– Клянусь магическим кристаллом, что останусь в пещере до тех пор, пока ты не вернешься.

Вульф скептически наблюдал за этой сценой. Христиане клянутся на кресте, язычники дают клятвы своим диким богам, это ему случалось видеть. Но что толку клясться на этом куске камня? Но каково же было его удивление, когда прозрачный кристалл начал вибрировать и искриться в маленькой ладони. Он зажмурился и тряхнул головой. Когда же вновь открыл глаза, камень молчал. «Должно быть, показалось, – подумал Вульф, – наверное, это оттого, что руки у нее трясутся от страха».

Но прежде чем он успел вновь взглянуть на кристалл, Брина сжала его в кулаке и быстро спрятала обратно в кожаный мешочек.

– И все же нам надо спешить, – напомнил Вульф, для которого эти ритуальные действа казались лишь пустой тратой времени.

Глиндор взял в руку посох и двинулся в путь, его длинные черные одежды развевались за плечами, словно крылья. Вульф последовал за ним, удивляясь, как легка походка этого пожилого человека. Они углубились в чащу леса, и когда поляна совсем скрылась из виду, сакс снова спросил:

– Так почему же этот Вортимер опасен? Не оглядываясь, старик отвечал:

– Молодые стали забывать о том, что случилось, когда кимри заключили союз с саксонским королем Пендом. Поражение при Винвиде их словно ничему не научило. И вот Вортимер вновь привел саксов на нашу землю. Наш принц, – продолжал он с горькой усмешкой, – хочет словно повторить ошибки своего брата, примыкая к одной из враждующих саксонских сторон. Зачем это нужно кимри, хотел бы я знать? Но молодые теперь не слушают стариков, а думают, где бы побольше урвать добычи.

Сначала Вульф не придал значения ворчанию старика, но потом фраза о готовящейся стычке между саксами заставила его насторожиться. Скрывая свое любопытство, он бесстрастным голосом спросил:

– Что за саксонский король прибегнул к помощи Вортимера и его войска?

Глиндор усмехнулся себе в усы. Этот мальчишка стал что-то очень быстро соображать. Интересно, сколько времени ему понадобится, чтобы осознать, какую опасность представляет собой междоусобная вражда, раздирающая его племя? Тут надо соображать так же быстро и четко, как в ночь перед Винвидской битвой.

– Я не знаю, как его настоящее имя. Он сам называет себя Госхок, стервятник.

Презрительная улыбка заиграла на губах Вульфа. Судя по этому прозвищу, этот сакс был язычником. Отправляясь на войну, саксы-язычники часто брали себе боевые имена хищных зверей или птиц, чтобы сила и храбрость этих животных переходила к ним. Госхок – неплохой выбор. Стервятник – птица, способная вступить в бой с горным орлом, превосходящим ее размерами и силой.

Глиндору также были известны эти языческие саксонские традиции. Он не разделял этих взглядов, но считал полезным знать обряды и верования всех здешних племен. В молчании они шагали по густому лесу, где дубы и ясени росли так плотно, что их ветви сплетались в вышине в единую крону. Лучи солнца почти не проникали сквозь густую листву, и испаряющаяся влага туманным полумраком клубилась в подлеске.

Уверенно двигаясь по таинственным лесным тропинкам, Глиндор вскоре вывел их к поляне, на которой возвышался полукругом ряд огромных камней, напоминающих зубы какого-то чудовища. Миновав эту поляну, они вышли на пологий склон холма.

Вульф догнал Глиндора и, поравнявшись с ним, спросил:

– А зачем же твой принц сделал это? – и указал в сторону черного столба дыма, поднимавшегося из долины.

– Многие старики кимри не одобряли поступков Вортимера. Оуэн был из тех, кто открыто говорил ему об этом. Оуэн был спокойным, уравновешенным человеком, не лишенным здравого смысла. С его мнением считались, его уважали. Боюсь, его Ферму в Долине Вортимер сровнял с землей, а самого Оуэна положил в эту землю, чтобы другим было неповадно с ним спорить. – Последние слова старик произнес свистящим гневным шепотом.

Фрич, не любивший открытых пространств, остался в тени одного из дубов у кромки леса, глядя вслед двум высоким фигурам, пересекающим поле. Наконец они достигли границ усадьбы, недавно процветавшей, а ныне представлявшей собой лишь огромное пепелище. Это печальное зрелище привело Глиндора в такую ярость, что, казалось, земля задрожала под его ногами. Тут глазам их открылась картина еще ужаснее: обугленные останки Оуэна и всей его семьи. Из груди старика вырвался глухой стон, все его искусство врачевания не пробудит к жизни его друзей. Единственное, что в его силах сейчас – это выкопать общую могилу, а после погребения навалить сверху камней, чтобы хищные звери не смогли ее разрыть. Угнетенный увиденным, Вульф молча стоял рядом, не мешая Глиндору изливать свою печаль. Убийство мирных фермеров было столь злодейским, что стальное самообладание изменило старику и он внезапно дал волю своим чувствам.

Едкий черный дым разъедал глаза Вульфа. Он подобрал мотыгу, чудом уцелевшую в пламени, и побрел к кромке поля, где спаленные колосья тихо шептались на ветру. Вонзив мотыгу в рыхлую землю, он начал копать.

Глиндор тихо подошел к нему и стал помогать разгребать землю обгоревшей лопатой без черенка. Они копали молча и ожесточенно, но работа продвигалась медленно. Солнце уже наполовину спряталось за горизонтом, когда тела убитых были наконец преданы земле.

Вульф оперся на мотыгу и вытер рукавом вспотевший лоб. Потом он осенил могилу крестным знамением и, склонив голову, прошептал короткую молитву. Глиндор наблюдал за его действиями с мрачной улыбкой.

– Я никогда не понимал, почему христиане так боятся смерти, – проворчал он, – это лишь точка в круге жизни, дверь в иные сферы. – Эта вера не раз помогала ему преодолеть отчаяние и боль потери близких людей.

Вульф повернул голову и, прищурившись, взглянул на старика. Минуту назад этот человек своими стонами сотрясал камни на могиле погибших друзей. А сейчас он уже критикует христиан.

Что это – очередная смена настроений, психологическая уловка?

Его горе казалось таким искренним, но кто знает, что там в уме у этого странного старика? Не желая слушать упреки в адрес христиан, Вульф спросил:

– А к какой религии принадлежишь ты? Глиндор улыбнулся в усы, вновь отметив, как остры ум и язык саксонского мальчишки.

– Оуэн и его семья были христианами, как и ты. Они наверняка слышали твою молитву. Благодарю тебя от их имени. – Легкий ветерок колыхал длинные седые волосы старика, разгоняя последние клубы едкого дыма.

– Хорошо, что мы не взяли Брину сюда. Она бы не смогла выдержать этого.

Упоминание о девушке оторвало Вульфа от его мыслей.

– Какую опасность представляет Вортимер для Оуэна я, к сожалению, уже понял сполна. Но ты говорил, что он опасен для Брины. Почему?

– Он опасен для нее, как и для бедняги Оуэна, – черные глаза старика налились гневом, – по другой причине. А эта причина – ее красота. Ему нужна она.

Золотистые брови поднялись в изумлении. Принц кимри предложил старику то же, что и он сам, и тоже получил отказ. Но почему же? Вульф был озадачен.

– Вортимер тоже хотел жениться на ней?

– Даже если бы он заявил мне об этом, я не позволил бы Брине совершить подобный выбор. – Глиндор взглянул на молодого этлинга и усмехнулся. – Он только хотел ее, как ты.

Вульф понял намек старика и приготовился ответить ему как следует. Но, взглянув в лицо Глиндора, ставшее непроницаемым, словно камень, он вдруг вспомнил слова старика: «Когда Вортимер рыскает где-то поблизости».

Тревожным взглядом Вульф окинул темную стену деревьев, возвышавшуюся за краем поля, и смутная тревога закралась в его сердце.

Старик вдруг направился к густым кустам, росшим вокруг огромного платана, увядающие цветки которого разносились ветром по всему полю. Глиндор раздвинул руками ветки молодых осинок, чьи листья беспокойно трепетали на ветру, и присвистнул от удивления.

В самой гуще кустов сидели, испуганно прижавшись друг к другу, двое детей. Они оцепенели от ужаса при виде сурового старика, но через секунду чернявый мальчик лет восьми решительно загородил собой девочку.

– Я хорошо знал Оуэна и его семью, – гулкий голос Глиндора заставил детей вздрогнуть, – но вас что-то не припомню. Кто вы такие и что привело вас на Ферму в Долине в этот черный день?

Девочка взглянула из-за плеча брата. Трепет и любопытство блестели в ее глазах. Мальчик смело посмотрел в лицо старика, но никто из них не ответил.

Глиндор пожал плечами. Его начинали раздражать эти дерзкие дети, не желавшие разговаривать со своим спасителем.

– Ну что же, неважно, кто вы такие. Нам придется просто стоять тут и ждать, пока вы наберетесь смелости. – Он стоял, расставив ноги и скрестив руки на груди, сверху вниз глядя на сжавшихся детей.

Вульф, подоспевший тем временем, отметил про себя, что упрямство и страх, отражавшиеся в глазах детей, возможно, заставят их просидеть здесь до темноты.

Видя, что гордость малышей явно уязвлена таким грубым обращением, Вульф подошел и спокойно произнес:

– Вы же понимаете, что здесь очень опасно. Наверняка вы все видели. Они могут вернуться. Глиндор был другом Оуэна и хочет защитить вас. Вылезайте-ка из кустов, мы отведем вас в безопасное место.

Понимая, что эти люди все равно не оставят их, мальчик выбрался из их маленького зеленого гнездышка. Все еще подозрительно поглядывая на седого старика, он протянул руку сестре, и та последовала за ним. Когда она встала рядом с братом, стало ясно, что они близнецы. Одинаковые густые черные волосы, глаза темно-голубого цвета и гордо поднятые маленькие подбородки подчеркивали их сходство, хотя девочка была чуть ниже ростом.

Девочка была рада, что брат наконец поддался на уговоры. Спокойный золотоволосый человек внушал ей доверие, и она доверилась этим незнакомым людям. Брат же не собирался так быстро сдаваться на милость незнакомцам, которые еще могут продать их в рабство. Глиндор знаком приказал малышам следовать за ним и двинулся вверх по пологому склону. Вульф был почти уверен, что по дороге близнецы постараются улизнуть, поэтому пошел сзади. Когда они проходили через полукруглый ряд каменных зубов, он заметил, что дети испугались этого странного зрелища не меньше, чем Глиндора. Их смелость и упрямство позабавили Вульфа.

Когда они вошли под полог леса, волк присоединился к ним, мерцая глазами в вечерних сумерках.

Через некоторое время они вышли на поляну перед пещерой. Глиндор откатил камень перед пещерой, закрывавший вход, и они увидели огонь очага, гостеприимно пылавший во тьме жилища. При этом зрелище дети обменялись удивленными взглядами. Брина тут же выскочила из пещеры и обняла деда. Она так тревожилась и переживала все это время!


Вульф задумчиво глядел на близнецов. Что-то странное промелькнуло в их глазах, что же это было, кроме простого детского любопытства?

ГЛАВА ПЯТАЯ

– Подумать только, это место так похоже на наше жилище, – голос девочки гулко отдавался в каменных закоулках пещеры. Она лежала на тюфяке рядом с братом, задумчиво разглядывая все вокруг. Ей вдруг вспомнились родители и другие члены семьи. Что с ними сталось? Когда взрослых схватили, ей с братом удалось бежать и спрятаться в кустах.

– Ш-ш-ш! – сердито прошипел в ответ брат. – Никогда, никогда не говори о нашем прошлом. Мы дали клятву отцу никому не говорить об этом. Отец ушел, но клятва живет в нас!

Слезы закапали из глаз девочки, и, увидев это, брат презрительно отвернулся. Уткнувшись в тюфяк, он незаметно вытер кулаком глаза и вновь обернулся к сестре.

– Не хнычь, все будет в порядке. – Чувствуя, что голос его дрожит, мальчик проглотил комок в горле и продолжил: – Я думаю, они будут хорошо с нами обращаться. А если нет, то мы убежим. – И чтобы сестра не сомневалась больше в этом, поспешил ее уверить: – Я сумею вырваться отсюда и найти безопасное убежище для нас. Я сумею. – Эта мысль, казалось, успокоила их обоих, и дети замолкли.

В это время Глиндор сидел у огня, скрючившись на низком грубо сколоченном табурете. Он тихо покачивался из стороны в сторону, обхватив свои плечи руками, и вновь думал о том, что Брине действительно не следовало ходить с ними в Долину. Вид разгромленной фермы и кровавой резни стал бы для нее жестоким ударом. И сейчас боль потери друзей туманом заволокла ее голубые глаза.

– Не надо так горевать, – утешал Брину старик. – Это эгоизм говорит в нас. Нам жаль, что они покинули нас. Но мы будем говорить себе, что Оуэн и его семья ушли в иной, лучший мир.

Чтобы не мешать им, Вульф уселся в углу на скамью около стола, уставленного флаконами, горшками и бутылями, и оттуда слушал разговор Брины и старика. Когда над свежей могилой Оуэна Глиндор впервые рассказал о своей теории, его слова показались ему, христианину, совершенно чуждыми. Но теперь, размышляя над этой темой, он подумал, что загробная жизнь у всех людей, видимо, одинакова, независимо от того, в какого бога они верят. И неважно, как называть то место, куда отправился Оуэн, – небеса или иные миры…