Он оглядывает комнату, сцепив пальцы.

— Кто будет счастливицей, кто будет…

— Сегодня ты никого не приведешь домой. — Я хмурюсь. — Не сегодня. Нет.

— Судьба решит. — Гандерсон вскидывает руки в притворном поражении. — Я не собираюсь никого бить палкой, если они захотят трахнуть меня позже, Вот и все, что хочу сказать.

Джонсон хмурится.

— Это ты хотел выйти. Мы должны начать называть тебя новичок-зануда?

— Или кайфолом.

— Блокировщик члена? — Им это нравится.

— Да, хорошо, мне нравится. Блокировщик члена.

— Оставим блокировщика члена топить свои печали в бутылке. Мы зря тратим время, стоя в этом углу — здесь пахнет сексуальным подавлением и ночными выбросами.

Слово «полюция» — ночные полюции.

Боже, что за пень.

Джонсон рыгает.

— Позже, брат. Не уходи рано без нас.

— Не зли меня, и я не уйду.

Они протягивают мне костяшки пальцев, а потом уходят, раздвигая толпу и пробираясь сквозь нее, как будто они здесь хозяева, оставляя меня на краю комнаты одного.

Чтобы самостоятельно позаботиться о себе в комнате, полной людей, одетых как ботаники и греки.

Отлично.

Отодвинувшись в дальний конец комнаты, я прислоняюсь к стене, сканируя глазами каждое лицо в толпе, ища длинные черные волосы в море светлых и коричневых, и некоторых неоновых цветов, таких как синий и розовый.

Я нервно тереблю этикетку на пивной бутылке.

Нарушение правила выхода сегодня вечером нервирует меня, а встреча с Алекс только увеличивает беспокойство, зарождающееся в животе. Я хочу, бл*дь, блевать.

Это была такая дерьмовая идея; я не в состоянии справиться с этим. Понятия не имею, что творю. Что я буду делать, когда наконец найду ее и встречусь лицом к лицу?

Черт, черт, черт.

Паника накатывает, мой разум на пределе, ладони вспотели.

Я тереблю воротник своей темно-синей футболки. На левом нагрудном кармане логотип популярной компании Nantucket, единственная приличная чистая рубашка, которая лежала на полке моего шкафа, которая не была помятой, грязной или слишком нарядной и не имела логотипа борьбы из неправильного колледжа.

Я чувствую себя как под кайфом.

Замечаю яркую красную вспышку на другом конце комнаты, и какое бы проклятие ни было у меня на языке, оно застревает в горле.

Вот она стоит в углу со своими друзьями и смеется. Голова откинута назад, длинная бледная шея обнажена. Длинные рыжие волосы цвета гребаного огня. Безупречная белая кожа. Темно-бордовые губы. Высокая.

Она не Алекс, но она красивая.

Нет, не красивая.

Elle est mieux. Она лучше.

Значительно.

Она ошеломляющая.

Господи, она вообще человек? Она великолепна, и мне уже пора заткнуться.

Я смотрю — конечно, смотрю — и, Боже, чувствую себя жалко с пивом в руке, подвешенным на полпути ко рту, глупо разинув рот через переполненную вечеринку.

Черный топ в горошек с длинными рукавами и белым животом; она одета не так, как все на вечеринке.

Шорты с высокой талией и двумя рядами серебряных пуговиц по бокам. Бледные ноги, которые тянутся на мили.

Когда она поднимает глаза и оглядывает комнату, я опускаю голову, мое лицо пылает. Поворачиваюсь к ней спиной и пью. Выпиваю всю бутылку пива, чтобы набраться храбрости — мне нужно просто стоять с ней в одной комнате.

Как я попал в этот бардак?

Не знаю, как долго стою лицом к стене, но достаточно долго, чтобы прикончить тепловатую янтарную жидкость в бутылке.

Толкаю его вниз в горло, как будто давлюсь теплой мочой.

Закатываю глаза к потолку и поворачиваюсь лицом к комнате.

Замечаю, что рыжеволосая изучает меня.

Склонив голову набок, пока ее друзья разговаривают и смеются рядом с ней, она не обращает на них ни малейшего внимания; все ее внимание сосредоточено на мне. Она рассеянно кивает сидящей рядом девушке, не сводя глаз с моего пылающего лица.

Лукавая улыбка играет в уголке ее идеально очерченного рта, дерзкие темные губы на долю секунды поджимаются.

Честно говоря, она так красива, что я не знаю, куда смотреть в первую очередь.

Мне смотреть прямо на нее? Или отвести глаза?

Я нахожу ближайший столик и ставлю там пустую бутылку, вытирая потные ладони о штанины, чтобы достать телефон из заднего кармана и послать сообщение Алекс.

Где она?

Девушка писала мне несколько раз с тех пор, как мы мастурбировали вместе, каждое сообщение было коротким и милым, забавным. Я продолжаю строить ее в своем сознании, романтизируя то, что она может значить для меня. Представляю ее веселой, общительной, временами легкомысленной, но забавной.


Я: Привет. Ты придешь сегодня вечером?

Алекс: Я собиралась, но передумала. Не думаю, что у меня получится, извини.

Я: Почему ты не сказала, что собираешься меня бросить?

Алекс : Прости! Вместо этого я хотела остаться дома.

Я : Ты могла бы написать мне, чтобы я знал.

Алекс: LOL, я не думала, что должна.

Я: Знаешь, мне разрешено выходить только один раз в неделю, и сегодня не та ночь. Я нарушаю правила, чтобы встретиться с тобой, а ты даже не потрудилась прийти.

Алекс: Твои соседи по комнате, кажется, не возражают против нарушения правил.

Я: А?

Алекс: Дикая догадка, что ты со своими соседями? Ты оказался на той вечеринке?

Я: Да, но я собираюсь свалить. Слишком многолюдно.

Алекс: А тебе это не нравится?

Я: Нет, не тогда, когда я должен был остаться дома сегодня.

Алекс: Так ты направляешься домой?

Я: Да.

Алекс : К.


К? Какого хрена? Раздраженный, направляюсь к двери, злясь, что Алекс не потрудилась сказать мне, что она осталась дома, а потом сделала вид, что ей все равно, что я вышел.

Чертовски грубо и неуважительно; я должен был знать, что она собирается бросить меня.

Я так мало знаю о женщинах и их играх с головой, но должен был знать, что это произойдет. Боже, я такой тупой.

Решив уйти, я, наклонив голову, проталкиваюсь сквозь толпу к двери. Останавливаюсь на крыльце, чтобы отправить Гандерсону и Джонсону сообщение, зная, что им насрать, что я уже ухожу.

Кладу телефон в карман и начинаю спускаться по ступенькам студенческого общежития. Я не могу выбраться отсюда достаточно быстро.

— Эй, — раздается голос позади меня. — Куда ты идешь?

Остановившись на нижней ступеньке крыльца, я колеблюсь, прежде чем повернуться к дому.

Она стоит на крыльце, прислонившись бедром к массивной белой колонне, ее огненно-рыжие волосы и темно-красные губы блестят в свете ламп. Глядя на меня сверху вниз, губы изогнуты в хитрой улыбке.

Она не может говорить со мной.

Покачав головой, я собираю свои чувства, разворачиваюсь и продолжаю идти.

Ее голос снова останавливает меня.

— Я с тобой разговариваю.

Засовывая мобильник в задний карман джинсов, я наблюдаю, как красивая девушка с вечеринки опирается локтем о белую колонну, одна лодыжка небрежно обхватывает другую, когда она стоит там со стаканом в руке.

Она делает еще одну попытку.

— Не веселишься?

Я позволяю своим глазам изучить длину ее бедер и длинных ног, задаваясь вопросом, такие ли они шелковистые, как выглядят. Осматриваю эти ноги и черные пробковые босоножки, застегнутые на лодыжках.

— Я, э-э, ждал кое-кого, кто не потрудился прийти.

— Облом. — Она смотрит вниз, в темный двор. — Не хотелось одеться в тогу?

— Нет. А тебе?

— Нет, я здесь не поэтому.

— Почему ты здесь?

Эти красные блестящие губы изгибаются в лунном свете.

— Парень.

Очевидно. У таких девушек всегда есть парень.

Она, кажется, оценивает меня; даже в темноте, я чувствую, как ее глаза бродят по моему телу.

— А как насчет тебя? — спрашивает она. — Здесь, чтобы перепихнуться или просто напиться?

— Ни то, ни другое.

— О?

Я засовываю руки в карманы джинсов, которые постирал и разложил сушиться, только на сегодня. Для Алекс.

— Так ты здесь из-за девушки?

Я качаю головой.

— Мне все равно не следовало выходить сегодня, так что я иду домой.

— Почему тебе не следовало выходить? Неужели она того не стоит?

— Я думал, что возможно стоит, но ошибался.

Какого черта я ей все это рассказываю? Как будто ей не насрать.

— Так где же она?

— Не потрудилась прийти.

Рыжая фыркает, неприлично.

— Если она не потрудилась прийти, значит, она того не стоит.

— И все же меня это бесит, потому что я зря потратил время и мог попасть в беду.

— Почему это?

— Спортивный кодекс.

— Ты всегда следуешь правилам? Потому что там повсюду ползают спортсмены. — Она тычет большим пальцем в сторону дома.

— Да, когда это может стоить мне стипендии.

— А, понятно. — Она замолкает, её густые волосы блестят в тусклом свете крыльца. Они похожи на лист плотного атласа и выглядят вдвойне более осязаемыми.

— Ты что, заблудилась? Я имею в виду, ты следила за мной по какой-то причине?

Она снова смотрит на меня.

— Наверное, просто любопытно. Только что ты смотрел на меня, — она щелкает пальцами, — а в следующую секунду тебя уже нет.

Мне нечего на это сказать.

— Не волнуйся, я тоже смотрела на тебя. — Ее мягкий голос разносится в темноте. — А твои друзья внутри не будут скучать по тебе?

Вряд ли, но ее заявление заставляет меня задуматься.

— Какого хрена ты следила за мной?

Да, это грубо, но мы оба знаем, что в этом нет никакого гребаного смысла.

Тихий смешок.

— С какой стати тебя это удивляет?

Шум, смех и громкая музыка из дома спасают меня от ответа. Кто-то начинает скандировать: «пей, пей, пей», и за этим быстро следуют хриплые аплодисменты. Толпа сходит с ума.

Открывается входная дверь, извергая полудюжину пьяных студентов. Кто-то нетвердой походкой спускается по деревянным ступенькам, кто-то подходит к крыльцу покурить или поговорить.

Девушка выпрямляется во весь рост, проводит бледными руками по бедрам. Я смотрю, как ее длинные ноги спускаются по лестнице, гибкие, как у жеребенка. Ее рука скользит вниз по перилам, указательный палец медленно проводит по дереву, кошачья улыбка растягивает губы.

Она останавливается передо мной, когда достигает земли, наши лица в дюйме друг от друга.

Слишком темно, чтобы разглядеть цвет ее глаз, но ее черные ресницы трепещут в моем направлении, длинные и жесткие, что противоречит ее светлой коже.

Вблизи она красивее, чем издалека, запах свежего воздуха, лимонов и пролитого пива ударяет мне в ноздри.

Длинный палец касается ее подбородка.

— Мне кажется, я тебя знаю.

— Поверь мне, это не так.

— О, но я думаю, что знаю. — Она произносит это лениво, растягивая слова, красный рот выговаривает каждый слог.

— Я бы запомнил. — Я бы точно запомнил такую девушку.

Делаю шаг назад, прежде чем сделать какую-нибудь глупость, например, снова попытаться почувствовать ее запах.

Ее губы складываются в милую гримасу.

— Ты ведь еще не уходишь?

— Я думал, мы закончили разговор.