Пастор поднял глаза. В дверях стояла Огаста, а рядом с ней — Фил.

— Она упала в обморок, — пробормотал он.

— Ей пришлось много пережить. Наверно, только сейчас подействовало.

— Нужно оставить ее здесь на ночь.

— Тут люди спят в коридорах. Я думаю, в каком-нибудь другом месте ей будет лучше. Там, где она сможет отдохнуть.

Пастор понял, что мудрая Огаста, как всегда, права. Он поглядел на Кэрол. Глаза ее были закрыты, она выглядела очень бледной. Энтони подумал об их квартире, оказавшейся на линии противостояния двух темных сил.

— Я знаю такое место, — наконец сказал он.

— На Соломоновых островах?

— Ближе. Как насчет небольшого путешествия?

Кэрол открыла глаза. Как ни странно, они были полны слез.

— Мне бы хотелось на время уехать отсюда, — тихо сказала она.

Энтони отвел волосы со лба девушки. До этой минуты он и не подозревал, что у него дрожат руки.


На бракосочетании Хэкворта и Клементины Викерс присутствовало около четырехсот родственников и друзей. Свадебным подарком ее отца стал коттедж у озера в трех часах езды от Изумрудной долины.

Перед венчанием он сказал молодым, что семье священника необходимо время от времени менять обстановку. Однако у коттеджа было несколько недостатков, которые давали предлог пользоваться им не слишком часто.

Впоследствии Энтони раз за разом прибегал к этим предлогам.

Сейчас, выехав на грунтовую дорогу, которая вела к озеру, он старался не вспоминать о тех временах, когда отказывался ездить сюда. Дом находился слишком далеко. Сам Энтони был слишком занят, слишком горд, слишком обуян собственным величием. В конце концов они сдали коттедж в аренду, намереваясь использовать плату для того, чтобы иногда уезжать из города с ночевкой. Правда, такие поездки выдавались редко, да и перерывы между ними были долгими.

— Так вы скажете наконец, куда мы едем? — спросила Кэрол.

Энтони не хотелось говорить правду, но он не мог лгать даже из соображений тактичности.

— Тут неподалеку озеро. Мы остановимся в доме, который принадлежит моему бывшему тестю. Когда мы с Клементиной поженились, он стал нашим. Я вернул коттедж после ее смерти. Тесть согласился принять его при условии, что я могу приезжать туда, когда захочу.

— Вы часто бывали там с женой?

— Несколько раз.

— А позже.

— Вообще не был.

Он резко затормозил. В кустах у дороги раздался громкий треск. У них на глазах дорогу перешли два оленя, самец и самка.

Кэрол положила ладонь на руку Энтони и затаила дыхание. Олени ступали так неторопливо, словно никому и в голову не приходило охотиться на них.

— Много их здесь? — спросила она.

— Каждый раз, приезжая сюда, я сталкивался хотя бы с одним. Все живущие у озера объявили их своей общей собственностью. Я думаю, животные это чувствуют.

— Тогда, наверно, следовало бы объявить нашей собственностью Пещеры. — Она улыбнулась, давая понять, что шутит. — Это чудесно.

Кэрол была по-прежнему бледна, но с каждой минутой, отделявшей их от города, лицо ее становилось менее напряженным. Энтони накрыл ее ладонь своей. Олени скрылись из виду. Дубы и тополя, росшие вдоль дороги, продолжали раскачиваться от ветра. Над ними раскинулось прозрачное голубое небо.

— Зима приходит сюда раньше, чем в Кейвтаун. Может, мы и снег увидим.

— Который не превращается сразу в слякоть. — Она вдруг поняла, что истосковалась по снегу. — Напротив больницы, в которой мы проходили практику, был парк. Когда выпадал снег, я специально вставала пораньше и выходила полюбоваться, пока его не затоптали. — Кэрол посмотрела на Энтони, устыдившись признания в собственной сентиментальности. — Наверно, это смешно.

— Нисколько. Совершенно в вашем духе.

— Нет. Чересчур глупо.

— Вы видите красоту в малом.

Она вскинула голову.

— Ну, если не видеть красоту в малом, ее можно и вовсе не заметить. В нашем городе не так уж много Лувров.

Энтони нажал на газ, и девушка убрала руку. Ему не хотелось, чтобы мгновение близости так быстро кончилось. Он улыбнулся.

— Здесь тоже нет Лувра, зато закаты замечательные.

Кэрол ощутила такое чувство, словно ее остывшую, печальную душу озарил и согрел яркий солнечный свет.

— Хотела бы я, чтобы вы почаще улыбались, — вздохнула она. — На сердце становится веселее.

— Тогда я буду улыбаться без передышки ближайшие несколько дней.

— Несколько дней? Мы не можем оставаться здесь так долго. Мне надо в клинику, а вам — в церковь.

— О клинике позаботиться Огаста. А воскресную службу вместо меня проведет Гидеон.

— Что? — Девушка резко обернулась, не обратив внимания на то, что ремень безопасности впился в ее забинтованное плечо. — Энтони, это безумие! Моя помощница и шагу без меня не ступит. А у вашего пианиста нет никакого опыта…

Его улыбка исчезла.

— Кэрол, незаменимых нет. Я не считаю себя неповторимой личностью. Клиника и церковь — не наши памятники. Если они не смогут выжить без нас — значит, в них нет смысла.

Она откинулась на спинку сиденья и задумалась над этими словами.

— Если я не незаменимая, — сказала девушка, когда они выехали на просеку, — то кто же я такая, черт побери?

— Женщина, которой нужно несколько дней побыть вдали от банд, от пуль и смертельной угрозы.

— А вы кто такой?

— Муж этой женщины, — ответил он.

— Лучше скажите, что вам тоже нужно побыть несколько дней вдали от города.

Ему нужно было побыть несколько дней с ней. Нужно было убедиться, что с Кэрол все в порядке, что она в целости и сохранности. Но он не решался сказать ей об этом, иначе разоблачил бы себя.

— Да, — согласился он.

— С тех пор, как вы в последний раз сказали слово «муж», много воды утекло. Похоже, оно принесло вам больше хлопот, чем вы рассчитывали.

— И может принести новые. — Он остановил машину. Дом стоял прямо перед ними. Энтони обернулся и потрогал ее волосы. — Следующие несколько дней мы будем заботиться только сами о себе и друг о друге. Не будем волноваться ни о ком и ни о чем.

— Как муж с женой в отпуске?

— Да.

Она не стала спрашивать, как далеко зайдут их супружеские отношения. Внезапно ей показалось, что возможно все.

— Вам не странно быть здесь со мной?

— Мне почти не приходилось бывать здесь, — заверил он. — Тут я чувствую себя таким же чужим, как и вы.

— Значит, это скоро пройдет, потому что, я думаю, нам было суждено приехать сюда.

— «Суждено приехать сюда» … Удивительно слышать от вас столь библейские слова.

— Я могла бы еще и не так удивить вас. — Кэрол снова улыбнулась ему и подумала о днях, которые им предстоит провести наедине в доме у озера. И вдруг мир стал куда более ярким, чем казался ей еще сегодня утром.

Глава 11

Коттедж был сельским домом, кое-как сооружавшимся из бревен и камней несколькими поколениями фермеров. Комнаты пристраивались к нему без мысли об уединении. Гостиная, окна которой смотрели на озеро, тянулась вдоль всего дома. Чтобы попасть в кухню, нужно было пройти через спальню. Вторая спальня была расположена как раз над первой, и подняться в нее можно было только по винтовой лестнице в углу кухни. Третья спальня была во флигеле, соединенном с домом крытым переходом.

Пока Энтони таскал из машины чемоданы и свертки с едой, Кэрол успела совершить маленькую экскурсию.

— Замечательный дом, — сказала она, когда Энтони внес последний чемодан.

— Мне он всегда нравился. У него есть свой характер. Его недавно покрасили и сменили мебель, так что он сильно изменился.

— А отец… Епископ знает, что мы здесь?

— Я звонил ему.

— Хорошо, что он не пользуется этим домом.

Энтони подумал о кратком телефонном разговоре с бывшим тестем. Отец Клементины удивился, что у него просят разрешения. Он по-прежнему считал, что дом принадлежит Хэкворту.

— Вы часто общаетесь с ним? — спросила Кэрол.

— Я ни с кем не общаюсь почти два года. Когда я решил начать жизнь сначала, пришлось прибегнуть к старым связям. Я обратился к церковным властям с просьбой финансировать создание церкви Двенадцати апостолов. Они согласились платить мне небольшое жалованье и взять на себя расходы по ее содержанию на три года. Затем церкви придется существовать самой по себе. Епископ ждет, что тогда я соглашусь принять пост в храме побольше и вернусь к той жизни, которую вел до смерти жены.

— Вернетесь?

Он обернулся. Вопрос Кэрол был задан как бы между прочим, но за нарочито бесстрастным тоном скрывался интерес к его жизненным планам.

— А вы как думаете?

Она пожала плечами.

— Вы все еще считаете, что судьба Кейвтауна мне безразлична, так ведь?

— Наверное, это будет самым колоритным эпизодом в вашей жизни, Энтони. Священник теряет жену, теряет веру и сражается с демонами ада на улицах города. Затем, когда к нему возвращается вера в себя и в Бога, он снова начинает возвышенные богоугодные службы перед толпами восторженных прихожан. Со множеством новых драматических притч, которыми можно приправить проповедь.

— Я мог бы сделать это. — Он наполнил фруктами стоявшую на кухонном столе деревянную вазу.

Кэрол потянулась за яблоком.

— Кто бы осудил вас? На одного прихожанина, привлеченного вами в Кейвтауне, в фешенебельном предместье пришлась бы сотня. Конечно, среди этой сотни богачей найдется несколько человек с одной-двумя проблемами.

— Деньги решают множество проблем, но не делают жизнь безоблачной. Люди болеют, переживают личные трагедии, теряют работу или любимых. Даже в богатых предместьях. Святой отец отобрал у нее яблоко. — Оно немытое.

Кэрол беспечно улыбнулась.

— Люблю риск!

— Я это заметил. — Он шагнул к раковине, включил воду и подождал несколько секунд, прежде чем подставить яблоко под струю.

— Вы так и не ответили на мой вопрос.

— Он был продиктован предвзятостью и гордыней.

— Гордыней?

Энтони протянул ей яблоко. Кэрол не дрогнув приняла его и вытерла полой рубашки.

— Гордыней, — повторил падре. — Думаете, вы единственная личность в мире, которую волнует, что случится с Пещерами и прочими подобными им местами? Подумайте хорошенько. Вы именно такая.

— А вы из другого теста, что ли? — Она предупреждающе подняла руку. — О'кей, о'кей. Признаю, что я погорячилась.

— Меня это тоже волнует, — сказал Энтони. — И я останусь. Если когда-нибудь я буду служить в огромном храме, то только потому, что сам построю его на Грейфолдских камнях или на Восточной улице. Постепенно, по камушку.

— Церковь по камушку? — Она задумалась, откусив большой кусок яблока. — Ничего не выйдет. Долго ждать придется. Жизни не хватит.

Он оперся о раковину и принялся вытирать руки.

— Вы введете в грех и святого.

— Именно это и было у меня на уме. — Кэрол встретила его взгляд. — Падре, таких, как я, в Библии много. Грех и породил святого. Даже Мария Магдалина…

— Мария Магдалина в этом не преуспела.

— И все же готова биться об заклад, что она сумела разогнать кровь парочке-другой святых угодников.

— Зато вы мою кровь чуть не заморозили. Прямо в жилах.

Она откусила от яблока еще раз. Лицо было таким невинным, что словам можно было не придавать значения. Они были всего лишь данью условности. Ответ Кэрол был тем более безобиден оттого, что она смотрела на падре ясными непорочными глазами.

— Ну, нашу совместную жизнь можно назвать какой угодно, только не скучной.

— Я предпочел бы, чтобы она была немного поскучнее. Для начала мне не хотелось бы еще раз услышать звонок и сообщение о том, что в вас стреляли.

— Стреляли, да не попали. — Она пыталась казаться беспечной. — Хотите взглянуть на мою повязку?

— Почему вы не разбудили меня утром и не сказали, что полисмен не сможет проводить вас? Не верили, что я справлюсь?

Кэрол обернулась к нему.

— Стоило ли вас беспокоить? Для этого не было никаких причин. Вы так сладко спали, а я накануне вела себя дура дурой.

Внезапно все надежды, разлетевшиеся вдребезги за последние двадцать четыре часа, воскресли вновь. У нее больше не было сил притворяться.

— Я верила… Мне казалось, что после этих похорон все пойдет по-другому. Я чувствовала себя в безопасности.

— Да, я спал сладко… — Энтони не добавил, что впервые за много лет его сон не посещали кошмары. Он исповедался Кэрол во всех своих проступках, во всех грехах, и та отпустила их ему скопом. Она не ждала от него совершенства. Казалось, ей больше по душе честность.