– Это мне даже в голову не пришло! – наивно призналась она. – Как глупо с моей стороны! В следующий раз я буду умнее. Я так рада тому, что у меня есть ты, Шерри, ведь ты можешь научить меня таким вещам, потому что кузина Джейн никогда не говорила мне ничего подобного.

Его светлости пришло в голову, что тот здравый совет, который он только что дал своей новобрачной, был совсем не тем, что он хотел сказать. Но после всех треволнений сегодняшнего утра виконт не чувствовал себя способным углубляться в этические и моральные аспекты того, что, как он знал совершенно точно, было абсолютно невинным и безвредным визитом на квартиру к Джорджу. Он еще раз сказал, что она ни в коем случае не должна повторять ничего подобного, и разговор на этом был закрыт.

Облегчение, испытанное Шерри на месте дуэли, когда Джордж выстрелил в воздух, было настолько велико, что даже визит его поверенного не смог приглушить чувства воинственного оптимизма, которое испытывал виконт. Шерри был твердо уверен: вскоре все непременно наладится, потому что было бы наивно полагать, будто его неудачи могут длиться вечно. Но мистер Стоук, не разделявший радужных надежд своего нанимателя, оказался настолько любезен, что перечислил ему несколько случаев, опровергавших подобную убежденность. Однако виконт, нетерпеливо выслушав жутковатую историю об одном искателе приключений, который, проиграв даже собственный сюртук, повесился на уличном столбе, пока счастливый соперник ожидал в сторонке, когда же можно будет забрать предмет его туалета после того, как он сведет счеты с жизнью, триумфально предъявил доказательства в поддержку собственной теории. Они состояли в том, что три дня назад он, поставив на победителя забега между индюком и гусем, выиграл. Однако виконт несколько опешил, увидев общую сумму своих обязательств, и согласился с тем, что было бы чертовски неправильно постоянно распродавать собственную долю государственных процентных бумаг.

– А следующим шагом, о чем, как я уверен, мне необязательно говорить вашей светлости, – мягко напомнил ему мистер Стоук, – станет распродажа ваших земель.

Виконт неоднократно высказывался в том духе, что его родовое гнездо, Шерингем-Плейс, нагоняет на него тоску, и проявлял лишь поверхностный интерес к вопросам управления собственными владениями, но при этих словах поверенного глаза его загорелись нехорошим огнем и он непроизвольно воскликнул:

– Распродажа моих земель? Да вы, любезный, спятили, если даже можете предполагать такое! Я никогда не соглашусь на это!

Мистер Стоук окинул Шерри задумчивым взглядом; заинтересованное выражение лица этого господина странным образом контрастировало с его смиренным тоном, когда он сказал:

– В конце концов, вашей светлости нет дела до Шерингем-Плейс.

Виконт в изумлении уставился на поверенного.

– Будь я проклят, но какое отношение к делу это имеет? – спросил он. – Это ведь мой дом, не так ли? Боже мой, Верельсты проживали в Шерингем-Плейс с незапамятных времен, и даже мой дед не продал и пяди земли, а ведь такого мота было еще поискать! Только потому, что мне нравится это место… – Он вдруг оборвал себя на полуслове, вспоминая детские годы, еще до того, как к нему домой заявился дядюшка Паулетт, когда он объезжал поместье верхом вместе с отцом или охотился, вооружившись легким дробовым ружьем. Приятные воспоминания встали перед его внутренним взором. Шерри покраснел.

– Кроме того, оно мне вовсе небезразлично! – коротко заявил он.

Мистер Стоук опустил глаза, в которых светилось удовлетворение.

– Жизнь в деревне представляется вашей светлости несколько скучноватой, – заметил он.

– Да, но… Но это вовсе не означает, что когда-нибудь я не поселюсь там! Как бы ни сложилась жизнь, продавать свои земли я не намерен и больше не желаю даже слышать об этом!

– Мой долг в том и состоит, чтобы предупредить вашу светлость: при сохранении нынешних темпов расходов у вас может не остаться выбора, – сказал мистер Стоук.

– Вздор! Не стану отрицать, в этом году я несколько поиздержался, но я непременно отыграюсь! – заявил Шерри тоном, исключавшим дальнейшие дискуссии.

Однако гнетущую мысль, которую заронил ему в голову поверенный, отогнать оказалось не так-то легко, что стоило его светлости целого часа ночного сна. Но крупная сумма, поставленная на темную лошадку, на которую виконт обратил внимание по совету вездесущего Джейсона, изрядно подняла настроение его светлости, так что, забирая свой выигрыш в «Таттерсоллзе», он заявил букмекеру на углу, Джерри Клоувзу, чтобы тот теперь был осторожнее, поскольку удача опять повернулась к нему лицом.

Джерри, ухмыльнувшись, пожелал своему благородному патрону всего наилучшего, однако фортуна все-таки оказалась дамой капризной, поскольку в тот же вечер его светлость в пух и прах проигрался в «Вотьерзе»[42], отчего пришел в такое раздражение, что пригрозил больше никогда не играть в макао.

Не успел он прийти в себя после невеселых размышлений, навеянных столь неудачным вечером, как ему нанес визит сам достопочтенный Проспер Верельст. Проспер застал его светлость на ступеньках собственного особняка, когда виконт уже намеревался прогуляться до «Уайтса», и властно увлек Шерри обратно в дом.

– Не можешь же ты всерьез полагать, мой мальчик, что я задал себе такие хлопоты, придя сюда, только для того, чтобы ты ускользнул у меня из-под самого носа! – заявил Проспер.

– Какого дьявола вам понадобилось? – осведомился неблагодарный племянник, приглашая дядю в библиотеку позади гостиной.

– Ты мне нравишься, Шерри, честное слово! – провозгласил Проспер, опускаясь в глубокое кресло. – Если у тебя еще осталась та мадера, что я подарил тебе, то я, пожалуй, выпью стаканчик.

Его светлость дернул за шнурок звонка.

– Все это прекрасно, однако вам было необязательно приходить ко мне в тот самый момент, когда я собирался присоединиться к компании друзей! – возразил виконт.

– Нет, обязательно, потому что тебя никогда нет дома, – ответил Проспер. – Сильно проигрался вчера в «Вотьерзе», Шерри?

Его светлость резко обернулся к дяде.

– А вам-то какое дело, даже если и так, дядя Проспер? – осведомился он тоном, не сулящим собеседнику ничего хорошего.

– Ладно-ладно, не лезь в бутылку! Всего какой-нибудь месяц назад я был одним из твоих попечителей!

– И чертовски плохим, должен заметить! – парировал Шерри.

– Хорошо, не будем об этом! Но до меня дошли слухи о твоих неудачах, мой мальчик. Ты слишком много проигрываешь! Слишком много!

– Уж кто бы говорил мне об этом, сэр!

– Это не имеет никакого отношения к делу. Во-первых, я – одинокий человек, а во-вторых, – игрок. А вот ты – нет, Шерри.

– Что? – возмутился его светлость, задетый за живое.

Проспер сокрушенно покачал головой.

– Никуда не годный. Худшего я еще не встречал, – заявил он. – В игре тебе не везет. Что довольно-таки странно, учитывая, как мой папаша… Однако, должен сказать, и твой собственный отец был никудышным игроком. Пожалуй, в этом ты пошел в него. Ты молодой глупец, племянник, потому что, на мой взгляд, ходишь по игорным притонам только из… – Он оборвал себя на полуслове, когда в комнату вошел Джейсон, а потом с ужасом воскликнул: – Только не говори, что пригрел этого типа! Проклятье, ты мог бы предупредить меня, Шерри! Я оставил в холле свое пальто, в одном кармане которого лежит табакерка, а в другом…

– Дай ее мне! – коротко распорядился Шерри, протягивая руку.

Джейсон шмыгнул носом с видом оскорбленной невинности и напомнил своему хозяину, что обещал не марать свои арабки[43] до самого Рождества, когда хозяйка пообещала презентовать ему такие же котлы[44], как у мистера Фейкенхема.

– Да, действительно, – сказал Шерри. – Так что до Рождества насчет Джейсона можете не беспокоиться, сэр. Но какого черта ты здесь делаешь, Джейсон? А где Грумбридж?

– Наклюкался, – лаконично отозвался грум. – Храпит так, что с потолка штукатурка сыплется, верно вам говорю.

– Пьян? – не веря своим ушам, осведомился его светлость. – Вот дьявол! А я-то думал, он не прикасается к спиртному! А где Бутль?

– Смылся. А чего еще вы ожидали, хозяин, когда сами сказали, что уходите? Эти голавли аж позеленели от страха, как лента на вашей шляпе, когда я сказал им, что вы все время были дома. Так чего вы трезвонили-то в колокольчик?

– Вот, значит, как обстоят дела! – зловеще проговорил его светлость. – Принеси мне мадеры из столовой и пару бокалов, Джейсон! Только не говори, будто не знаешь, где она стоит, потому что я тебе в жизни не поверю!

– Отчего же, знаю, – с достоинством ответил преданный сподвижник. – В выпивке я разбираюсь, хозяин, только вот что: я не какой-нибудь там горький пьяница, поэтому можете не втирать мне, будто видели, как я рассолодел[45], ведь такого со мной отроду не случалось!

Адресовав свой упрек его светлости, Джейсон вышел из комнаты, но уже через несколько минут вернулся с графином в одной руке и двумя винными бокалами – в другой, бесцеремонно сгрузив их на стол. Затем он удалился, однако в дверях обернулся и проинформировал достопочтенного Проспера, что в карманах у того, помимо злополучной табакерки, завалялось еще много всякого добра, так что если он желает, чтобы его не обобрали до нитки, то пусть припрячет свои желтяки[46] получше.

– На твоем месте, Шерри, я бы выставил его в два счета! – заявил Проспер.

– Он не доставляет мне хлопот, – коротко ответил виконт, протягивая дяде бокал вина.

– Да уж! Твои-то вещи он не крадет! – язвительно парировал Проспер. – А я как вспомню, сколько ценных вещичек увел у меня этот негодяй… Однако я пришел к тебе не для того, чтобы говорить об этом! Если ты не будешь очень осторожен, мой мальчик, то окажешься мало того что на мели, так еще и за решеткой! Какого дьявола тебе понадобилось в номере двенадцатом на Парк-Плейс? Юный глупец! В кости ему, видите ли, поиграть захотелось! Так можно и все состояние спустить за игорным столом!

– Вздор! – заявил в ответ Шерри и покраснел.

– Вздор, значит? Говорят, тебя часто видят с этим малым Ревесби. Это он привел тебя на Парк-Плейс?

– Ну и что, даже если и он?

– Так я и думал, – заявил Проспер, кивая головой. Отпив глоток вина, он словно бы мимоходом обронил: – Есть у меня сильное подозрение, что у них там подлитые кости[47].

Шерри во все глаза уставился на дядю.

– Это ложь! – заявил виконт. – Вы-то что об этом знаете?

Проспер иронично ухмыльнулся.

– Если кто-нибудь в этом городе и способен с закрытыми глазами определить, когда с ним играют нечестно, так это я! – сказал он. – А ты, небось, считаешь себя стреляным воробьем, а, Шерри? Так вот, позволь сообщить тебе, что это не так! – Допив остатки вина из бокала, он с трудом вылез из кресла. – В общем, я сказал тебе все, что хотел, – проворчал он. – Знаешь, почему Ревесби так и не стал членом «Вотьерза»? Потому что они прокатили его на выборах.

Разговор этот вызвал у Шерри нешуточное раздражение. А поскольку не прошло и десяти минут после ухода дяди, как появилась Геро, то он, естественно, передал ей суть беседы и пустился в долгие рассуждения о несусветной глупости людей, полагающих, будто черная полоса может продолжаться до бесконечности, высказав жене некоторые свои соображения относительно того, как следует вести себя, когда кости не желают выпадать правильно. Геро впитывала каждое слово супруга, будто истину в последней инстанции; но упоминание о визите мистера Стоука, состоявшемся в начале недели, вселило в нее определенную тревогу. Едва услышав язвительное описание цели визита этого господина, леди Шерингем тут же решила вернуть модистке то, что она пошила. А именно: два бальных платья, одну накидку для оперы и восхитительный туалет для променада – с присборенными рукавами и высоким воротником-стойкой; последний наряд полагалось носить с испанским жакетом, имеющим отвороты из тончайшей оранжевой шерсти и украшенным эполетами, а также опушкой из белого тисненого бархата.

Однако Шерри, которому Геро предложила эту жертву, пришел в ужас и запретил ей не то что претворять подобные идеи в жизнь, но даже просто думать о них, а затем дал ей совет по поводу больших расходов на хозяйственные нужды – быть экономнее. В конце он заявил, мол, не сомневается в том, что Грумбридж втихаря пьет их лучшее шампанское.

Итак, Геро пришлось собраться с духом и серьезно поговорить с главной кухаркой. Охватившее девушку смятение было столь велико, что миссис Грумбридж смотрела на нее с нескрываемым презрением, а отвечала так и вовсе с высокомерным пренебрежением. Но тут она допустила ошибку, поскольку ее хозяйка обладала вспыльчивым характером. Разговор, получив непредсказуемое направление, закончился неожиданным выдворением Грумбриджей с Хаф-Мун-стрит.

Поскольку хозяин дома в тот вечер устраивал холостяцкую вечеринку с друзьями, то не было ничего удивительного в том, что Бутль, Джейсон и толстяк-паж смотрели на свою госпожу с унынием и разочарованием, к которым, правда, примешивалось уважение. Но, даже учитывая, что кузина Джейн не утруждала себя обучением своей подопечной жизненным премудростям, науку ведения домашнего хозяйства она преподала ей в полном объеме. Пажа отправили с запиской к миледи Килби; в послании под предлогом головной боли миледи Шерингем сообщала: она не сможет присутствовать у той на приеме нынче вечером.