— На той стороне улицы нет больницы.

— Зато там есть женщина, которая боится идти в больницу, потому что знает, что вы, мальчики, поджидаете ее здесь, чтобы отомстить.

— Сибилла?

Она обернулась к проронившему это имя молодому человеку. Наверное, это его пальцы отпустили ее запястье. Он носил черную каскетку, нахлобученную на уши и доходившую до самых бровей. У него было то самое злое, бледное лицо, которое представлялось Кэрол по вечерам, когда она одна возвращалась домой.

— Кентавр, брось… — сказала она. — Ну и что, если Сибилла ушла к другому парню? Думаешь, ты первый, с кем это случилось? Впрочем, какая разница… Все равно у тебя теперь другая.

Как ни печально, это была правда. Другая девушка заменила Сибиллу Куртис в жизни Кентавра. Девушка, которой следовало бы знать, что внешность смазливого самца и завсегдатая пляжей чаще всего сопутствует плохому характеру.

Он улыбнулся, и у Кэрол побежали мурашки по спине.

— Мы с Сибиллой собирались поговорить, — сказал он.

— Джеймс, — обратилась она за помощью. — Мне нужно сделать свою работу. Покажи мне человека, который сказал, что медсестра или доктор имеют право оказывать помощь только тем, кто носит одежду нужного цвета. Покажи мне человека, который сказал, что ваша дурацкая война со «Стаей» пойдет Кейвтауну на пользу, а не усложнит всем и без того нелегкую жизнь.

Джеймс приставил к ее подбородку кулак. Она не дрогнула, но почувствовала, что Кентавр и Габриель, третий из шайки «Мустангов», придвинулись к ней вплотную.

— Если будешь шляться на Грейфолдские камни, — сказал Джеймс, — то попадешь в беду.

Она бесстрашно смотрела ему в глаза. Глаза были такого же цвета, как его кожа. Темные, бархатистые.

— Что ж, я присматривала за тобой, когда ты рос. Я знаю, на что ты способен и каким ты можешь быть. Я знаю, кто ты есть. Не делай этого, Джеймс.

Что-то мелькнуло и вспыхнуло в глазах парня. У большинства подростков, прочесывавших местные кварталы, глаза были такими же пустыми, как и будущее, доставшееся им по наследству. Глаза Джеймса были другими. Кэрол пристально смотрела в них, желая поощрить борьбу, которая шла внутри юноши, и мечтая, чтобы он сделал правильный выбор.

— Уберите руки от леди.

Напряженную тишину прорезал мужской голос и разбил ее на тысячу кусков. Кэрол почувствовала на своем плече чью-то руку, но, прежде чем успела понять, что происходит, оказалась отодвинутой в сторону. В то же мгновение крупная мужская фигура оказалась между ней и «Мустангами».

— И как это, по-вашему, называется? — спросил мужчина.

На какой-то момент Кэрол смутилась, не зная, кому адресован этот вопрос. Но увидев насмешливое выражение на лице Джеймса, девушка поняла, что спрашивают не ее. Ее бесцеремонно оттолкнули в сторону, словно некий неодушевленный предмет. Мужчина в скромном сером костюме стоял, обернувшись лицом к «Мустангам».

— С вами никто не разговаривает, падре. — Забыв о девушке, Джеймс гордо выпрямился и посмотрел в глаза мужчине, рост которого значительно превышал шесть футов. — Не вмешивайтесь не в свое дело.

— Все, что происходит в этом приходе, мое дело. Вы стоите перед моей церковью. Я живу здесь.

— Кто вас сюда звал? — Джеймс полез в карман рубашки и достал сигарету. Взгляд его больше не колебался. Юноша щелкнул пальцами, и Габриель двинулся в обход Энтони, чтобы дать вожаку прикурить.

— Кто вы такой? — требовательно спросила Кэрол. Она пыталась выйти из-за спины священника, но тот по-прежнему прикрывал ее собой.

— Энтони Хэкворт, — коротко ответил он.

— Местный падре, — сказал Джеймс, выпуская клуб дыма в лицо Энтони. — Вспомнил, что он важная шишка. Подумаешь, церковь, в которую ходят два-три человека, да и то по воскресеньям! Воображает себя спасителем мира. А начать решил именно здесь.

Оцепенение девушки начало проходить, и ему на смену пришел гнев. Кэрол не могла ошибиться: этот человек действительно пытался помочь ей. Каждый раз, попадая в эти места, она вспоминала главную заповедь местного евангелия: не лезь в чужие дела.

Но отталкивать ее в сторону в самый разгар спора с Джеймсом этот человек не имел права. Добрый пастырь был повинен по крайней мере в двух смертных грехах, расплачиваться за которые придется, по всей видимости, ей.

— Это касается только нас с этим парнем! — воскликнула она, пытаясь встать к своему защитнику лицом. — Спасибо, но мы разберемся сами.

Для человека такого внушительного роста и веса Хэкворт удивительно легко двигался. Он сделал шаг в сторону и преградил ей путь.

— Кажется, у этого молодого человека не слишком добрые намерения.

— Я сама знаю, какие у него намерения.

Энтони предпочел сделать вид, что не расслышал.

— Леди может ходить где угодно, и не вам, мальчики, мешать ей. У каждого есть это право.

— Вы так думаете? — Джеймс швырнул сигарету под ноги Энтони. Окурок ударился о ботинок священника и отскочил в сторону. — А я думаю, что нет. Стоит ей перейти улицу, и она горько пожалеет, что пришла сюда. Потому что мы не отстанем от нее ни на шаг.

У Кэрол упало сердце. Угроза парня была недвусмысленной. Если она пропустит предупреждение мимо ушей, то дорого заплатит за это. Она не боялась, просто было жаль упущенной возможности уладить дело миром.

Стоя рядом с пастором, девушка сделала последнюю попытку образумить Джеймса, хотя знала, что это уже бесполезно.

— Менсон, я обязана позаботиться о Сибилле. Это моя работа. Даже во время войны Красный Крест пропускают на поле боя, чтобы подобрать раненых.

— Сибилла изменница. Раньше она путалась с «Мустангами», а теперь перебежала к «Стае». Она не ранена, — сказал Джеймс. — Пока.

— Она убита, — оскалив зубы, вставил получеловек, полуконь. — И ты тоже можешь считать себя убитой, если поможешь ей.

— Не следует угрожать людям, сын мой, — произнес священник. Слова были мягкими, тон — стальным.

— И кто же мне помешает? Не вы ли, падре? — Кентавр шагнул к нему вплотную. Он не был так высок, как Энтони, но его юное тело закалилось во множестве жарких уличных схваток. Грудь у него была широкая, и Кэрол знала, что скрывающаяся под пальто рубашка бугрится от мускулов.

— Если понадобится.

Кентавр сделал шаг назад, поглядел в сторону, отвлекая внимание соперника, и прыгнул.

Кэрол в ужасе отпрянула, ожидая, что Энтони Хэкворт рухнет прямо на нее. Но она тут же поняла, что священник был начеку. Он развернулся и, используя свой вес, опрокинул Кентавра навзничь. Через секунду мальчишка был прижат к земле. Ребро ладони Энтони лежало на кадыке поверженного, а колено упиралось ему в пах.

Какое-то мгновение Кентавр не мог прийти в себя, затем он поднял кулак.

— Только ударь, сын мой, и мне придется выбирать, что лучше: сломать тебе шею или лишить потомства.

Джеймс и Габриель молча таращились на драку. Кэрол надеялась, что они предоставят своему дружку самому закончить схватку. Но тут оба дружно шагнули к Энтони.

— Оставьте его! — Молодая леди сбросила лакированную туфлю на высоком каблуке, собравшись использовать ее как оружие.

Джеймс лишь мельком поглядел на нее, не замедляя шага. Габриель же отпрянул — конечно, не от страха, а от глубоко укоренившейся веры в то, что драться с женщиной недостойно мужчины.

Кэрол двинулась Джеймсу наперерез, но прежде чем она успела пустить в ход туфли, Энтони выкинул вперед ногу и пнул врага в лодыжку. Удар был достаточно силен, чтобы заставить того попятиться.

Завыла сирена. Кэрол не поверила своим ушам. Полиция в Кейвтауне была такой же неповоротливой, как и все остальные общественные службы. За то время, которое проходило от вызова до прибытия полиции на место происшествия, можно было целый дом разобрать по кирпичику. Патрульных машин было мало, и следующего рейда приходилось дожидаться часами. А теперь — впервые на ее памяти — полицейская машина оказалась именно там, где нужно, и именно тогда, когда нужно.

Очевидно, преподобный Энтони Хэкворт нашел время, чтобы воззвать к вмешательству небес.

У нее на глазах Габриель растворился в тумане и исчез. Джеймс снова шагнул к священнику, но Энтони уже перекатился на бок. Внезапно Мустанг оказался на свободе. Он сел и свирепо огляделся по сторонам, словно решая, броситься ли ему в драку вновь или бежать, пока не подъехала полиция. Решение принял Джеймс. Он рванул своего прихвостня вверх, схватил за руку и поволок в сторону аллеи, на которой испарился их дружок.

Когда открылась дверь полицейской машины, на тротуаре не было никого, кроме девушки и ее защитника.

Мужчина легко поднялся на ноги.

— С вами все в порядке?

Кэрол уставилась на него, полная противоречивых чувств. Черные волосы священника были взлохмачены, костюм в пыли, но в остальном Хэкворт выглядел так, будто драка с «Мустангами» утомила его не больше, чем урок в воскресной школе.

— Черт побери, за кого вы себя принимаете? — взорвалась леди.

Благородный рыцарь глядел на нее, как на сумасшедшую.

— Явились сюда и решили, что можете изменить мир, о котором не имеете представления! — крикнула Кэрол. — Теперь можете быть уверены, что эта шайка не оставит меня в покое! Ну, святой отец, сегодня вечером молитесь как следует. Потому что в следующий раз эти мальчики выйдут на военную тропу с пистолетами в руках!

Глава 2

Энтони Хэкворт совершил два непростительных греха.

Во-первых, он заставил Кэрол потерять лицо. До сих пор на ее стороне были кое-какие преимущества: хотя ей и приходилось торговаться с обеими шайками, но и «Мустанги», и «Стая» относились к ней со скрытым уважением. Она никогда не подавала виду, что боится, и никогда не избегала их. А этот мужчина, придя к ней на выручку, навел Джеймса и его дружков на мысль, что Кэрол не может постоять за себя. Но стоило этим мальчикам заподозрить кого-нибудь в слабости, как они становились опасными.

Второй грех был куда страшнее. Взрослый бросил вызов подростку, не оставив тому возможности отступить с честью. Теперь любой компромисс будет означать для Джеймса признание в трусости. А трусость для таких, как он, была хуже смерти. У них не было ничего, кроме гордости. Они были готовы умереть ради нее.

И убить тоже.

Днем в понедельник Кэрол одна сидела в своем кабинете и швыряла аптечные резинки в корзину для мусора. Счет был семь-три в ее пользу. Совсем неплохо, если учесть, что мысли директрисы были далеко отсюда.

Утро выдалось хлопотное. По понедельникам и четвергам помещение «Фонда Исиды» превращалось в амбулаторию для беременных. Кэрол и ее помощница Огаста взвешивали, мерили кровяное давление, давали консультации по режиму питания и брали анализы мочи, результаты которых следовало подготовить к среде и пятнице, когда врачи-добровольцы, сменявшие друг друга, осматривали пациенток.

Система работала как часы. С утра медицинские сестры осуществляли обычный осмотр, а ближе к вечеру врачи занимались теми, у кого возникали осложнения или приближался срок родов. Сбои возникали только в том случае, если среда совпадала с днем, когда врачи привыкли играть в гольф и это пристрастие брало в них верх над профессиональным долгом, да еще тогда, когда страхи или, наоборот, равнодушие заставляли женщину пропустить срок посещения врача.

То же самое относилось к «грудничковому дню», которым был вторник. Большинство врачей из местной больницы, подменявших друг друга на дежурствах в «Фонде Исиды», честно и квалифицированно делало свое дело. Однако время от времени среди них попадались чистоплюи, которые смотрели на обитателей Кейвтауна с таким презрением, что смущенные или обиженные матери хватали детей в охапку и клялись, что их ноги больше здесь не будет.

Обязанностью Кэрол было следить за тем, чтобы все шло тихо и мирно. Она учила врачей терпеливо относиться к беднякам и уговаривала пациентов позволить докторам делать свое дело. Она обходила каждый дом и убеждала беременных и молодых матерей пользоваться услугами ее организации. Она выступала на собраниях в пригородных клубах, посылала письменные запросы на дополнительные субсидии, привлекала средства различных благотворителей, а когда поступали деньги, начинала новые программы.

А в те редкие моменты, когда надо было остановиться и подумать, как быть дальше, она метала в корзину аптечные резинки. Именно так обстояло дело сейчас.

Вчера Энтони Хэкворт был холоден, молчалив и ни слова не ответил на ее упреки. Патрульная машина уехала так же быстро, как и приехала, и они с новым знакомым остались наедине.

Он принадлежал к тому типу мужчин, которые обращают на себя всеобщее внимание. Волосы у него были угольно-черные, глаза — серые, с изумрудинками. Высокий лоб, прямой нос и квадратная нижняя челюсть делали его похожим на римского легионера. Казалось, уголки его рта никогда не поднимались в улыбке, а вокруг глаз не возникали лучистые морщинка. Резкая борозда прорезала переносицу, свидетельствуя о долгих невеселых раздумьях над судьбой этого отнюдь не лучшего из миров.