину. Она сдала экзамен на вождение несколько лет назад, но постоянно твердила, что в Лондоне нет смысла иметь машину, и теперь, наверное, позабыла, как включать зажигание. Оливия отдала бы «форд» Рейчел, но той он был не нужен: у нее и у Холлема были свои машины, куда более впечатляющие.

Раздосадованная тем, что перед ней будто бы стоит какая-то особая задача, и еще более недовольная собой за то, что позволила увлечь себя идеей, будто в гороскопе, составленном Шоном, есть нечто важное для ее жизни, Оливия налила в стаканчик еще немного вина. Время от времени она раньше пользовалась машиной, но теперь и не подумает это делать. Какие в этом резоны? Ведь она солгала насчет дня своего рождения, и потому рассуждения Шона о целебной силе астрологии в данном случае недействительны.

Ладно, хватит думать об этом да и о будущем трижды проклятом обеде тоже.

Тревор Макдональд исчез с экрана, его сменили рекламные супружеские пары, вручающие друг другу рождественские подарки. Оливия стиснула зубы и выключила телевизор. Экран потемнел; прихватив с собой стаканчик с вином, она пошла в кухню, чтобы позвонить Луизе и, может быть, рассказать ей о злосчастном обеде. Бог даст, это избавит ее от навязчивых размышлений.

Набирая номер Луизы, она представляла себе женщин, которые приедут в ресторан. Непременно явится Джеральдина Флетчер в шелковом платье с низко открытыми плечами, развевающимися каштановыми волосами и обширной грудью; Джейн Керр, щуплая, маленькая, в очках и бархатном костюме, — выбравшись из авто, она непременно начнет перебранку со своим шофером; Одри Гамильтон, раскрасневшаяся и что-то бормочущая себе под нос, резким движением отбрасывая на спину длинную косу. И наконец, Кэтрин чертова Мафф, окруженная фотографами, то и дело останавливающаяся, чтобы дать очередной автограф, взмахом руки отпускающая своего водителя и берущая под руку своего эффектного спутника. А она, Оливия, тем временем выберется из автобуса на дорогу, отряхнет пыль со своего единственного нарядного платья, дрожа в своем стеганом макинтоше, который носит на работу, и сжимая в руке зонтик. Дожидаясь ответа Луизы, она вцепилась в трубку мертвой хваткой.

— Да? — бодро откликнулась Луиза — это был хороший признак.

— Это мама. Как ты, дорогая?

— О, привет.

— Я застала тебя врасплох? Ты куда-нибудь собираешься?

— Нет-нет.

— Джон у тебя?

Последовала пауза. Оливии показалось, что она услышала то ли фырканье, то ли всхлип.

— Нет.

— Быть может, ты обедаешь?

— Нет! — воскликнула Луиза и рассмеялась. — Ничего особенного не происходило, и вдруг раздался звонок. Как поживаешь, мама?

— О, все в порядке.

— Подожди, я устроюсь поудобнее. У меня телефон в спальне. Ночь была морозная, и я решила подольше понежиться под одеялом и послушать радио.

— Ты замерзла?

— Нет, сейчас мне тепло.

— Ты получила жилет? — с беспокойством спросила Оливия.

— Пока нет. Когда ты его послала?

— Два дня назад. Посылочной почтой. Боюсь, как бы его не потеряли или не украли.

— Вряд ли, мама. У дьявола перед Рождеством на уме куда более интересные предметы, чем пестрые жилетки.

— Наверное. Но посылка может прийти днем, когда ты на работе. Они могут отправить ее обратно на склад, если не оставят прямо у дверей. Иногда они так делают. Моей соседке Диане Фишер однажды оставили вот так, и посылку украли. Ты уверена, что с тобой такое не произойдет?

— Откуда мне знать, черт побери? — засмеялась Луиза.

— Ладно. — Оливия нахмурилась. — Если тебе придется звонить им, нужно будет сказать, что было в посылке. Видишь ли, пакет довольно большой. Я хотела сделать тебе сюрприз, но лучше открыть секрет.

— Что же там еще? Бутылка джина?

— Джина? Зачем тебе бутылка джина? — испугалась Оливия. — Ты много пьешь? Рейчел пьет, и я уверена, что слишком много. Но ведь вы обе не любите крепкие напитки?

— Я пошутила, мама. Что ты мне послала?

— Я была у «Маркса и Спаркса»[17], выбирала тебе жилет и увидела, что у них есть такие же славные теплые шлепанцы, какие я посылала тебе в прошлом году. И купила тебе новую пару. В старых, наверное, уже истерлась внутри овчина, а без овчины они уже не греют.

— Они такие же самые? Длинные, пестрые, коричневые с оранжевым, сшитые из ковровой ткани, остроносые и с маленькими колокольчиками?

— На них не было колокольчиков. — Оливия коротко посмеялась. — Где ты видела шлепанцы с колокольчиками?

— Мне не нужна вторая пара, мама. Честно.

— Это будет запасная, вот и все, — не зная, что еще можно сказать, предложила Оливия.

Луиза молчала. Но она откликнулась на звонок в таком добром настроении. Оливии захотелось снова услышать ее смех.

— Как ты управляешься с овечками? — пошутила она.

— Что?

— Это шутка. Сара так говорит, у меня на работе.

— Шутка? Ты обычно не отпускаешь шуточек.

— Заткнись, Луиза. — Оливия прикрыла глаза. Ну вот, теперь она нагрубила дочери. Это, должно быть, из-за лишнего стаканчика вина. — Я говорю, как ты управляешься с овечками?

— Я не знаю, а как ты с ними управляешься?

— Начесываю им шерсть на глаза, — ответила Оливия сквозь сжатые зубы.

Наступила долгая пауза. Оливия чувствовала себя глупо. Не стоило шутить, это не в ее стиле. Боб, как правило, шутил неудачно, и девочки поддразнивали его этим, но она не Боб и не может им стать, как бы ни старалась.

— На самом деле это грустно, мама.

— Вини Сару, а не меня. Это Нил ее научил. Я понимаю, что шутка банальная, чтобы не сказать больше, но я просто хотела подбодрить тебя. Наверно, не стоило беспокоиться.

— Мне кажется, что это тебе не мешало бы приободриться. Ты уверена, что у тебя все в порядке?

Оливия сделала еще глоточек.

— Видишь ли, меня кое-что… как бы тебе сказать? Кое-что беспокоит. Потому я тебе и позвонила. Хотела поделиться.

— Вот как? — Это прозвучало очень встревоженно.

— На самом деле это глупо. Дело в том, что мне позвонила Кэтрин Мафф. Она хочет, чтобы я приехала на обед, а я не могу.

— Мафф? — Луиза разразилась смехом[18].

— Я училась вместе с ней в школе. Кэтрин Мафф.

Луиза хохотала, как гиена. Оливия слушала, опершись на кухонный стол. Нет, она не такая, как Боб. Девочки смеялись над ней, когда она говорила что-нибудь серьезное.

— Почему же ты не можешь поехать?

Оливия перебрала в голове причины, по которым ей невмоготу было ехать на обед, и попыталась их как-то обобщить. Это было нелегко. Она не хотела эмоционально «шантажировать» Луизу, чтобы та предложила поехать с ней. И не хотела употреблять такие слова, как «одиночество» или «неуверенность в себе». Ей было необходимо, чтобы ее девочки уважали ее за то, какая она есть, хотя бы немного уважали ее как личность.

— Мне совершенно нечего надеть.

Луиза снова засмеялась, но уже негромко.

— Да брось ты, мамочка. Вряд ли там будет кто-нибудь из прессы. Кучка женщин с мелким перманентом, жалующихся на свои мозоли. Надень то, в чем чувствуешь себя удобно.

— Я не делаю мелкого перманента. — Оливия старалась говорить как бы шутя, но на самом деле чувствовала себя задетой. — И мозолей у меня нет. Если бы я поехала, мне бы хотелось выглядеть прилично.

— Чего ради беспокоиться об одежде? Это прежде всего встреча матерей, каждая держится в зависимости от того, сколько зарабатывают дети. Тебе, вероятно, будет до смерти скучно. В общем-то чего ради ехать? Ведь ты, кажется, не поддерживаешь отношений ни с кем из одноклассниц.

У Оливии затряслись губы. Чего ради ехать? Она ожидала услышать совсем не то. К тому же Луиза бывает на людях. У нее есть в Лондоне друзья. Она проводит время в приятных местах. Встречается с людьми в пабах. Оливия выпрямилась и устремила насупленный взор на дверцу буфета.

— Я хочу поехать! — с напором заявила она. — И хочу, чтобы ты помогла мне решить, как одеться. Как же ты не понимаешь? Я никуда не хожу. Меня никто не приглашает.

— Ты недавно навещала Бетти, если я не ошибаюсь.

— Я хочу пойти в ресторан! — Оливия в ужасе сообразила, что почти кричит. — И мало того, я хочу, чтобы ты поехала со мной. Это не такая уж серьезная просьба, Луиза. Это самое малое, что ты можешь для меня сделать.

Наступило молчание. Луиза на другом конце провода ничем себя не проявляла. Она давно отвыкла от того, что мать может отдавать ей приказания. Много лет назад.

— Луиза? Ты меня слышишь?

— Когда это будет?

— Меньше чем через две недели. В субботу вечером. Ты могла бы поехать поездом, и мы могли бы поехать вместе. Если захочешь, вернешься домой в тот же вечер. — Оливия поспешила добавить: — А можешь и остаться. Знаешь, тебе можно будет переночевать в вашей бывшей комнате.

Она услышала, как Луиза вздохнула, словно очень напряженно о чем-то думала.

— Ладно, мама, я поеду с тобой.

— Это очень хорошо, дорогая. — Оливия со стуком поставила на стол стакан. Голос ее повысился на целую октаву. — Ты поедешь вместе со мной?

— Да, да. Я тебя давно не видела, мама. Это будет очень славно. И у нас будет возможность поговорить по душам. Да, почему бы нет? — Луиза явно ожила, судя по голосу. — Какого черта нет? Я поеду с тобой, и мы сбежим от мелких перманентов вместе. Как насчет этого?

— Ясное дело! — Оливия зажала рот ладонью, готовая расплакаться. Луиза не должна догадаться об этом по голосу, она может воспринять это как принуждение.

— Ладно, мама, я сейчас должна лечь спать, но мы с тобой созвонимся поближе к делу и все обсудим в подробностях.

— Отлично, просто замечательно. — Оливия откашлялась. Губы у нее растянулись в широчайшую улыбку, от которой она не могла удержаться. Право, глупо чувствовать себя такой счастливой. — Спасибо, милая. Я думаю, нам будет весело.

— Да, мама? У меня для тебя очень хорошая новость, но сейчас я тебе ничего не скажу. При встрече узнаешь.

Оливия перестала отбивать чечетку по выложенному плиткой полу кухни и остановилась, сдвинув брови.

— Ты собираешься замуж?

Луиза снова рассмеялась:

— Наверное, всем матерям хочется, чтобы их дети устроили свою жизнь и обзавелись семьей.

— Не за Джона?

— Не паникуй, мамочка. Джон мне нужен не больше, чем гемофилику пиявка. Больше не спрашивай. Скажу на следующей неделе.

Положив трубку, Оливия прикончила стаканчик вина, раздумывая над словами Луизы? Вправду ли та собралась замуж? Но за кого? С кем она успела познакомиться за те несколько недель, когда она перестала упоминать о Джоне? Что-то чересчур скоро. Она просто не ведает, что творит, не иначе.

Оливия поднималась по лестнице в спальню, едва касаясь подошвами шлепанцев покрытых ковром ступенек. Не стоит пока беспокоиться по поводу Луизиного замужества. Она поедет на обед и покажет всем свою красивую белокурую дочку, у которой квартира в Лондоне. Пусть знают! А когда она зашла в прежнюю комнату Луизы и посмотрела на книги издательства «Мэлори тауэрз», выстроившиеся в ряд на полках, сделанных Бобом, ей вдруг пришло в голову, что гороскоп Шона оказался на удивление точным. Она и в самом деле ощущала в себе растущее стремление к независимости. Она стала настойчивой и добилась своего. И какое-то теплое внутреннее чувство твердило ей, что на этом дело не кончится.