Ребенок зашевелился в ней, она знала, что ради малыша она должна выжить. Тем не менее она не могла не быть с ним честной.

— Я не знаю, Эдвин Этельхард, буду ли я когда-нибудь счастлива без Мейдока. — Потом, едва улыбнувшись ему, она добавила:

— Но я попытаюсь. «Это лучшее, что я могу сделать», — подумала Уинн. И они оба почти поверили неохотно произнесенным словам. Уинн перевернулась на живот и осторожно подтянула ноги. — Боюсь, если вы не удовлетворите свою страсть, мой господин, вы навредите себе, — проговорила она.

Он устроился за ней и нежно погрузился в ее плоть.

— Когда-нибудь ты будешь рада мне, — тихо проговорил он.

«Никогда», — подумала про себя Уинн, но вслух не произнесла ни слова. Он нежно и одновременно решительно проникал в нее, доставляя ей огромное удовольствие, несмотря на ее решимость остаться равнодушной. Когда он наконец заснул рядом с ней, Уинн опять попыталась мысленно связаться с Мейдоком, что делала каждую ночь после своего похищения. Между ними всегда была такая сильная связь.

Теперь же она чувствовала, что этой связи что-то мешает. Тем не менее она не могла прекратить своих попыток и никогда их не прекратит.

Планы побега тоже не покидали ее. Почти три недели Рори Бэн вез ее из Кей в Элфдин. Но ехали они медленно, так как рабы шли пешком.

Поэтому она предполагала, что ей потребуется столько же времени, если не больше, чтобы возвратиться в замок Скала Ворона. Она даже не знала точно направление, куда ей следует бежать, но надеялась, что сможет это выяснить.

Ей надо скоро пускаться в путь. Пока не лег снег и она еще в состоянии совершить такое путешествие. Она украдет лошадь! Она еще может ездить верхом и, если не осмелится пустить лошадь в галоп, по крайней мере поедет шагом. Ей потребуется несколько дней, чтобы разузнать все, что нужно для успешного побега. Она должна приложить все усилия, чтобы побег удался, потому что инстинкт ей подсказывал, что такого шанса у нее не будет. Мысль, что скоро она сможет покинуть Элфдин, успокоила се, и Уинн наконец уснула.

Утром небо было серое и низкое. День, однако, выдался теплым. И, воодушевленная, Уинн взяла корзину и отправилась со старой Элдред за лекарственными травами для аптеки.

Сначала они побывали в садах, где Уинн как можно осторожнее содрала немного коры с вишневых деревьев, стараясь не повредить их. Потом они направились в поля и луга. Уинн повезло — она нашла болотный мирт, кору которого используют в качестве краски, листья, чтобы придать аромат элю, а из его сваренных сережек готовят благоухающий воск для свечей. К счастью, морозов еще не было, и Уинн удалось многое отыскать на полях и ближайшем болоте. Удивительно ароматный сладкий касатик, его желто-зеленые мечеобразные листья, растущие от корневища, можно использовать для приготовления духов, лекарств и в качестве ароматического средства. Среди древних каменных развалин Уинн нашла каперсы, большой запас каштанов и желудей, которые еще не уничтожили звери и не тронули черви. Желуди можно использовать очень широко. Истолченные, их добавляют в жир ягненка и готовят мазь от ожогов, желудевый чай может излечить дизентерию, но к нему надо обязательно добавлять мед, так как от желудей может болеть голова. Сваренные каштаны — прекрасное средство, возбуждающее страсть у холодного любовника.

К великому ее удивлению, Уинн обнаружила множество сосновых шишек, нетронутых птицами, и они остановились, чтобы отшелушить их, потому что под чешуйками могли поселиться маленькие червячки.

Такие шишки бесполезно брать домой, потом их приходится выбрасывать. Семена шишек помогают при болезнях мочевого пузыря и почек. В аптеке без них не обойтись.

Когда они прошли еще дальше, то встретили буквицу и шандру, а также палевую и болотную мяту, пудинговую траву — прекрасное средство от блох.

Внезапно Уинн остановилась, опустилась на колени и начала выкапывать растения. Они были большие, почти трех футов высоты и с ворсистыми листьями.

— Что это за урод такой? — спросила Элдред.

— Сырный сычужок, — ответила Уинн, — хотя многие называют его подмаренником. Сейчас на нем нет цветов, само растение делает молоко овец и коз жирным. Из стебля и листьев я могу получить желтую краску, чтобы придать сыру цвет, а из корней красную для шерсти.

— Никогда не слышала об этом, — грубовато сказала Элдред.

— Моя семья славится сырами уже много поколений. Наш сыр называют «гарнокское золото». К нам регулярно приезжают за ним торговцы из Корнуэла, Девона и Ирландии.

Они набрели на крошечную лужайку, где росли ромашки и еще один вид полыни, которая хорошо помогает от глистов, а чай из нее — от бессонницы.

— А вот тебе девясил, — позвала она Элдред и выкопала его. Высушенный и истолченный в порошок, корень смешивают с медом и уксусом и получают тоник. Когда они брели по другому краю небольшого болота, где уже нашли мирт и болотную мяту, Уинн заметила поздно цветущий арум и поспешила собрать его.

— Если б мне только удалось отыскать брионию, — пробормотала она.

— Она растет на тропе, ведущей к господскому дому, — отозвалась ее спутница.

— Я думала, ты мало что знаешь о травах, — съехидничала Уинн.

— Брионию я знаю. Для чего она?

— Я собираюсь приготовить Бирангари притирание для кожи из корня брионии, этого арума и козьего молока. И еще лимон, если я смогу его достать.

— Если спросишь меня, то я так тебе отвечу — это пустая трата времени, — заявила Элдред. — Ее лицо может быть гладким, как у младенца, но Кэдерик все равно не сможет добиться успеха ни с ней, ни с другой. Я слышала, что он мучает своих женщин бесконечными попытками получить наследника.

— Может быть, Бирангари хочет, чтобы ее кожа стала гладкой для собственного удовольствия, — предположила Уинн.

Стало холодать. Легкий ветерок, дующий с утра с востока, теперь сменился сильными порывами северо-восточного ветра. Небо потемнело. Элдред объявила:

— Скоро пойдет снег. Слишком долго было тепло. Когда в нашей долине такое случается, погода меняется быстро, и вскоре выпадает снег.

— Господи, пожалуйста, не надо! — прошептала Уинн.

— Выбросьте это из головы, дорогая, — ласково сказала ей старуха.

— Что? — вызывающе спросила Уинн.

— Побег. Будьте благоразумны, моя леди Уинн. Вы далеко от своего замка и к тому же с дитем. Зима уже на пороге. Если вы попытаетесь убежать из Элфдина, вас поймают. Если не поймают, сможете ли вы одна одолеть столько миль? Не думаете о себе, подумайте о ребенке.

— Я и думаю о ребенке. Мой сын — принц Пауиса, законно зачатый, обречен родиться в рабстве! Как я могу допустить подобное, пока жизнь бьется в моем теле? Могу ли я позволить, чтобы мой сын никогда не знал своего отца, который скорбит о его потере, или не знал истории своего рода? Я не могу! Твой хозяин хороший человек. Мне повезло, благодаря ему я в безопасности; ноя вижу, что он проявляет ко мне больше внимания, чем ему следовало бы. Несмотря на мое прошлое, он каждую ночь берет меня в свою постель и овладевает мной. Он одинокий человек Он любит и хочет быть любимым. Я не могу дать ему свою любовь, потому что люблю Мейдока Пауиса, и всегда буду любить!..

— Моя леди Уинн, — терпеливо сказала Элдред, — вы должны смириться со своей судьбой, назначенной вам Богом. Мы — женщины, какой еще у нас есть выбор? Я крепостная, вы — раба. Такова воля Божья!

— Однако ты обращаешься ко мне, как обращался бы любой из моих слуг, моя добрая Элдред. В доме Эдвина Этельхарда есть и другие рабы, но с ними ты ведешь себя по-другому. Ты не считаешь меня рабой, как не считаю и я.

— Дождь начинается, — уклончиво сказала Элдред. — Надо торопиться домой, госпожа, — и с упрямым видом пошла вперед.

Уинн улыбнулась и побрела вслед за старухой.

Когда они добрались домой, Уинн отдала свою корзину Элдред, взяла пустую и направилась в огород набрать что удастся из домашних трав.

Если на самом деле пойдет снег, ударит мороз, то растения умрут до весны. Не обращая внимания на слабый дождь, она нарвала шалфея для успокоения нервов, сладкий укроп от жара, мяту, от болезней желудка и руту. В огороде росли латук, пастернак, свекла, шпинат. Все это шло в пищу, но могло применяться и для лечения. Латук от бессонницы, пастернак для возбуждения желаний, шпинат от кашля и грудных болей. Еще там росли лук, лук-порей, капуста, кабачки, огурцы. Уинн была поражена, что никто в доме не знал о применении и свойствах огородных растений. Встав на колени, она нарвала укроп, петрушку тмин, чьи семена тоже представляли ценность. Она обнаружила дикорастущую сладкую базилику, розмарин, майоран, а также садовый гелиотроп и тысячелистник прямо у огородной стены.

Повар Хил вышел из кухни и дружелюбно сказал:

— У меня есть лимоны, госпожа, если они вам понадобятся, большой запас яблок и немного винных ягод.

Уинн поднялась с колен и взяла корзину — Не могу найти лаванду. Не представляю, чтобы в настоящем хозяйстве не выращивали ее. Она не должна еще завянуть.

— Посмотрите за домом. У леди Милдред был маленький садик с травами и розами. Там вы найдете свою лаванду, госпожа.

Уинн поблагодарила его и торопливо пошла искать то, что осталось от садика леди Милдред. Она его действительно нашла там, где сказал Хил, и, конечно, в совершенно запущенном состоянии. После смерти Милдред за ним явно никто не ухаживал, и маленький садик одичал. В нем оказалось много лаванды. Когда она закончила срезать ароматные стебли, Уинн поняла, что устала и проголодалась. Ребенок довольно сильно шевелился в ней, как будто протестуя, поэтому она возвратилась домой.

Элдред уже приготовила для нее еду, зная, что Уинн не ела с раннего утра, а сейчас уже был полдень. На столе лежали сыр, свежий хлеб, хрустящие яблоки и сладкое вино, разбавленное водой, чтобы уменьшить его крепость.

— Вы невнимательны к себе, — ворчала Элдред. — Почему вы о себе не заботитесь? Вам теперь надо подумать о ребенке, моя госпожа.

— Если я буду сама о себе заботиться, что тогда тебе делать? — Она отрезала толстый кусок сыра и тонкий ломтик хлеба и начала с жадностью их есть.

— Хе! Хе! Хе! — раскудахталась довольная старуха. — Когда вы закончите трапезу, госпожа, мы примемся за шитье.

Как и предсказала Элдред, ночью пошел снег. Большие мокрые хлопья наполовину таяли, не успевая опуститься на землю, где они превращались в воду, поскольку земля была теплой. Снегопад напомнил Уинн, что она не смеет больше медлить. Ей ничего не удалось разузнать, в какую сторону ей надо бежать. Ни крепостные, ни рабы, к которым она обращалась, не знали и не проявляли к этому интереса. Она знала, что темные холмы к западу отделяют Англию от Уэльса, но к ним не было прямых дорог. Если б только Мейдок научил ее изменять свой облик, она давно бы уже превратилась в птицу и улетела обратно домой.

Она бродила по окрестностям, высматривая в небе старину Дью.

Уинн была уверена, что он найдет ее и освободит.

Эдвин Этельхард наблюдал за ней, легко разгадывая ее мысли, знал, что она ищет способ побега, и понимал, что Уинн возненавидит его, если ему придется спасти ее от самой себя и того опасного пути, на который она стремится ступить. Со временем она поймет, что он был прав, и, возможно, не перестанет его ненавидеть. Когда Уинн прожила в Элфдине уже три недели, он как-то вечером позвал се в зал, где сидел в одиночестве. Семейство его уже давно разбрелось по своим помещениям.

— У меня для тебя есть подарок, — тихо сказал он и развернул ткань, лежащую перед ним на столе.

— Что это? — спросила с интересом Уинн, расстроенная тем, что он делает ей подарок.

Он поднял предмет, и кровь отхлынула от ее лица.

— Нет! — сердце бешено забилось при виде блестящего бледно-золотого круга.

— Надень это, Уинн. Он сделан специально для тебя, тебя одной. Знак моего высочайшего расположения.

— Это ошейник раба, — с трудом произнесла она. — Я не буду носить ошейник раба! — Она чуть не плакала и изо всех сил старалась сохранить спокойствие.

Он поднялся и подошел к ней с ошейником в руках.

— Посмотри на него. Он сделан из прекрасного золота и украшен зелеными агатами, которые подходят к твоим глазам. — Он протянул руку и погладил ее нежную шею. — Я не допущу, чтобы на такой прелестной шее был железный или кожаный ошейник.

— Он будет натирать мне кожу, — в отчаянии прошептала она. — Вы ведь, конечно, не захотите, чтобы на ней остался след?

— Он будет свободно лежать у тебя на шее, а если на самом деле станет тереть, дорогая, тогда я прикажу подложить под него шерсть ягненка.

Она почувствовала, как ошейник обвился вокруг ее шеи и был заперт крохотным ключиком. Уинн сидела, парализованная ужасом, не способная ни пошевелиться, ни сопротивляться ему Он ласково поцеловал ее шею и нежно прошептал ей на ухо:

— Теперь, Уинн, тебе не убежать от меня. Неужели я не знаю о твоих планах побега? Ах, дорогая, и как далеко тебе удалось бы уйти? Думаешь, что тебе удалось бы спастись от хищников, двуногих и четвероногих, подстерегающих тебя на пути домой? — Он встал перед ней на колени, обняв ее полнеющую талию. — Я влюблен в тебя, Уинн, с самого первого момента, как увидел тебя. Я не был бы так жесток с тобой, но я должен защитить тебя от твоей собственной неразумности.