И без того дерьмовое настроение стало хуже некуда. Я вышел из спальни, понурив плечи. Из гостиной доносились взрывы смеха и голоса. Родня праздновала полным ходом. Сейчас наверняка станут меня поздравлять. А я… ну просто не мог радоваться в полную силу. Хотя возвращение ребенка домой, после двух месяцев в патологии, повод более чем весомый. Вот только я себе не так это все представлял.

Ариша вновь присоединилась к нам, когда веселье было в разгаре. Оказалось, что свободное место есть только рядом со мной. Хитрые взгляды, которые наши близкие бросали друг на друга, свято веря в то, что мы их не замечаем, говорили о том, что так неспроста вышло. Они явно не утратили надежду нас сосватать друг другу. Я, как истинный джентльмен, помог Арише устроиться, положил ей в тарелку салат и кусочек мясного рулета. Пока мы возились, за столом возобновился разговор. Мама, оседлав, свою излюбленную тему, принялась рассказывать смешные истории из нашего с братьями детства. Как-то незаметно беседа коснулась и выбора имен. В который раз я прослушал историю о том, что сам назван в честь деда, а вот имена братьев – чистый экспромт. И дань моде.

- А ты, Аришенька, как выбирала имя? Почему Машенька?

- Не знаю, – улыбнулась она. – Просто всегда знала. Если девочка родится – будет Машенькой.

- А если мальчик? – вмешался Ринат. – Нет, ну, а что? Мог бы ведь и пацан родиться…

- А мальчик – Сашенька. Александр.

Да ну нет. Она что, решила меня добить?! У меня даже вилка из рук выпала. А только что проглоченный кусок чуть было не отправился в обратный путь. Это что, шутка такая?

- А фамилия бы у него была Карелин, – пробормотал я, посчитал про себя до трех и встал из-за стола. Нет. К черту! – Извините, проверю, как там дочь.

Я уходил, а в спину мне летели растерянные мамины слова:

- Карелин? А почему Карелин?

- Не берите в голову. Это он пошутил.

Ага. Пошутил… Как же. Я остановился у манежа. Того самого, что я купил. Вцепился пальцами в бортик, установленный уже так, как надо. Вдох-выдох. Вид сладко спящей Машки немного успокоил. Нет, какой все же надо быть чокнутой, чтобы назвать сына в честь умершего мужика? Ну, ладно, не просто мужика, мужа… Но! Это все равно было за гранью. Чем она думала вообще? Может, мы пропустили травму, посерьезней разрыва селезенки? Но ведь явно у нее что-то с головой. Просто стопудово. Может, ее на томографию надо, а не домой…

Постояв так еще недолго, я вернулся в гостиную и непрозрачно стал намекать своим, что нам пора и честь знать. Все ж ребенок первый день дома, ему еще пообвыкнуться надо. Слишком много впечатлений – неоправданный стресс для такой крохи. Да и Ариша устала. Я это видел.

В общем, меньше чем через час мы уже парковались у дома. К удивлению, за нами с матерью увязались и Тёма с Ринатом.

- А вы куда?

- К тебе. Чтобы ты не в одиночестве нажрался. Что смотришь? Скажешь, у тебя не такой план?

Я перевел взгляд с одного брата на другого и понял, что как раз такой план у меня и был. Нажраться. Чтобы ни о чем не думать. Хотя бы столько, сколько будет длиться забытье.

ГЛАВА 21

Ариша

Я не была готова к тому, что материнство дастся мне так трудно. Может, если бы я была в форме, мне было бы как-то легче справляться, но… Перелом ноги не добавлял мне подвижности. А последствия операции – сил. Где-то через месяц после Машкиной выписки я больше походила на зомби, чем на женщину. Я забыла, когда в последний раз нормально спала, когда ела и когда принимала душ, не спеша поскорей из него выйти. Нет, мне, конечно, помогали тётя Надя и дядя Костя, Надежда Семеновна, которая приезжала к нам не меньше трех раз в неделю, и, конечно, Миша, но… Я старалась не злоупотреблять их добротой. И в какой-то момент загнала себя так, что когда Машка в очередной раз устроила мне истерику, я уткнулась в ее сладко пахнущую головку носом и заревела едва ли не горше ее.

Мне было так жаль себя. Так жаль! Почему мне все в этой жизни давалось с таким трудом? Может быть, я какая-то неправильная? А вдруг я плохая мать? Я так старалась наладить грудное вскармливание, но вес Маша набирала слабо. Да и в общем развитии отставала от сверстников, несмотря на все мои старания. Не потому ли, что все силы у нее уходили на крик? Я не знала. Но отчаянно старалась быть для нее самой лучшей мамой на свете. Я делала все по науке – проветривала по часам, поддерживала температурный режим и режим влажности в нашей комнате. Убиралась по нескольку раз на день. Ну и, конечно, выкладывала Машку на живот, делала с ней положенную гимнастику. В общем, все то, что положено было делать.

А еще врачебные осмотры … Ведь каждый из них становился для меня жутким стрессом. Я так боялась, что со временем проявят себя какие-нибудь патологии развития. Глухота или проблемы со зрением. Все те неблагоприятные последствия, с которыми часто сталкиваются недоношенные малыши. А уж как я вслушивалась в ее дыхание… Я ведь поэтому и не спала. Даже в те редкие моменты, когда Машка замолкала. Боялась, что она перестанет дышать, а я не услышу. Вот я и сидела стражем у ее кроватки. А чтобы не уснуть – перебирала старые записи своей так и не доведенной до ума диссертации.

- Ариша, тебе нужно больше отдыхать, - в который раз повторила тётя Надя в один из ясных осенних дней.

- Я в порядке.

- Какой там! На тебя уже смотреть больно. Клянусь, я не знаю, что делать! Думаю Мишеньке на тебя пожаловаться.

- А ему зачем? – удивилась я.

- Затем, что ты ему неравнодушна. Может, он сумеет тебя убедить поберечь себя. Кулаком по столу стукнет.

- Он здесь никто, чтобы по столу стучать.

- Как это никто? Как это никто, Ариша? Ну, что ты такое говоришь?

Я уставилась на сложенные в замок руки. И правда. Говорила я что-то не то. Как самодурка какая-то.

- Вы правы. Я просто очень за Машку переживаю.

- А он? Он не переживает, думаешь? Просто поговори с ним.

- Да о чем, тёть Надь?

- О том, что чувствуешь. О том, как справляешься. Перестань корчить из себя героя.

- Ну, не знаю, - вздохнула я, потому что больше всего мне действительно хотелось снять свою притягивающую к земле броню и вручить копье кому-то другому.

- Он когда тебе велел приехать снять аппарат?

- Сегодня, – промямлила я. – К пяти. У него как раз смена закончится.

- Ну, может, чего и выйдет из этой встречи. Не все ж тебе от него прятаться.

- От кого это я прячусь?

- А то ты не знаешь… - покачала головой тётя Надя и отвернулась к плите. А я отвела взгляд и уставилась на прикорнувшую в люльке дочь.

Вообще-то я ни от кого не пряталась. Просто не хотела, чтобы Миша меня видел такой. Измученной, в детской отрыжке и с нечёсаными волосами. Я каждый раз пыталась принарядиться к его приходу, и каждый раз он заставал меня врасплох. Казалось бы, мне должно было быть все равно, как я выгляжу в его глазах, тем более в том состоянии, что я находилась, но все равно как раз и не было. И то, что он видел меня в таком непотребном виде, лишь сильней выбивало меня из равновесия. Я восхищалась теми мамочками, которые умудрялись заботиться о ребенке и выглядеть хорошо. Но всерьез полагала, что они продали душу дьяволу. Никак иначе я не могла объяснить эту их суперспособность. Сама я выглядела как жертва дорожной аварии. А впрочем, я ей и была. Меня по этому поводу даже в полицию вызывали. Давать показания. Об этом каким-то чудом узнал Орлов и увязался за мной…

Иногда, глядя на него, я думала, что он из той породы людей, которым проще что-то сделать, чем сказать. Наверное, потому что поступки всегда доказывали, что слова ничего не значат. Этим он меня восхищал. И стеснял, конечно. Я чувствовала себя одним большим ходячим несчастьем, внесшим хаос в его привычную размеренную жизнь. Орлов привез меня в отделение, дождался, когда следователь со мной закончит, и отвез обратно к дому. Когда он заглушил мотор, играющая в салоне музыка выключилась, погружая нас в неуютную звенящую тишину. Я так много ему хотела сказать… Но не знала, с чего начать. Он сам прервал неловкое молчание, повисшее в салоне:

- Я заскочу на секундочку, Машку поцеловать. А то у меня дежурство. Уже опаздываю.

- Да… - промямлила я, - конечно.

- На выходных, скорее всего, увидеться не получится. У меня дела срочные… - он отвел взгляд. - А ты ко мне в понедельник на прием. Помнишь?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ - Наконец-то я от них избавлюсь, - я потрогала железки на ноге и неловко выбралась из салона, не дожидаясь, пока Миша выйдет, чтобы мне помочь. Почему-то чем дальше, тем хуже я себя чувствовала от его заботы. Заботы, которой я совершенно не заслужила, оттолкнув его от себя. Любой другой мужчина на его месте уже послал бы меня с моими проблемами к черту, а этот… был слишком ответственным. И эта ответственность - она была родом из его детства. Желая произвести на меня впечатление, Лидия Сергеевна как только не расписывала мне сыночка, называя его только так. И о том, как он на трех работах вкалывал, чтобы братьев прокормить, и как им отцом стал в самом юном возрасте, и как поделки Тёмы они продавали под видом работ детей-инвалидов. Тут Лидия Сергеевна отчего-то смутилась, а я, напротив, хохотала до слез. Так что даже Машка открыла глазенки и внимательно на меня уставилась.

- Что смотришь? Это бабуля про папу рассказывает. Вон, какой он у тебя находчивый был. И есть… Наверное.

- Находчивый. И хороший. Может, ты бы, Ариш, дала ему шанс?

И что тут скажешь? Что я сама все чаще задаюсь этим вопросом? Вот только он ничего мне больше не предлагал. Если до выписки Орлов каждый день пытался меня склонить к тому, чтобы съехаться, то после – ни разу. Его как будто отрубило. То мое замечание об имени… А ведь он меня неправильно понял. Совсем... Если бы я хоть на мгновение могла допустить, что у него ко мне есть какие-то чувства, я бы подумала, будто он ревнует.

- Я Машеньку покормлю и буду собираться в больницу, – сказала я тёте Наде, возвращаясь в реальность.

- Костик тебя отвезет. А за Машеньку не переживай. Я ее на прогулку вынесу. Будем ловить последние солнечные деньки.

- Только потеплей ее одевайте. Я приготовлю комбинезончик.

А денек и впрямь был чудо как хорош! Конец октября, но тепло-о-о. День катился к вечеру, но солнце кутало мои плечи одеялом и припекало в спину. Я шла, обалдевшая от быта и сидения дома, и как будто заново видела высотки, людей, разукрашенные осенью деревья. Я, как в детстве, загребала ногами палые листья, так что они, взлетая вверх, забивались в железки, до сих пор сковывающие мою ногу.

- Может, тебе не нужно так скакать? – улыбнулся дядя Костя.

- Уже можно. Настроение хорошее.

- Ну-ну…

В родном отделении пахло знакомо. Я поздоровалась с постовой медсестрой, отчиталась о своем самочувствии и под ее любопытным взглядом потопала прямиком к кабинету Орлова. Дверь была приоткрыта. И как раз на фоне проема – он. А у него за спиной какая-то женщина. Узнать я ее не узнала, но по форме одежды поняла – кто-то из наших.

- А давай как тогда, Мишка? Ты и я… помнишь, как хорошо было?

- Хорошо, – согласился Орлов. – Только как же твой Николаша?

- К черту его! Мы расстались.

- А я тебя предупреждал.

- О чем это?

- О том, что у вас ничего общего, Лёлька.

- В свою защиту скажу, было нечто, что очень сильно нас объединяло.

- Неужели?

- Угу. Сам подумай. Я – врач-проктолог. Он – налоговый консультант. Плачущие мужики – наша специализация.

Орлов откинул голову и засмеялся. И меня его тихий раскатистый смех будто по башке ударил.

- Извините, если помешала…

Смех оборвался. Миша встал. Озабоченно свел брови и шагнул мне навстречу.

- Ой, нет-нет. Это я засиделась! Пойду я, Мишенька… Точней, Михал Ильич, - вклинилась женщина. Сейчас я видела, что она намного старше, чем мне показалось сначала. Ну, хоть в чем-то я перед ней выигрывала. «Так… Стоп. А ты когда вообще ввязалась в соревнования?!» – раздался в голове чей-то строгий голос.

- Угу. Давай… те.

Это он вроде как замаскировался? Давай те… Как если бы я могла не заметить его заминки, которая наверняка неспроста возникла и предназначалась лишь мне. Чего он этим добивался? Хотел указать мне на место? Не угадал. Мне до этого дела нет. Я сама решила, что мы будем двигаться по жизни порознь, и всякие чувства из наших отношений вырезала раз и навсегда.

Так почему горчило во рту? И в груди ныло что-то… Словно я вновь позволила взять над собой верх и попала в зависимость от мужчины. Будто я вдруг решила, что он будет рядом всегда, что бы я ни делала и чего бы я ни говорила, сохраняя видимость дистанции.