Тишину в квартире нарушал только шум проезжавших внизу машин. Когда Кэрол была дома, здесь не оставалось и намека на тишь. Но девушки не было. Полицейский Роберт, муж Огасты, приехал несколько минут назад и увез миссис Хэкворт в «Фонд Исиды».

Роберт был подарком судьбы. Приехал на следующее утро после того, как Кэрол перебралась в здание церкви, и заявил, что хочет «просто посидеть с ней». Последние две недели он продолжал неизменно приезжать каждое утро. Пока миссис одевалась, он выпивал чашку кофе, а потом провожал ее в клинику. Все это делалось как бы случайно, словно для собственного удовольствия. Случайно его глаза стреляли вправо и влево, а ладонь сжимала рукоятку пистолета, так что у каждого наблюдавшего за ним не оставалось сомнения: Боб ждет беды.

Да, беда была не за горами…

Энтони молча достал свой потрепанный чемоданчик. До начала приема прихожан оставалось еще немного времени, но в квартире было так неприветливо, словно из дома ушла не женщина, а жизнь.

Прошло две недели. Две недели брака, который, по меркам некоторых, был обманом. Но временами Энтони чувствовал себя так, словно действительно женат. У них уже сложился четкий распорядок дня. По утрам он просыпался первым, и пока принимал душ, Кэрол готовила завтрак. Неизменно это была «манна небесная». Она могла взять самые простые продукты и изготовить блюдо, достойное богов. Временами брала ракушки, начиняла их бобами, ветчиной, рублеными яйцами, сдабривала чесноком и травами… Перечень компонентов был таким же неисчерпаемым, как женское воображение.

Пока он убирал со стола, хозяйка мылась и одевалась. Она пела под душем. Голос у нее был гортанный и чувственный, а песни — неизменно о любви. Из-под двери струился пар, душистый пар, проникавший в поры его кожи. Так же, как и ее мелодии. Когда она выходила, одетая в белое, Энтони отводил глаза, но тайком высматривал мелкие детали, которые делали ее облик неповторимым. Цветастые украшения. Лента или косынка, перехватывающая волосы. Яркие румяна на щеках и помада на губах…

Он хмуро уставился в стену. Не хотелось признаваться, что за пару недель женщина изменила всю его жизнь. Теперь им вместе придется раздумывать над тем, как уберечь себя и других от смрадного и убийственного духа дьяволов.

Спустившись вниз, он отпер церковь и оставил дверь кабинета открытой настежь, хотя маленькому электрокамину было не под силу натопить такое помещение. Никаких встреч у него назначено не было. Членам общины и всем, кого это интересовало, были известны его приемные часы. В это время к нему мог прийти каждый желающий. Застать его было легко, попасть на прием еще легче, потому что чаще всего он был один.

Когда-то у Энтони была секретарша, распределявшая его время и составлявшая расписание встреч. Она была приучена время от времени стучать в дверь и извиняться, если какой-нибудь прихожанин являлся раньше назначенного ему часа. Тогда у него не оставалось ни минуты на то, чтобы прерваться, погрузиться в раздумья или просто вознести молитву. С церковным советом у него было заключено соглашение. Совет уже подыскал помощника священника, и были средства, чтобы пригласить еще одного. Это облегчило бы ношу преподобного, но он отказался от помощи.

Сейчас она ему ни к чему — даже секретарши не требовалось. А времени для молитвы было сколько угодно.

Больше, чем требуется священнику.

Его письменный стол был пуст: ни записок с номерами телефонов, по которым нужно позвонить, ни аккуратно зарегистрированных писем, требовавших ответа. Так же пуст и свободен от пустяков и суеты, как и его жизнь. Только телефон, пресс-папье и лист бумаги с нацарапанными на нем набросками для воскресной проповеди, наспех сделанными вчера вечером.

Он заглянул в записи. Вечера после возвращения с работы были полны недомолвок и намеков. Обед, от запаха которого сводило желудок, возникал из ничего, как и завтрак. Пока Кэрол резала и тушила овощи, они беседовали о происшедшем за день, словно два чужих человека, но время от времени между ними возникало чувство удивительной близости. Обмен улыбками, дружный смех, меткая реплика…

Энтони привык ждать этого времени, как никогда ничего не ждал прежде. Иногда днем он спохватывался, что думает, о чем рассказать вечером Кэрол; иногда же гадал, что она расскажет ему. А иногда — как сейчас — он думал о главных линиях ее тела, о длинных ногах, скрытых шелковой ночной рубашкой, о блеснувшей под приподнятыми волосами полоске шеи…

А вечером, после обеда, мысли о том, что женщина лежит в смежной комнате, читая или слушая музыку, лишали его сна.

Он женился на ней, чтобы защитить ее, и ни за чем больше. Но теперь ему впору было подумать о том, как защитить самого себя.

К тому времени, как хлопнула входная дверь, он исписал и отправил в корзину пару листов, тщетно пытаясь сосредоточиться, но по-прежнему не имел ни малейшего представления о том, что станет говорить в воскресенье. Энтони откинулся на спинку стула и принялся ждать посетителя.

На пороге возникла несмело улыбающаяся Агата.

— Я отвлекла вас, да?

Он поднялся, приветствуя свояченицу и испытывая при виде человеческого лица что-то похожее на облегчение.

— Конечно, нет.

— Я могу уйти.

— Садитесь, Агата.

— Я только на минутку.

— Сделайте милость, побудьте хоть две.

Она улыбнулась все той же испуганной улыбкой и села.

— Мне не следует быть здесь.

— Почему?

— Я сказала Полу, что пошла в бакалею.

— А он рассердится, если узнает, что вы в церкви?

— Он… следит за мной. — Агата оглянулась по сторонам, словно ища соломинку, за которую можно было бы ухватиться.

— Девочки в школе?

— Должны быть там. Но они… они у соседей.

Он слегка выпрямился, встревоженный едва заметными признаками приближавшейся истерики. Женщина теребила ручку сумки. Он привык к зрелищу ее красных, распухших глаз и не сразу обратил внимание на то, что сейчас в них нет ни слезинки.

— Так что случилось? — спросил он.

— Вы знали, что мое настоящее имя Голда? [9] — Она засмеялась, и этот звук успокоил Энтони. — Представьте себе. Такого человека, как я, назвать Голдой! Но у мамы не было золота, и она решила, что это единственный способ иметь его. Наверно, сестра уже рассказала вам обо всем.

— Не слишком много.

Она посмотрела на него так, словно не верила своим ушам.

— Мы с вашей сестрой… — Его голос прервался. Он не мог найти слов, чтобы объяснить, что связывает их с Кэрол.

— Я знаю. Она рассказала мне, почему вы женились на ней. Но я думала…

— Что думали?

— Ну, сестра умеет сделать все как надо. — Она отвела глаза. — В общем, мама ошиблась: настоящим золотом оказалась Кэрол.

— И вы стали для мамы маленькими сокровищами?

Казалось, этот вопрос застал Агату врасплох.

— Только не я, — наконец ответила она. — Мы были бедные, а Пещеры не лучшее место для воспитания детей. Вот сестры… Ну, они совсем другие. Анна-Роз сбежала и начала новую жизнь. Кэрол все время борется, пытаясь переделать пещерную жизнь. А я… — Голос изменил Агате, и она потупилась.

— Вы вышли замуж за человека, который бьет вас, — закончил Энтони.

— Ну, не всегда.

— И все же слишком часто?

— Я заслуживаю лучшего? — Она заставила себя поднять глаза. — Скажите мне, преподобный Хэкворт. Заслуживаю?

Как просто иногда бывает ответить на вопрос!

— Да.

— Пол говорит, что все зло в мире от женщин.

— Ваш муж — больной и буйный человек.

— Я не могу угодить ему.

— Никто на вашем месте не смог бы этого.

— Я пытаюсь. Готовлю еду, которая ему нравится. Держу в чистоте квартиру. Не устраиваю сцен, когда он возвращается пьяный.

— У вас два пути, Агата. Либо вы остаетесь с ним, зная, что дела будут идти по-прежнему, если не хуже. Либо уходите от него и начинаете вместе с девочками новую жизнь. Третьего не дано. Вы не можете оставаться с мужем и надеяться, что он изменится.

— Он обещает не бить меня.

— Но бьет. И однажды забьет до смерти. А потом примется за дочерей.

— Ох, он никогда…

— Даже если он и пальцем не тронет Дейзи и Бекки, то приучит их считать нормальным, что мужчины бьют женщин. Когда ваши дочери подрастут, они найдут себе таких же мужей, как их отец, и будут терпеть побои так же, как их мать.

Ручка сумки угрожающе затрещала. Агата уперлась взглядом в колени.

— Я не хочу учить их этому.

— А с мужем вы хотите остаться?

— Так должно быть… Как говорит Библия…

— Брак — дело святое, но только в том случае, если так считают оба. Без любви, почета и уважения нет брака. Слова «пока смерть не разлучит нас» не означают, что один супруг имеет право доводить другого до смерти.

Агата вздрогнула.

— Иногда… — Она подняла глаза. — Я ненавижу его.

— Не сомневаюсь.

— Но это дурно!

— Бывает гнев и во благо. Без него не сделаешь добра. Когда вы уйдете от Пола, у вас будет много времени, чтобы замолить этот грех.

— Другие так не говорили. Вы не похожи на других пасторов, с которыми я имела дело.

Энтони сомневался в этом. В самом главном он ничем не отличался от других пасторов, но не собирался об этом распространяться.

— Сейчас не средние века, и я не один такой, — возразил он. — Могу поклясться, что многие пасторы во всем мире дали бы вам тот же совет.

Она кивнула, обдумывая услышанное.

— Вам есть куда уехать? — спросил Энтони.

— Мама звала меня к себе. Она живет в Денвере, и у нее есть друзья, которые обещали помочь. Я думаю, туда муж за мной не поедет. Анна-Роз тоже предлагала…

— Почему девочки не в школе?

Она резко повернулась, и это движение оказалось для ручки сумки роковым. Казалось, Агата борется с собой. Наконец она решилась.

— Я купила билеты на автобус.

— На какое время?

— Пол уходит на работу в час. Наш автобус отправляется в два.

— Сестра знает?

— А вы не могли бы рассказать ей?

— Почему бы вам самой не поговорить с ней?

— Потому что она разразится целой речью о том, что я наконец-то поступила правильно. И я знаю, что она права, но не хочу ее слышать.

— А я могу сказать это?

Она снова подняла взгляд.

— Пожалуйста.

— Вы действительно поступаете правильно.

— Вы в этом уверены?

Он кивнул.

Казалось, эти слова добавили ей сил.

— Вы скажете Кэрол, что я люблю ее? Передайте ей, что я наконец решилась, потому что сама считаю это правильным, а не потому, что кто-то подталкивал меня.

— Но вы позвоните?

— Позвоню, когда устроюсь.

— Хорошо.

— Вы не скажете мужу, где я, если он придет спрашивать?

— Я ведь не слышал, куда именно вы едете.

Женщина слегка улыбнулась, и на мгновение горькие морщинки на ее лбу разгладились, а глаза вспыхнули так, что Хэкворт сразу вспомнил Кэрол. Глаза у Агаты были такими же голубыми, как и у сестры. Когда-то они сияли тем же светом.

— Вы помогли мне, — сказала она. — Мне было нужно место, куда я могла бы прийти и подумать, где кто-то позаботился бы обо мне. Не потому, что он мне родня, а просто потому, что я тоже человек. Вы помогли мне вспомнить, кто я такая. Вы и ваш Господь. Пол заставил меня забыть об этом, а вы напомнили.

— Так больше не забывайте, — посоветовал Энтони.

— Постараюсь не забыть. — Она встала. — Я зайду в бакалею, а потом вернусь домой. В последний раз. Все будет в порядке, — добавила Агата, прежде чем он успел задать вопрос. — Он только и ждет окончания работы, чтобы как следует напиться. Будет от чего взбеситься, когда ночью он вернется домой, правда?

Священник встал и проводил ее до дверей.

— Для этого он всегда найдет повод.

Она остановилась на пороге, встала на цыпочки и застенчиво поцеловала зятя в щеку.

— До свидания. Берегите мою сестру. И еще раз спасибо. Вы дали мне точку опоры. Это единственная хорошая вещь, которая случилась со мной за долгие-долгие годы.

Энтони вернулся к столу через несколько минут после ее ухода. Он был рад, что помог хоть советом. Преподобный поднял глаза к небу, хотя никогда по-настоящему не верил в сонм добреньких ангелов, порхающих среди пушистых облаков.

— Ну разве я не лицемер? — громко спросил он. — Дал точку опоры, которой нет у меня самого.

Ответом ему было молчание. Никогда он не слышал такой грозной тишины. Впрочем, напомнил себе Энтони, он несколько лет считал, что ждать ответа небес — значит понапрасну терять время.


— Я не знаю, где она, Пол. Лишь надеюсь, что за тысячи миль отсюда. — Кэрол держала трубку на расстоянии вытянутой руки. Когда поток ругательств иссяк, она ответила: — Только шевельни пальцем и окажешься в тюрьме так быстро, что голова будет кружиться неделю! Я тебе не моя сестра. Больше всего на свете мне хотелось бы видеть, как тебя утопят в бочке с виски!