Знаете, в чем проблема всех людей? В том, что мы часто говорим довольно толковые здравые вещи. А поступать продолжаем, как последние идиоты.

- Пробок не было. Так что я приехала раньше. Надеюсь, я не сильно вам помешала, – сделала покер-фейс.

- Да нет. Мы обсудили то, что хотели. Лёлька – моя одногруппница. Её отец здесь у меня. Так что…

- Ты не обязан передо мной отчитываться.

Орлов сузил глаза:

- А я и не отчитываюсь.

- В перевязочной все готово? Я Машку на тётю Надю оставила, боюсь, как бы она не устроила ей концерт.

- Тогда пойдем. Ты все еще против общего наркоза?

- Угу.

- Местный – что мертвому припарка в этом случае.

- Я тоже врач. Помнишь? Я в курсе, как это происходит.

- Как знаешь, - еще больше помрачнел Орлов.

Вместе мы вошли в смотровую, где и впрямь уже все было приготовлено. Я провела пальцами по контейнеру из нержавейки. Коснулась инструмента…

- Господи, как я тоскую по этому, - вырвалось само собой.

- Придется потосковать еще как минимум полтора года, – не отвлекаясь от работы, пробормотал Орлов. Потрогал кожу вокруг спицы, проверяя чувствительность.

- Полтора года? Почему полтора?

- Все в порядке?

- Да вроде бы. Так почему полтора?

- Согни ногу… Подвигай стопой! Не болит? Сейчас я начну откручивать гайки… А, ты ж все и без меня знаешь.

Наверное, я опять его как-то задела, вспомнив о том, что я тоже врач. Я невольно напряглась, хоть и знала, что процесс откручивания гаек не будет болезненным. Сначала отвела взгляд, чтобы этого не видеть, но так долго просидеть не смогла. Профдеформация, мне нужно было все контролировать. Вот я и смотрела. Как его красивые руки уверенно и так… удивительно ласково обращаются с моей ногой. Зря я волновалась. Все у него было в порядке. И с руками, по-настоящему золотыми, и с головой, и с сердцем. Не будь я такой непроходимой дурой, ни за что не стала бы его отталкивать. Но мне, выросшей с холодными бесчувственными родителями, так сильно хотелось любви, что я просто не могла поступить иначе. А теперь, наверное, поздно.

- Ай! – поморщилась я.

- Сильно больно?

Орлов растер большими пальцами кожу вокруг ранки, а потом вообще наклонился и подул. И я замерла. Заледенела. И по этому льду рябью – мурашки. А подо льдом – вулкан. Легкие зашлись в коллапсе.


- Ариша, тебе плохо?

Я облизала губы и покачала головой. Орлов впился в меня взглядом. Отложил гаечный ключ и той самой рукой, хранящей прохладу металла, обхватил мою шею. Придвинулся сам и поцеловал. Сначала только губами. А потом - всем телом впечатавшись в мою грудь – губы, шею, за ухом. Жадно. Неистово. В то время как его руки скользили по мне, лишали остатков воздуха.

ГЛАВА 22

Ариша

- Михал Ильич, тут жена Реутова… Ой, извините.

Орлов от меня отпрянул. Почти такой же, как всегда. Но в то же время совсем другой. Лицо потемнело, взгляд затуманился, грудная клетка, как те кузнечные меха, вздымалась – вдох-выдох, сердце рвало ритм.

- Пусть ждут! Я тут не закончил, – обронил, поворачиваясь в полупрофиль к незадачливой медсестре, но не отрывая от меня взгляда.

- Да, конечно. Я… я… предупрежу.

- Ариша…

- Я думаю, нам и впрямь нужно закончить с этим… - облизав губы, шепнула я.

- А с тем, что началось между нами? С этим мы что будем делать?

- Началось? Да брось. Это… это ничего не значит.

- Не значит? – прищурился Орлов. Узнав его достаточно хорошо, я уже понимала, что этот прищур был явным предвестником неминуемого взрыва, поэтому чуть отодвинулась, проехав на пятой точке по кушетке, чтобы меня не зацепило осколками. В теле звенела дрожь. В противовес всему, что я ему говорила, каждая струнка моей души, каждый нерв - рвались к нему. Это было неожиданно. Это было безумно страшно. Осознать, что меня до сих пор к нему тянет. Именно как женщину тянет. Может быть, даже поэтому, и не по какой другой причине, я так отчаянно отталкивала идею хотя бы попробовать. Что, если он станет для меня всем, а я для него так и останусь матерью его ребенка?

- Мы только что целовались.

- А еще полчаса назад тебе на шею вешалась другая баба. Подумаешь, невелико дело.

Ревность затачивала мои слова острей. Добавляла им несвойственной мне жестокости.

- Лёлька – моя одногруппница. Ничего больше. Я же сказал, что ее отец лежит у меня в отделении. Потому она и пришла!

- А та… другая, которую я видела у отделения, когда пришла с тобой поговорить?

Орлов непонимающе на меня уставился.

- Какая другая? Ты о чем вообще?

- О том дне, когда я приехала, чтобы рассказать тебе о беременности.

- Постой. Ты приехала… - Миша растерянно провел по лбу, откинув вновь отросшие волосы. Нахмуривался, то ли вспоминая, кто там с ним был, то ли… - Да это же Ирка была!

- Ну, знаешь, мне до этого дела нет.

- Еще как есть, раз ты такое себе надумала! А меня спросить было не судьба?

- Да о чем тут спрашивать? Когда все понятно.

- Понятно ей, - передразнил меня Орлов и снова непривычно растерянно на меня глянул. – Ирка – это бывшая жена Артёма. Они тогда еще вместе были. Я её привез рентген сделать.

Так у него никого не было?! Господи… Я, наверное, выгляжу полной дурой. Приехала, увидела… А что я такого ужасного увидела? Сейчас даже вспомнить тяжело было, почему то зрелище так сильно на меня подействовало, что я сбежала, как последняя дура. Стало ужасно стыдно.

- Это неважно, – пробормотала я.

- Да? Тогда почему ты мне это сейчас предъявляешь?!

Я покусала губы. И правда… Почему? Очень хороший вопрос. Очень здравый. А я что-то совсем запуталась. Голова кругом.

- Извини. Я действительно не имела на это права. А теперь, пожалуйста, давай закончим с этим поскорей…

Но Орлова уже понесло. Моя попытка примирения оказалась напрочь проигнорирована.

- Сначала ты говоришь, что я свободен и могу жить своей жизнью, а через пять минут тыкаешь носом в то, что у меня, видите ли, бабы! Сам не гам, и другому не дам, выходит?

- Нет!

- Тогда объясни мне, как это назвать. Видит бог, я не понимаю, чего ты на самом деле хочешь? - Произнося свою тираду, Орлов скусывал спицы. Хрясь! Хрясь! Одну за другой. Я ничего не почувствовала. Плоскогубцы были очень острыми. А его руки – сильными. - Ну?!

- Ничего я не хочу. Ничего…

Ложь! Я всего хотела. В том-то и дело, что я хотела всего. Мне важно было знать, что человек рядом не оставит меня, когда встретит свою женщину. Мне важно было знать, что я и есть эта женщина. Раз и навсегда.

- То есть мы не вместе? Это окончательный твой ответ? Потому что, клянусь, я так больше не могу. Я – мужик, Ариша. У меня есть какие-никакие потребности. Скоро год, как… - Орлов отвлекся. С грохотом бросил на столик лоток, щедро плеснул туда спирта и окунул в него марлевые салфетки.

- Что год? – уточнила я, не дыша.

Прочь полетели прикрывающие спицы резинки.

- Год, как у меня никого не было!

- Год, как у меня никого не было! – рявкнул он, а я комично открыла рот. Нет, у меня тоже никого не было. Но для женщины, тем более беременной, это нормально. А вот для мужика…

- Ты хочешь сказать, что хранил мне верность все это время? – недоверчиво спросила я.

- Так вышло. - Кажется, Орлов был и сам не рад, что завел эту тему. Он замолчал. Обработал спицы и, не глядя на меня, буркнул: - Готова? Сейчас будет больно.

Спицы вышли безболезненно. Но вот стержни… Это было что-то. Миша пытался отвлечь меня разговором. Резко сменив тему, он рассказывал мне, как во время последней прогулки с Машкой та вовсю таращила глазенки на голубей.

- И головой крутила… А я им булку крошил. И тут она ручкой хвать меня за нос.

Самый болезненный третий стрежень. Я побелела. И больно стало так, что затошнило.

- Вот умница. Вот молодец… Все хорошо. Моя девочка…

Уже не отвлекаясь на разговоры, Миша быстро забинтовал мне ногу, двигаясь от щиколотки вверх. У меня в ушах звенело его «моя девочка». Знал бы он, какие чувства во мне вызывали эти слова. Как отчаянно нужно мне было быть чьей-то. Нет, вру! Его…

Когда с повязкой было покончено, Орлов велел мне еще раз согнуть и разогнуть колено, подвигать стопой и, наконец, удовлетворенно качнул головой:

- Отлично. Хорошая работа.

- Твоя или моя? – всхлипнула я сквозь смех.

- Обоих, – на полном серьезе ответил Миша, и наши взгляды снова переплелись, будто возвращая к прерванному разговору. К тем вопросам, которые прозвучали. И на которые я так и не дала ответ. Ведь я банально не знала, как реагировать на такие откровения. Мысль о том, что я была его единственной, оказалась настолько сногсшибательной, что я чувствовала, как сдаю позиции по всем фронтам. И таю… Таю.

- Это хорошо, – прошептала я. - Ты не представляешь, как я хочу вернуться к работе.

- Ну, у тебя впереди еще полтора года реабилитации. – Орлов протянул руку, помогая мне встать. И снова эта сакральная цифра!

- Почему полтора-то? – уточнила, растворяясь в его ставшем таким знакомым аромате.

- Столько длится декрет. Если, конечно, ты не захочешь продлить его до трех лет.

Миша принялся складывать инструмент. Я обхватила себя ладонями:

- Вообще-то я не планировала сидеть дома так долго.

Он замер. Медленно оторвался от созерцания лотка и уставился на меня из-под насупленных бровей:

- Что значит – ты не планировала?

- То и значит. Я же оперирующий врач, Миш. Мне нельзя надолго выпадать из обоймы.

- А как же наша дочь?

- С ней прекрасно справляются бабушки и дед. К тому же я не собираюсь загружать себя под завязку. Для начала выйду на полставки, а там будем смотреть. Не сейчас, конечно, выйду, - поправила себя, - когда Маша окрепнет и догонит сверстников.

- Ну, хоть на этом спасибо, – фыркнул Орлов, скорее всего, не догадываясь даже, что эти слова - на рану мне соль.

- Ты несправедлив.

- Я? Несправедлив? Это в чем же?

- В том, что давишь на чувство вины перед дочкой. Поставь себя на мое место. Ну? Ты бы смог отказаться от работы на полтора года?

- Нет! Это все равно, что отказаться от самого себя.

- Тогда почему ты думаешь, что я могу это сделать?

Миша не нашелся с ответом. Только нахмурился сильней. Я понимала, что ему не нравится эта идея, но была благодарна, что он попытался понять. Или, по крайней мере, не стал меня отговаривать.

- Я сейчас переоденусь и отвезу тебя.

- Меня дядя Костя ждет.

- Не ждет. Я его домой отправил. Все равно к вам планировал ехать. Что ж ему тут торчать?

- Ладно…

Орлов вышел из перевязочной, но довольно быстро вернулся. В джинсах и кашемировом свитере под горло он выглядел таким молодым…

- Не кровит?

- Вроде бы нет.

- Ну, если будет – ничего страшного. Это норма. До завтра не меняй повязку. Я приеду – сменю.

- Хорошо.

Приеду – сменю. В этом весь Орлов. Приеду – сделаю, подстрахую, все взвалю на себя, вытащу из любой жопы, справлюсь. Был ли у меня хоть единственный шанс устоять перед таким мужчиной?

- А больше ты ничего не хочешь добавить? – спросил Миша, когда мы уже устроились в его машине.

-  Думаю, мы могли бы брать ночные дежурство в разное время. И быть с Машкой по очереди.

- Я вообще-то не о работе спрашивал. А о нас. Я, конечно, не твой идеальный покойный муж, но…

- А, ты об этом…

- Если мы съедемся, предложение брать дежурства в разные смены – так себе вариант.

- Почему? – стало интересно.

- Потому что я бы очень хотел проводить ночи в одном месте с тобой.  И желательно, чтобы этим местом была моя спальня.

Вы замечали, как мало надо человеку, чтобы выбить из него дух? Лишить дара речи? Обезоружить? Заставить с головой погрузиться в свой самый отчаянный страх?

- Я не знаю, – шепнула, отворачиваясь к окну.

- А я не могу жить в подвешенном состоянии.

- Ты мне это уже говорил!

- Тогда что еще мне нужно сказать, чтобы ты перестала меня отталкивать?!

«Полюбить меня…» - шепнул тоненький голосок внутри. Но ему вторил гораздо более громкий голос: «Стерпится – слюбится. Хватай мужика и не выделывайся, пока его не прибрал к рукам кто-нибудь менее принципиальный».

- Я не против попробовать…

- Попробовать что?

- Попробовать себя в отношениях. Мы ведь и не были толком вместе, как пара. Ну, сам подумай! Ты же ничего обо мне толком не знаешь. Что, если мы совсем не подходим друг другу? – нашла я, как мне казалось, идеальный выход из ситуации. Хотя, говоря откровенно, даже тут мне пришлось слукавить – Лидия Сергеевна так сильно желала соединить меня с сыном, что выложила о нем, кажется, все. Как-то раз она даже привезла огромный фотоальбом. И заставила меня просмотреть его от корки до корки, якобы выискивая в маленьком Мише их с Машенькой общие фамильные черты. Вот Мишенька на рыбалке с отцом. А это в садике, а это у бабушки в деревне. Я знала, что во втором классе он налетел на торчащую из земли проволоку, и та вспорола ему кожу, чудом оставив целым глаз. И что небольшой, сейчас уже практически стертый временем шрам в форме полумесяца у него над бровью – результат как раз той давней «бандитской пули». Я знала, что в семь лет он решил жениться на своей классной руководительнице, а буквально через два дня переключился на толстую буфетчицу-армянку – потому что она готовила самые вкусные в мире котлеты. Я знала, что в одиннадцатом классе, когда Мишкины друзья напились на выпускном, он один оставался трезвым, чтобы присмотреть за ними, ищущими на свою задницу приключений. И что Мишкины братья выбились в люди во многом благодаря ему… А еще я знала, что если бы не работа, Миша непременно стал бы самым лучшим на своем курсе. А так не хватило каких-то баллов. Да, я видела его глазами матери. И вполне допускала, что картинка была излишне идеализирована. Но я-то тоже имела возможность узнать Орлова… Мы проработали с ним почти два месяца, до того как я загремела в больницу. И мне так много в нем нравилось… Нравилось, как он руководил (за исключением той предвзятости, которую он проявлял ко мне лично), нравилось, как блестяще он мыслил, как молниеносно ориентировался по ситуации в операционной и вне ее. Каким мужчиной он был. Цельным. Сильным. Без тараканов. Основательным каким-то. Большим. И речь тут не о росте, как вы понимаете.