Шерри Томас - Восхитительная

Стюарт вскочил с кресла. Он снова думал о ней, а ведь твердо решил больше никогда о ней не вспоминать. Мужчина не может прокладывать курс своей жизни по солнечным затмениям.

По крайней мере это не для него. Он не сумел.

В спальне было темно и тихо. В камине ровно горел несильный огонь, бросая достаточно отсветов, чтобы он мог найти дорогу к окну. Стюарт раздвинул шторы. Небо сделалось почти черным. Среди громоздких облачных куч кое-где мерцали крошечные далекие звезды.

Что-то заставило его посмотреть вниз. На террасе сверкнул красноватый огонек. Задрожал, замер в неподвижности, медленно двинулся, снова застыл. Стюарт прищурился.

Из-за нагромождения облаков показалась восковая луна и озарила женщину в белом чепце. Стоя к нему спиной, завернувшись в толстую шаль, она курила сигарету, и ее черное платье сливалось с ночной теменью.

Мадам Дюран.

Луна исчезла. От женщины осталась точка огненного пепла. Потом и этот огонек погас. Когда луна выглянула снова, терраса уже опустела, лишь поблескивали серебром гранитные плиты, на которые ложилась узорная тень решетки.

Июль 1882 года

На громкий стук Верити никто не ответил. Не зашаркали подошвы по половицам, никто не посмотрел украдкой из-за занавески. В доме номер тридцать два по Кэмберилейн царили темнота и безмолвие, словно в усыпальнице:

Верити едва удержалась от желания пнуть дверь. Ну и денек, ничего не ладится.

Верити собиралась покинуть Фэрли-Парк рано утром. Но миссис Бойс слегла накануне вечером и попросила Верити проследить, как будут варить варенье – клубника достигла пика зрелости и тянуть до завтрашнего дня было уже нельзя. Она неохотно согласилась.

Едва успели разложить варенье по горшкам, как принесли письмо. Лист бумаги, исписанный аккуратным почерком, содержал отчет об образе жизни и местопребывании Майкла за неделю. Ее тетя знала, кто такой Майкл. Верити никогда больше не должна была ставить ее в неловкое положение.

Когда она сожгла письмо и успокоилась, чтобы не дрожали руки, разверзлись небеса. Теперь вместо приятной прогулки до деревни ей пришлось проделать изнурительное путешествие, и в поезде, уносящем ее на юг, она сидела в промокших насквозь чулках, даже галоши не помогли.

А потом, когда она нашла хорошее место, чтобы переодеться в сухое и кое-как привести себя в порядок, улыбнулась ли ей удача? Нет. Можно подумать, Стюарт Сомерсет одержим скупостью, судя по тому, как он избегает появляться в собственном доме. Нет даже слуги, чтобы открыл дверь и сообщил о местонахождении хозяина. Зачем покупать четырехэтажный дом – если считать подвал и чердак, – не наняв при этом слуг?

Она стучала в эту дверь в восемь часов, после чего отступила в пивную в четверти мили от дома, где на нее с любопытством пялились завсегдатаи, и, вернулась в девять. Потом в десять, А теперь пробило одиннадцать.

Нужно было бросить это дело в десять часов после третьей попытки. Три – магическое число, безошибочная примета, что дело не выгорело. Но она не смогла отступить. Не смогла смириться с перспективой вернуться в Фэрли-Парк, не выполнив ни одной из поставленных перед собой задач.

Она все продумала. Первым делом наймется к Стюарту Сомерсету в кухарки. Потом станет его любовницей. Затем – насколько она поняла, он вроде как юрист, член парламента, – Стюарт мог бы в знак признательности помочь ей доказать ее происхождение. А когда ее личность будет установлена, он не упустит шанса на ней жениться. Берти назвал ее авантюристкой? Что ж, она не станет его разочаровывать.

Хотелось бы посмотреть, какое лицо будет у Берти во время свадьбы.

Но письмо тетки развеяло надежды на брак. Стюарт Сомерсет никогда не стал бы тем, кто он есть, будь он настолько легкомыслен, чтобы жениться на домашней прислуге неизвестного происхождения. А тетка ни за что не расскажет правду. Однако она все еще может уязвить Берти с помощью Стюарта.

Берти знал цену Верити как кухарке. Он как раз укрепился в мысли, что с ее талантом она может заткнуть за пояс любого парижского шеф-повара. Какой удар будет нанесен по его гастрономическим чаяниям, когда она переметнется в стан его злейшего врага и сделает стол брата знаменитым на всю Англию.

Кроме того, пусть полюбуется, как его авантюристка ложится в постель к брату. О, это отличный способ. В одиночку ей не удастся отомстить Берти как следует. Она мало значит для него, как убедилась недавно. Но в союзе с братом... Любая, даже самая незначительная мелочь, имеющая отношение к Стюарту, приводила Берти в ярость.

Справедливо, если Берти испытает хоть малую толику страданий, что поразили ее, чуть не лишив рассудка. Несколько недель она не могла ни есть, ни спать. Пускай сам поворочается с боку на бок! Пусть хоть на день лишится аппетита!

Но дверь дома номер тридцать два не желала открываться.

Она все-таки пнула ее, но дверь не открылась. Зато Верити здорово ушибла большой палец ноги.

Прихрамывая, она пошла по тротуару, прикидывая, куда пойти. Можно отправиться в пивную, прождать еще один томительный час. Или на Слоун-сквер взять кеб и поехать в гостиницу. Выбор между безрассудством и поражением.

Ноги сами понесли ее к пивной. Такова уж была ее манера выбирать – здравый смысл никак не являлся ее коньком. Будь она рассудительней, не оказалась бы в таком жалком положении, случайная посетительница с перечнем намерений, способных шокировать кого угодно.

Напротив, если бы она и прибыла в этот дом, она появилась бы тут законной хозяйкой, замужней дамой. Именно так и вышло бы, доведись ей встретить Стюарта Сомерсета на каком-нибудь вечере и решить: вот он, лакомый кусочек. Ее очаровали бы рассказы о его необычном детстве, она умоляла бы поведать ей щекочущие нервы подробности. Правда, что в их доме водились крысы величиной с кошку? Правда, что он не умел ни читать, ни писать? Каково испытывать голод и нищету? Потом она обсуждала бы услышанное с подругами, хихикая и, возможно, слегка содрогаясь в душе.

Она заставила себя остановиться и повернуть обратно. Даже в лучших кварталах Лондона по ночам было небезопасно. Ей пора уезжать, не то она напросится на неприятности. Ее третье посещение пивной вызвало просто нездоровое внимание, в основном со стороны мужчин, к которым она бы поостереглась приближаться ближе, чем на пятьдесят футов.

Не прошло и двух минут, как она услышала за спиной шаги – это был мужчина, и он быстро приближался. Верити резко обернулась. Может, это Стюарт Сомерсет наконец вернулся домой и... идет за ней следом? Разумеется, нет. Она узнала мужчину – среднего роста, т,0щий, с налитыми кровью глазами, пахнет выпитым в неумеренных количествах пивом и дешевым мылом. Весь вечер он слонялся возле пивной в компании с другим мужчиной, и оба пожирали ее заинтересованными взглядами, причем с очередным ее появлением в пивной их любопытство росло.

Мужчина был почти перед ней. Он удивился, когда она вдруг обернулась и оказалась с ним лицом к лицу. Некоторое время они разглядывали друг друга, а потом его рука проворно потянулась к ее сумочке. Не раздумывая, Верити сжала пальцы, размахнулась правой рукой и врезала ему по лицу.

Точнее, по шее, потому что его голова запрокинулась. Хороший получился удар. Она была ужасно напугана, но все же обрадовалась, когда увидела, что у него заплетаются ноги. Пусть сегодня она одета почти как леди, но сил ей не занимать – она могла тащить гору посуды высотой в половину собственного роста или целый бок теленка.

Выругавшись, он снова схватил ее ридикюль. Ну нет, не выйдет! Она положила деньги в туфлю, но в сумочке лежала единственная фотография ее родителей, прихваченная наудачу.

Она замахнулась ридикюлем. Еще один крепкий удар. Перед этим она зашла в книжный магазин и купила на обратный путь книгу Мэри-Элизабет Брэддон. Кажется, у книги достаточно острые углы.

– Сука! – простонал грабитель и схватил ее запястья. Каблуком правой туфли она что было силы наступила ему на ногу. Взвыв, он ударил ее по лицу. Она почти не почувствовала, как загорелась щека и хрустнула шея, потому что в следующий миг была счастлива услышать, как он взвыл от боли, когда ее каблук снова нанес удар, посильнее первого.

Она растопырила пальцы свободной руки и ткнула его в глаза. Он заорал. Верити повернулась, чтобы убежать, надеясь, что отбила у него желание преследовать ее, но очутилась лицом к лицу с его приятелем, вовсю благоухающим винными парами.

– С дороги. – Ее губы сами собой складывали слова. – Мой муж будет здесь с минуты на минуту.

Второй грабитель осклабился:

– Какой у тебя муж! Как у бабы яйца.

Грубая рука схватила ее за волосы, и голова девушки дернулась назад. Она лягнула того, кто был сзади, и попыталась разбить голову стоящему перед ней грабителю книгой миссис Брэддон. Но на сей раз удача была не на ее стороне. Он выбил сумочку из ее руки, схватил ее запястье и вывернул руку.

Верити закричала от боли и лягнула грабителя в ляжку. Зарычав, он выпустил ее руку. Ее локоть врезался в его ребра. Но тут второй грабитель схватил ее за талию, поднял и бросил на землю. Один из них прыгнул на нее сверху; она уже не разбирала, кто из них кто.

– Заберем сумку – и деру! – упрашивал тот, который остался стоять. – Скоро явятся копы.

– Сначала я преподам ей урок.

Огромный кулак приблизился к ее лицу. Закрыв глаза, Верити напряглась в ожидании страшного удара, который расколет ей череп.

Стюарт решил пройтись пешком. Заседание в палате общин выдалось исключительно долгим. Он попросил извозчика высадить его, не доезжая до дому, чтобы размять ноги.

Он устал. Но день еще не закончился – Стюарт был приглашен на бал. Не просто бал, а бал у герцогини Арлингтон.

Его медали за отвагу, полученное недавно наследство, слава одного из самых молодых членов парламента – он получил кресло в результате дополнительных выборов два месяца назад – все шло ему в актив. Но сегодняшний бал у Арлингтонов, главное событие светской жизни этого года, закрепит его положение в обществе, отметит особой печатью, которую ставят лишь матроны самого высокого ранга.

Тогда дело выбора жены заварится всерьез. Стюарт закрепит нынешний успех. Юные леди станут строить догадки относительно его перспектив в будущем. С одной из них он придет к соглашению – сделка купли-продажи, почти то же, что каждый день происходит на базаре где-нибудь в Дели.

Поэтому он непременно отравится на бал. Будет танцевать. Беседовать о вещах, которые имеют для истории не большее значение, чем для океанского лайнера прилипший к его корпусу моллюск. А утром он встанет пораньше, чтобы встретиться с лордом-канцлером, который был его поручителем при вступлении в «Иннер темпл»[11].

Он повернул на свою улицу и встал как вкопанный. Там, всего в двадцати шагах, разыгрывалась сцена, которую нечасто увидишь, живя в одном из лучших кварталов Лондона. Уличная драка! Еще хуже – двое мужчин били женщину. Женщина храбро сражалась, но что она могла против двух насильников!

Стюарт бросился бегом.

Мужчины бросили женщину на землю. Один из них сел на нее сверху и занес кулак. Стюарт перехватил его руку сзади и отшвырнул негодяя прочь. Судя по звуку, тот врезался в уличный фонарь. Обхватив поперёк второго мужчину, Стюарт отправил его в том же направлении.

Стонущие грабители кое-как встали на ноги. Один из них потянулся к лежащей на тротуаре сумочке. Стюарт наступил на нее ногой. Грабители взглянули на ридикюль, потом на Стюарта, переглянулись и бросились бежать, словно сам черт гнался за ними.

Лежащая на тротуаре женщина осторожно приподнялась на локтях. Ее прическа растрепалась в пылу сражения, и буйная масса кудрей почти закрыла перепачканное грязью лицо. Рот изумленно раскрылся.

– Вы целы? – спросил он.

Если с ней все в порядке, он вернет ей ридикюль и пойдет своей дорогой. Она скорее всего проститутка, и ее добыча за этот вечер привлекла внимание несостоявшихся грабителей. Он ничем ей не обязан – просто заданный из вежливости вопрос.

– Я... я... – Она огляделась вокруг. – Ох нет!

Стюарт услышал акцент, твердые согласные и энергичные гласные, совсем не похоже на речь любой из уличных девиц. А он перевидал их немало, пока жил в трущобах Ард-вика.

– Не беспокойтесь. Вот ваша сумочка.

Он помог ей встать. Сунул в руки в перчатках потертый испачканный ридикюль и смятую шляпку. Она вцепилась в них мертвой хваткой.

– Спасибо, – пробормотала она. – Благодарю вас, сэр.

И тут же, не прошло и тридцати секунд, как она расплакалась, проливая обильные, словно море, потоки слез. Пошарила в своем ридикюле. Ее пальцы дрожали – похоже, она не нашла того, что искала.