Джулия Грайс - Восхитительные ночи

Она услышала, как кто-то робко постучал в дверь.

– Кто там?

– Леинани. Будете умываться?

Это невозможно! Леинани была с ними в тот день у заводи Пеле, она подружка Кинау.

– Нет! Не сейчас. Оставьте таз здесь, позже я позвоню, чтобы принесли воды.

– Но, мисси…

– Я буду умываться позже!

Селия почувствовала себя еще хуже оттого, что накричала на служанку. При чем тут Леинани!

Селия пролежала с закрытыми глазами целый час, слыша лишь биение своего сердца.

Роман! О Боже! Все эти недели она думала о нем, мечтала, фантазировала, воображала себя в его объятиях.

Но он не думал о ней, и Селия терзалась, размышляя о тех днях, когда Кинау не работала в доме при плантации. Тогда она была в Лахаина с Романом?

Яркие картины, которые рисовало воспаленное воображение, убивали ее.

Но гордость заставила ее подняться. Если Роман узнает о ее ревности, унижению не будет предела.

Она послала за водой для ванны, вымылась, надушилась гелиотропной водой, положила мокрое полотенце на заплаканные глаза. Роман не должен знать, что она плакала.

Девушка вышла в гардеробную, где висели ее платья, перебрала их и осталась недовольна. Вот это Роман уже видел как-то на борту «Попутного ветра». Голубое шелковое слишком простое, белое с оборками – слишком легкомысленное.

Наконец она выбрала светло-зеленое шелковое платье с блестками. Оно плотно облегало ее фигуру, подчеркивая грудь. Юбку украшали оборки и темно-зеленые бархатные ленты. В Бостоне такие платья надевали на небольшие званые ужины или музыкальные вечера. Селия внимательно посмотрела на себя в зеркало.

А как лучше уложить волосы? Сегодня ей не нравилась обычная прическа. Наконец Селия собрала волосы высоко на затылке и пропустила между прядями нитку жемчуга. Затем наложила на бледные щеки румяна и спустилась по широкой лестнице. Войдя в гостиную, она улыбнулась, но, к своему разочарованию, обнаружила, что пришла слишком рано. Там сидела лишь Тина с книгой в руках. Селия нерешительно остановилась. Подняться наверх и выйти еще раз? Нет, это смешно.

Появившийся Бо отвесил ей насмешливый поклон:

– О, вы сегодня умопомрачительно выглядите! А в чем причина?

Ее нарумяненные щеки стали пунцовыми.

– Да ни в чем. Просто я решила надеть одно из платьев, привезенных из Бостона. Зачем им без толку висеть в гардеробной?

– Да? А уж не для нашего ли гостя такая элегантность?

– Конечно, нет. Я…

Но тут, к счастью, появилась Гаттерас, в своем черном шелковом платье. За ней шли Джон и Роман. Казалось, братья уже ссорятся, ибо у Джона был хмурый вид, а у Романа – как всегда непроницаемый.

– Добрый вечер, Селия, дорогая, – сказал Джон. – У нас сегодня гость.

Селия смотрела на Романа, потеряв дар речи.

– Привет, Селия!

Роман источал такую жизненную силу, что Селии стало не по себе. Время, казалось, смыло все, что было между ними. Девушка, с трудом улыбнувшись, протянула Роману руку. Ощутив его прикосновение, она чуть не вскрикнула.

Но Селия тут же овладела собой:

– Очень рада вновь встретиться с вами. Надеюсь, вас привели сюда не врачебные обязанности? Как добрались из Лахаина?

– Трудно добраться сюда по отвратительным дорогам Мауи. Такие ямы могут поглотить и королевский дворец.

Серые глаза Романа сегодня казались особенно непроницаемыми, а кожа еще более потемнела от загара.

Пока они вчетвером обсуждали дурные дороги, Селия внимательно наблюдала за братьями. Сейчас, видя их рядом, она поняла, что сходство между ними очень поверхностное.

Оба были красивыми, сильными и широкоплечими, однако стройный и гибкий Роман чем-то напоминал кошку, а мощный и крупный Джон походил на быка. Черты лица у Романа были тоньше и чувственнее, чем у Джона. Давала знать и разница в возрасте – целых шестнадцать лет!

На обед подали свиные ребрышки в восточном соусе и рыбу, которая обычно очень нравилась Селии. Но сегодня она едва могла есть из-за напряженной атмосферы за столом. Эта атмосфера угнетала и Тину: девочка сидела молча, с широко раскрытыми глазами.

Братья затеяли спор об оросительном канале. Его предлагал прорыть Роман, чтобы провести воду с гор на тростниковые поля.

– Уверен, по этому каналу будут утекать только деньги, – насмешливо сказал Джон. – Что если вода не потечет на поля? Или потечет слишком обильно? Если тростник сильно поливать, он сгниет.

– Всегда есть риск, когда выращиваешь тростник или другие культуры, – возразил Роман.

– Думаешь, я этого не знаю? Если урожай хороший и цена на сахар растет, плантаторы получают кучу денег. Но если нет дождя, или в тростнике недостаточно сахара, или заводится тростниковый жучок, или падает цена на сахар, – Джон пожал плечами, – владельцы сахарных плантаций разоряются. Я не хочу, чтобы меня постигла эта участь.

– Этого не произойдет. Наступает эра ирригации, следующее поколение будет использовать ее повсеместно.

– Может, поговорим еще о чем-нибудь? – предложила Селия, опасаясь крупной ссоры.

Гаттерас тут же сообщила о путешествии по острову, особенно привлекал ее вулкан Халеакала, который она называла одним из чудес света.

Но напряжение не исчезло, и вскоре Селия поняла, что источник его в ней. Оно носило явно сексуальный характер: трое мужчин, как самцы, реагировали на ее присутствие. Джон смотрел на Селию как собственник, Бо – с насмешкой, а от томного взгляда Романа Селию бросало в дрожь.

«Трое Бернсайдов, – думала девушка. – И все такие разные: Джон, пожилой плантатор, страстно влюбленный в меня; Бо, никчемный малый, с изменчивым настроением, язвительный, беспокойный, и Роман, сводный брат, которого ненавидят, изгой, человек, источающий силу…»

Гаттерас вынудила Романа рассказать о своей медицинской практике. Ему приходилось лечить все: от вывихнутой челюсти до азиатской холеры и болезни кожи, вызванной чрезмерным употреблением «ава».

– Недавно я даже поставил диагноз проказы, – мрачно заметил Роман, – молодой матери, двадцатилетней гавайке. Ей придется отправиться на Молокаи вместе с ребенком, к несчастью, тоже больным.

– О!

Селия и Гаттерас одновременно издали возглас ужаса, а глаза Тины раскрылись еще шире. Проказа считалась ужасной болезнью. Прокаженные были осуждены провести всю жизнь в полной изоляции в поселке на Молокаи.

– Девушка умрет? – спросила Тина.

– Боюсь, что да.

– Но… ребенок! – воскликнула Селия.

– Он, конечно, тоже. – Роман сердито взглянул на нее: – Жизнь бывает жестока. У меня сердце сжимается, когда приходится ставить такой диагноз и отправлять их в поселок, но болезнь заразна, а местные жители очень общительны, делятся друг с другом всем – от своих матрасов до блюд «пои». Мы не можем допустить, чтобы вся деревня тоже заразилась проказой.

Пока Роман рассказывал о поселке прокаженных на Молокаи, Селия пыталась представить его с Кинау, которая превосходно говорила по-английски и раньше работала в больнице. Успокаивала ли она его, когда он сталкивался с такой трагедией, как ребенок, больной проказой? У Селии перехватило дыхание.

Наконец обед закончился. Джон и Роман отправились в заводскую контору проверить бухгалтерские книги, Бо последовал за ними, Тина пошла в библиотеку, а Гаттерас – в кухню, чтобы обсудить с Чанг Лю меню на завтра.

Селия, выйдя на веранду, села в плетеное кресло и рассеянно смотрела на закат. Опять розовые облака, багровые, оранжевые и красные цвета! Но сейчас Селии было совсем не до этого великолепия.

– Селия? – Тина подошла к девушке и серьезно спросила: – Как ты думаешь, Селия, а я могу заразиться проказой?

– Ты? – эта мысль ужаснула Селию. – Нет, дорогая, нет! Уверена, что нет!

– Но ведь тот ребенок заразился.

– Проказа – заразное заболевание, но, если будешь каждый день мыться и поддерживать чистоту, с тобой такое не случится.

Селия не знала, правда ли это, но Тина, казалось, успокоилась. Ее глаза весело заблестели:

– Как, по-твоему, сколько здесь пробудет дядя Роман?

– А обычно он подолгу здесь остается?

– Иногда несколько дней, а то и несколько часов. Это зависит от того, ссорятся ли они с папой, – объяснила девочка. – Иногда они сильно ругаются. И Бо тоже кричит.

Представив себе такую сцену, Селия улыбнулась и вдруг поняла, что может выведать у Тины кое-что о Романе.

– А как развлекается дядя Роман, когда он живет здесь?

– Он ездит верхом, плавает, иногда ходит в деревню.

Деревней называлось убогое поселение неподалеку от плантации, где жили местные рабочие и их семьи.

– А что он там делает?

– Лечит больных женщин и детей. И мужчин тоже, если с ними что-то случится на плантации. Однажды он отрезал руку одному мужчине.

– Что?

Тины вспыхнула, вспомнив о таком волнующем событии:

– Он усыпил этого человека, затем достал большую пилу… Я знаю, потому что смотрела через окно. Это было так интересно!

Не слишком внимательно слушая рассказ об операции, Селия размышляла, о чем бы еще спросить Тину.

– Я еще так мало знаю о Маунтен Вью, о здешних людях, например, Кинау. У нее в деревне есть дети или муж?

Тина удивилась:

– Не думаю.

– А Роман когда-нибудь… ездил верхом… вместе с Кинау?

– По-моему, он с ней спит, – беспечно заметила Тина. – Я однажды видела, как они целуются. Роману нравится ее целовать, и, кажется, ей тоже нравится целовать его. Селия, ты не хочешь пойти со мной на улицу? Моя кошка должна родить, и я хочу посмотреть, как она.

Пораженная, Селия отправилась с Тиной на улицу. Ей стоило немалых усилий восхищаться рыжей полосатой кошкой и слушать болтовню Тины о котятах. «По-моему, он с ней спит». Это подтверждало ее худшие опасения.

Наутро девушка сидела на веранде, совершенно невыспавшаяся. Всю ночь она ворочалась с боку на бок, воображая Романа и Кинау в постели.

– Доброе утро, Селия.

На «ланау» вышла Гаттерас в платье из белого индийского муслина, налила себе кофе и сняла салфетку с подноса, на котором стояли яйца, ветчина и свежий сок из апельсинов с Кауаи. Гаттерас протянула стакан Селии.

– Ты еще не пила сок. Ах, какой прекрасный день! Я собираюсь отправиться на прогулку по холмам. Мне нужны кое-какие растения, чтобы разбить сад вдоль аллеи, там, где главная дорога подходит к дому. С тех пор, как умерла Сьюзен Бернсайд, никто не посадил здесь ни прутика. Джон мне разрешил.

Селия рассеянно кивнула. Сейчас все это ее совершенно не интересовало.

– Что с тобой сегодня, детка? У тебя под глазами темные круги, а уголки рта опущены, как убывающая луна.

– Я… плохо спала сегодня ночью.

– Почему? Ведь все другие ночи ты спала прекрасно?

Селия промолчала.

– Это из-за него, да? Из-за этого негодяя, Романа Бернсайда? Это он заставляет тебя грустить?

– Я…

Чтобы не врать тетке, Селия мрачно уставилась на море.

– Селия, ты же знаешь, что когда-то Роман напал на брата.

– Но, может, все было совсем не так, и Роман не виноват!

– Нет! Слуги все видели и спасли жизнь Джону. А теперь Романа принимают в этом доме лишь потому, что он имеет на него права и финансирует многие проекты. К тому же он лечит рабочих. – Гаттерас резко добавила: – Ты приехала сюда как невеста Джона. Джона! Не забывай об этом!

Поняв, что тетка не на шутку встревожена, Селия ответила:

– Не забуду.

Но она знала, что лжет.

Роман провел уже несколько дней в Маунтен Вью. Братья обходили плантацию, обсуждая, где следует проложить ирригационный канал. Для сооружения этого канала протяженностью в пять миль предстояло взрывать грунт в холмах. По вечерам мужчины выходили к обеду с напряженными лицами, и было ясно, что их вынужденное общение подходит к концу.

Комната Романа в Маунтен Вью располагалась рядом с комнатой Селии, и время от времени они сталкивались в коридоре.

Каждый раз он вежливо кивал девушке, и той хотелось плакать от отчаяния. Помнит ли он день, проведенный с ней на берегу у Дайаманд Хед? Помнит ли, как учил ее плавать, как растирал ее плечи?

Сейчас он вел себя так, будто они случайные постояльцы гостиницы.

– Вот ваши цветы, Селия.

Собираясь как-то утром в школу, Селия увидела, как в комнату вошла Кинау с корзиной свежесрезанных мексиканских вьющихся цветов. Цветы походили на цепочки маленьких розовых сердечек. По-испански они назывались «Cadena de amor» – «цепь любви».

Селии всегда нравились эти цветы, но сегодня, глядя на них, она испытала внезапное раздражение. Ну почему их принесла именно Кинау. Она возненавидела эту знойную гавайскую красотку.

Пока Кинау ставила цветы в вазу, Селия внимательно рассматривала ее. Сегодня в волосах у служанки был яркий цветок гибискуса: его красные лепестки покоились на ее шелковистых черных волосах. Движения девушки были гибкими, плавными и изящными. «Любовница Романа даже слишком женственна», – с отвращением подумала Селия.