Настасья Карпинская - Вопреки

Машина петляла по улицам. Исаев нервно трепался по телефону, точнее по двум: швыряя то один на панель, то второй. А я надиралась, отчаянно стараясь заглушить боль. Когда бухла осталось на дне, начала отрубаться, местами выпадая из реальности, а спустя какое-то время обнаружила себя в чьей-то квартире. После бутылки коньяка, как оказалось, вообще мало что понимаешь. Я сидела у двери, прислонившись к стене. На неверных ногах поднялась и, ловя вертолеты, прошла вглубь квартиры.

— У тебя телефон разрывался от звонков настолько, что от перегрева вырубился, — раздалось справа, и я повернула голову; Исаев сидел в кресле с ноутбуком на коленях, а на небольшом столике рядом стояла открытая бутылка рома.

— И как, помогает? — кивнула в сторону наполовину опустевшего бокала, опуская свою еще довольно бухую тушку на диван, — затыкает воющее изнутри чувство вины?

— У меня его нет, — потемневший взгляд схлестнулся с моим, и тьма сплелась с тьмой, порождая в мой душе отвращение. — Я уже тебе говорил, что мои руки и руки моих людей чисты. Кондратьевские, кстати, тоже открещиваются. Так что Вернер это сделал сам. Его выбор, — я же, обхватив голову руками, тихо взвыла. — Иди, проспись. Хватит истерить, его это не вернет.

— Я домой, — покачнувшись, поднялась с дивана.

- Флаг в руки, — он со скучающим видом потянулся к своему бокалу, возвращая взгляд к экрану ноутбука. — Репортеры у твоего дома уже пять часов дежурят. Добавь масла в огонь, — он словно издевался, понимая, что загоняет меня каждой произнесенной фразой все больше в угол.

Снова села, склонившись и зарываясь пальцами в волосы, совершенно не понимая, что я должна теперь делать, а из-за выпитого соображать было и вовсе проблематично.

— Первая комната слева, в ванной в шкафу на верхней полке чистые полотенца. Прими душ, напиши родным, что с тобой все хорошо и ложись спать. Тебе надо проспаться. Завтра день не веселей будет.

— Зачем тебе все это?

Он все с тем же присущим ему равнодушием, водя пальцами по кромке своего бокала, поднял на меня абсолютно нечитаемый взгляд.

— Еще не решил, — произнес, словно речь шла о покупке зонта в солнечную погоду.

Хотелось взбрыкнуть, заорать, чтобы определился, сука, в своих желаниях и озвучил уже, в конце концов, зачем он все это делает, зачем притащил меня сюда, для чего, какая моя задача и что от меня требуется? Марк мертв, а я ничего не знаю о фабрике и о делах с ней связанных. Меня раздражало это неведенье, но Исаеву было наплевать. Он уже вернул все свое внимание бумагам и открытому документу в ноутбуке, оставляя меня наедине с собственными мыслями и внутренним адом. В одном он был прав, мне надо включить телефон и написать сообщение отцу.

Сказать, что утро было тяжелым, это ничего не сказать. Голова гудела от выпитого накануне и перенесенного стресса настолько, что начинало подташнивать. Стоило взять в руки телефон, как на экране высветился номер Веры, и звонила она видимо уже не в первый раз. То, что она произнесла в трубку, добило меня окончательно: Горских послал меня лесом с поставками, и уже сделанные заказы нам покрывать было нечем.

— Вер, свяжись с Аркашей. Пусть он сайт пока прикроет. Посмотри, что у нас осталось в наличии с прошлой поставки, там плюсом что-то было. Раскидай по заказам, остальных извести, что, к сожалению, исполнить свои обязательства мы не можем, поэтому вернем им денежные средства в полном объеме, подготовь там все бумаги, пожалуйста. Я тебе эту работу, как сверхурочную оплачу. Не переживай, зарплату и отпускные получишь как положено.

— Мы закрываемся?

— Пока не знаю. Я постараюсь решить вопрос с поставками, там видно будет.

Нажав отбой, сжала пальцами переносицу и поднялась с кровати. Исаев сидел в ротанговом кресле на лоджии и курил, роясь в своем телефоне. Он вообще с ним расстается?

— У тебя аспирин есть?

— Над раковиной, на нижней полке аптечка. Кофе еще горячий, присоединяйся.

Хотелось съязвить про его излишнюю любезность с утра, но я предусмотрительно промолчала. Стоило сесть за стойку с чашкой кофе, как снова замигал дисплей телефона, звук я до сих пор не включила. Звонил отец, и я не могла этот звонок проигнорировать. Но если бы знала, какой ушат с неприятно пахнущим содержимым на меня выльется, то наверное бы проигнорировала. Оказалось, пока я тут заливалась “кониной” и пыталась не поехать “кукухой” от чувства вины и творившегося вокруг хардкора, наши вездесущие и излишне талантливые журношл*шки сделали из меня самого настоящего Иуду, при этом еще обрывали телефоны родителям, доводя мать до истерики.

— Пап, не верьте ничему, что говорят по телевизору, особенно по местным каналам. И очень тебя прошу, выключи все телефоны. Я приеду вечером и все объясню.

— С тобой точно все в порядке?

— Да, просто выпила вчера слишком много, прийти в себя надо, — отбросив в сторону телефон, прикрыла глаза ладонью, склонившись над чашкой кофе. Где же просвет в этой нескончаемой тьме?..

— Смотрю, говорить о том, что ты за ночь стала персоной нон грата в этом захудалом городишке уже не стоит, тебя просветили, — Исаев прошел к раковине и, поставив в нее пустую чашку, повернулся ко мне лицом.

— Не с твоей ли подачи это произошло?

— Я, конечно, не благочестивый человек, но не настолько, чтобы подставлять ни в чем неповинную девушку.

— Но при этом настроение у тебя отменное.

— Моя работа почти закончена, и переживать мне не о чем. Завтракай, и если нужна помощь с Борисом Николаевичем, то копию вашего с ним договора принеси мне, — произнес, направляясь в другую комнату. Эта тварь словно знала все и обо всем.

— Исаев! — окликнула, поворачиваясь к нему, и уже почти безбоязненно вглядываясь в тьму его глаз. — Давай на чистоту? Зачем я тебе?

— Ты задаешь странные вопросы. Любая другая на твоем месте уже метнулась бы за ноутбуком, просчитывая по пути за ним, как еще использовать мою к ней лояльность и расположение.

— Я не любая.

— Это я уже понял.

— И за всякую помощь приходится рано или поздно платить, а я предпочитаю заранее знать цену.

Его губы исказила усмешка:

— Считай, у нас аукцион, — произнес, явно наслаждаясь своим превосходством и раздражающе улыбнувшись, скрылся за дверью комнаты. Сука.

.

Немного придя в себя, я включила на телефоне режим полета, так как бесконечные звонки с неизвестных номеров доводили уже до бешенства, и попросила Исаева вызвать такси. Мне надо было домой: к своему ноутбуку; связаться с Аркашей; позвонить Танюхе, посоветоваться по поводу проблем с поставками, и чем это можно перекрыть в кратчайшие сроки; еще раз попробовать набрать Горских, попытаться сохранить имеющиеся договоренности, выяснить причину такого резкого разрыва в одностороннем порядке; заехать к родителям, выдержать осуждающий взгляд матери и постараться удержаться в рамках и не сойти с ума от щемящей внутри боли.

— Не думаю, что это хорошая идея.

— В смысле?.. Ты мне что, предлагаешь тут с тобой отсиживаться?

— Тебе ноутбук только нужен? Адрес и ключи — я отправлю человека, он все привезет.

— Это уже переходит все границы!

— Включи телевизор! Там сейчас такая серьезная тетенька с умным видом на полном серьезе вещала, что новая пассия Марка Генриховича Вернер была засланным человеком некоего Кондратьева, который уже больше пяти лет пытался подмять фабрику под себя, и что именно эта девушка, войдя в близкий доверенный круг людей, добыла необходимую информацию и документы, которые позволили незаконно завладеть предприятием, а бедный Вернер, узнав это, решил покончить жизнь самоубийством, правда, она не определилась еще — самоубийство это или ему помогли. И все это местные СМИ называют журналистским расследованием. Ну, если ты так горишь желанием с ними пообщаться, то не смею задерживать, — Исаев взял в руки зазвонивший телефон и, поднявшись со своего места, вышел из комнаты.

Никогда не представляла, как может чувствовать себя человек, загнанный в угол, но теперь имела возможность прочувствовать это в полной мере на своей шкуре. Должен же быть выход… Он обязательно должен быть!.. Я села на кресло, сжав пальцами виски.

— Что пригорюнилась, не хочешь сдаваться журналюгам? — Исаев вернулся в кабинет, снова держа в каждой руке по телефону, и сел за стол.

— Ты специально меня еще больше травишь, да?

— Нет, наоборот, даю столь важные и жизненно необходимые советы. Пользуйся, пока я в настроении.

Он меня раздражал: его манера говорить, его нахальная полуулыбка, словно насмешка, прилипшая к его губам; злило это чувство превосходства над окружающими. Для меня он был виновником всего, что произошло, но именно сейчас он делал так, чтобы от него зависела и я сама, протягивая эту своеобразную руку помощи, о которой его никто не просил.

— Мне нужен ноутбук и вещи, хотя бы на первое время, и вечером обязательно надо попасть к родителям. И как же мне это сделать, великий гуру, если везде эти долбанные идиоты с камерами?! — сдерживать злость уже не выходило.

— Подождать до… — он повернул запястье, взглянув на часы, — семи, я думаю. И вопрос будет решен.

Выудив из сумки, валявшейся забытой в прихожей, ключи и черкнув на клочке бумаги адрес, положила их на стол Исаеву. Он лишь кивнул на это, снова треща по телефону. Птичка-говорун, бл*ть. Спустя пятнадцать минут раздался звонок в дверь, и на пороге появился двухметровый широкоплечий детина, некий Кузнецов, которому Исаев и вручил мои ключи.

— Объясни Павлу, что привезти и где это взять, — бросил в мою сторону, снова скрываясь за дверью комнаты, видимо служившей ему кабинетом. Когда детина, получив четкий инструктаж, свалил, я, сцарапав пачку сигарет с подоконника, вышла на лоджию. Глубокая затяжка и мысли едким ядом заструились в голове. Последние слова Марка в нашем телефоном разговоре, его смех… Ранящими вспышками в сознании. Сжала веки. Еще одна затяжка. Не вспоминать. Не сейчас. Позже. Когда этот п*здец закончится, когда я смогу позволить себе быть слабой. Еще затяжка, и жгучее желание убиться коньяком, как вчера, чтобы до отключки и потери связи с реальностью. Но не дали…

— Вот, возьми, — Исаев, как нечисть неслышно возник рядом, протягивая упаковку с новой сим-картой. — Номер на одного из моих людей, к тебе привязать никак не получится, так что недо-журналисты не достанут.

— Спасибо, — произнесла тихо, немного ох*реневая. Что это? Это он так пытается сгладить острые углы или, наконец, начал ощущать свою вину за случившееся? Последнее — навряд ли.

— Я хотела узнать… — начала, отвернувшись в сторону, делая последнюю затяжку.

— Родственники уже занялись похоронами, — не дал закончить фразу.

Я же коротко на это кивнув, направилась в комнату.

Вставила сим-карту в телефон и набрала номер Танюхи. Разговаривали мы с ней недолго. Несмотря на то, что она уже была в курсе происходящего, отнеслась ко всему услышанному по телевизору довольно скептически. По проблеме с Горских дала несколько дельных советов и пообещала пробить поставщиков в Н-ске.

Спустя час мне привезли ноутбук и свежие вещи, в сумке оказался даже комплект нижнего белья. От осознания, что чужой мужик рылся в моем белье, в другой ситуации я бы впала в жесткий приступ смущения, сейчас же мне было абсолютно наплевать, меня накрыло полное равнодушие к подобным моментам, словно омертвело внутри если не все, то часть точно. Приняв душ и переодевшись, я с головой погрузилась в работу. Исаев не отвлекал, не дергал, не язвил, и вообще обращал на меня внимание не больше, чем на мебель. Судя по тем документам, что я краем глаза заметила у него на столе, кто-то из его юристов налажал по каким-то автозапчастям. Видимо, рейдерство не единственная его направленность.

Около шести мне с видом занятого барина сказали, что СМИ и их молчание куплены с потрохами, и я спокойно могу отправиться на все четыре стороны, что я в общем-то сразу и сделала: вызов такси, быстрый сбор вещей, звонок отцу.

— Такси отмени, Кузнецов отвезет, черный Тахо у подъезда.

— Не стоит…

— Перестраховка, — произнес, прислонившись плечом к стене, снова залипая в своем телефоне. Прямо сама святость, забота и доброта. Если бы не знала, что за этим на самом деле стоит, то может быть и поверила бы.

Не знаю отчего, направляясь к родителям, я ждала какого-то сочувствия и поддержки. Зная свою мать, я должна была предугадать ситуацию, но моя внутренняя чуйка на подобное, видимо, сбилась под воздействием перенесенного стресса. Больше я ничем не могу оправдать собственную наивность.