— Знаешь, Ретт, тебе не обязательно всегда быть таким милым с девушками. Некоторые из нас этого не заслуживают.

— Это самая тупая, бл*дь, вещь, которую я когда-либо слышал.

Она делает еще одну попытку, переминаясь с ноги на ногу и дрожа от холода.

— Некоторым девушкам нравятся засранцы.

— Неужели?

— Да.

— Тогда, может быть, тебе стоит вернуться на вечеринку, чтобы найти его, и позволить мне уйти, не заставляя меня чувствовать, что здесь кретин я, а не ты.

— Это не то, что я пытаюсь сделать! Почему бы тебе просто не принять мои извинения?

— Потому что ты так говоришь? — Я фыркаю еще противнее, чем намеревался. — Потому что ты красивая?

— Нет, потому что мне очень жаль!

— Я не хочу принимать твои гребаные извинения, поняла? Для меня это ни хрена не значит.

— Не думаю, что ты стоял бы здесь, если бы это ничего не значило, Ретт.

— Ты ничего обо мне не знаешь, — тихо бормочу я.

— Может, я и хочу. Тебе это не приходило в голову?

Мне нечего на это ответить, потому что я ей не верю. Она просто красивая, избалованная девочка, которая хочет добиться своего, и не могу поверить, что все еще стою здесь и слушаю ее нытье. Я удивлен, что она не пустила слезу.

Похоже, она из таких.

— Скажи что-нибудь, Ретт, — раздраженно требует Лорел, топая ногой. — Ретт.

Но я не хочу. Мое имя на ее губах бесит меня еще больше, и я отказываюсь доставить этой девушке удовольствие.

— Это была просто шутка, — напоминает она мне, вздергивая подбородок.

— У меня достаточно людей, которым насрать на меня прямо сейчас, ясно? Мне не нужен еще один.

— У меня не было намерения вводить тебя в заблуждение.

— Это красивые слова. Ты слышала их в женском клубе?

— Не будь таким злым. Я не в женском обществе.

— Что, они не хотели тебя?

Ее раненый взгляд фокусируется на мне, голова наклонена в сторону, изучая мое лицо.

— Оскорблять меня — ниже твоего достоинства.

Я знаю, и не могу поверить, что эти слова сорвались с моих губ. Это было мелочно, и теперь чувствую себя гребаным мудаком.

Проезжает машина, замедляя ход, все в ней смотрят в окно, когда проползают мимо. Мы смотрим, пока задние фонари не скрываются за углом улицы.

— Лорел? — Шепчу я.

— Да? — В ее голосе звучит надежда.

— Почему ты не могла оставить меня в покое, когда я сказал тебе отвалить?

— Мне очень жаль. — У нее тихий голос.

— Как насчет такого: пошла ты. — Я прохожу десять футов, прежде чем показать средний палец в ночной воздух. — Пошла ты, Лорел.


Первое сообщение приходит через час.


Лорел: Ретт, прости меня. Это правда.

Лорел: Ретт, я знаю, что ты не заблокировал мой номер. Вижу точки разговора, движущиеся в нижней части экрана.

Лорел: Пожалуйста, скажи что-нибудь. Все, что угодно.


Наконец с меня хватит. Я беру телефон и сердито набираю ответ.


Я: Почему? Так ТЫ почувствуешь себя лучше? Ты же не из тех, кто получает дерьмо неделю за неделей, не так ли?

Лорел: Нет.

Я: Правильно. По крайней мере, мы хоть в чем-то согласны. Сделай мне одолжение: ты и твои стервозные маленькие друзья можете оставить меня в покое.

Лорел: Мы так и сделаем. Извини…

ГЛАВА 8


«Он снял с меня нижнее белье зубами, а потом решил, что хочет только пообниматься. Господи, это женская версия "синих шаров"?»


Лорел


Ретт сидит за столиком в дальнем углу библиотеки, когда я замечаю его, входя в помещение. Его трудно не заметить — в фиолетовой Луизианской футболке в море черного и желтого, с широкими плечами и волнистыми спутанными волосами.

Он сутулится, сгорбившись над столом.

Побежденный. Уставший.

Я смотрю на него и мой желудок скручивает от вины, которая приковывает меня к месту в дверном проеме.

Просто наблюдаю.

Все четыре минуты, что я стою здесь, он сидит неподвижно, изучая свой ноутбук; его глаза бегают по экрану, полностью завороженный тем, что он читает.

Изучает.

— Просто иди туда, — шепчу я себе, выдыхая задержанный воздух.

Я переставляю ноги и иду к нему, выпрямив спину, собравшись с духом, готовясь к очередному спору.

Двадцать футов.

Пятнадцать.

Восемь.

Два.

— Привет.

Нет ответа.

— Ты не возражаешь, если я посижу здесь? — Кладу руку на спинку деревянного стула напротив него, намереваясь вытащить его.

Ретт напрягается, но головы не поднимает.

— Да, возражаю.

— Тогда ты не возражаешь, если я сяду за стол рядом с тобой? — Я нажимаю на его кнопки, ожидая реакции, но он лишь бросает на меня короткий взгляд.

Пожимает плечами.

— Это свободная страна.

Я прикусываю губу, чтобы скрыть улыбку, радуясь, что он не сказал мне уйти.

— Думаю, я заслужила этот отказ.

Одна бровь взлетает вверх.

— Отказ?

— Да, это когда ты…

Ретт фыркает, но по-прежнему не смотрит на меня.

— Я знаю, что такое отказ, Лорел. Я просто удивлен, что ты это знаешь.

Дерьмо. Понимаю, что он злится, но разве обязательно быть таким козлом?

Я громко фыркаю.

— Не обязательно быть таким злым.

— О, мне так жаль. Я не знал, что ты, из всех людей, настолько чувствительна. Думаю, ты не фанат быть на другом конце шутки.

Мои пальцы крепче сжимают стул напротив него.

— Я понимаю, что ты делаешь.

— Шутки должны быть смешными, да? Ха — ха.

— Думаю, заслужила это, — признаю я, переминаясь с ноги на ногу, перенося вес рюкзака с одного плеча на другое. Он становится тяжелым, и я не знаю, как долго хочу стоять здесь, держа его. — Так я могу сесть здесь?

— Не знаю, зачем тебе это нужно.

— Потому что я… — не могу закончить предложение, потому что не знаю, что сказать.

— Ты хочешь сесть здесь, потому что чувствуешь себя плохо? Ты чувствуешь вину? Хочешь еще раз извиниться? — Он сыплет вопросами, но по-прежнему не смотрит на меня. — Поверь мне, что бы ты ни хотела сказать, можешь не беспокоиться об этом. С меня хватит.

Какой лжец.

— Ретт, пожалуйста, я пытаюсь.

Он ворчит себе под нос на языке, которого я не понимаю.

— Oui en effet. (перев. с фран.: Да, действительно).

— Почему ты не смотришь на меня?

На этот раз его руки застывают над клавиатурой ноутбука. Он поднимает голову и сужает глаза — свои темно-карие глаза.

— Ты настоящая стерва, ты знаешь это?

— Я… я… — у меня отвисает челюсть. — Не нужно быть таким грубым.

— Ты действительно считала все это дерьмо милым, не так ли? Посылаешь сообщения и пошлые смски, а потом показываешь своей гребаной кузине.

— Нет. Все было не так.

— Ты думаешь, что можешь делать это дерьмо, потому что ты красивая? Думаешь, ты можешь делать все, что захочешь?

— Нет.

Я имею в виду, иногда, да.

— Господи, какой же я идиот. Должен был догадаться.

— Клянусь, я не показывала кузине сообщения. Я просто рассказал ей о них, потому что она спрашивала.

— Какая разница? Рассказать и показать — это все еще вторжение в мою личную жизнь.

Я закатываю глаза.

— Только если говорить буквально.

— Она знала, что ты написал мне в шутку.

— Да.

— И она знала о секстинге.

Я краснею.

— Да.

— Секс не имеет большого значения для тебя, да?

— Я этого не говорила.

— Но ты не веришь в частную жизнь?

Я стону. Почему он такой упрямый?

— Единственное, о чем я солгала, было мое имя. Хорошо, и цвет волос. Я не сделала ничего ужасного. Извини. Сколько раз ты заставишь меня это повторить?

Его широкие плечи небрежно поднимаются.

— Это ты пришла сюда. Я сказал тебе оставить меня в покое.

Верно, но это сводит меня с ума.

— Ты ошибаешься на мой счет, знаешь — секс имеет большое значение, как и моя частная жизнь, — говорю я побежденным голосом, бравада исчезла.

— Как угодно.

Ретт берет со стола наушники и затыкает ими уши. Опускает голову.

Моя сумка тяжелая, и я неуверенно поднимаю ее.

Знаю, что он не хочет иметь со мной ничего общего, и я уважаю и понимаю почему, просто…

Не могу отпустить.

Не могу.

И все же я не знаю, что еще ему сказать. Что могу сделать, чтобы все исправить? Ничего.

Ничего нет.

Я уже готова сдаться и уйти.

— Лорел, либо садись, либо уходи. — Он пихает ногой стул, который я держу.

Слава Богу.

Спешу поставить сумку на дополнительное сиденье, пока он не передумал, и вытягиваю свой стул, чтобы присоединиться к нему. Изучать.

Изучать его.

Пока парень делает вид, что не замечает меня, я бросаю на него еще один пристальный взгляд.

Он определенно не из тех, кого я бы назвала милым, или симпатичными, или красивыми при любой фантазии — и, полагаю, он уже знает это.

Однако…

Что-то притягивает меня к нему, и я хотела бы знать, что это, чтобы я могла остановить это, заставить странное очарование, которое я испытываю к нему, уйти.

Может, дело в том, что он не хочет иметь со мной ничего общего. Возможно, это вызов, который он бросает. Может, дело в его широких плечах и мускулистой шее.

Лохматые каштановые волосы скрывающими его глаза.

Хмурое выражение, который пересекает его лицо каждый раз, когда он обращает свои обиженные глаза на меня.

И, конечно, не будем забывать об этом маленьком факте: его друзья полны решимости уложить его в постель. Расклеили его лицо и номер по всему кампусу. Если это означает то, что я думаю, Ретт в затруднительном положении.

Или, может быть, его друзья просто гигантские засранцы.

Полные придурки.

В любом случае, я люблю хороший вызов, и он дает мне его, хочет парень того или нет.

Эта мысль приводит меня в трепет.

Сев за стол, я раскладываю свои припасы, чувствуя себя как дома, как будто имею полное право быть здесь. Открываю учебник и ноутбук.

Продолжаю игнорировать тот факт, что Ретт полон решимости игнорировать меня.

Приступаю к работе над домашним заданием, решив, что словесного извержения достаточно, чтобы составить целую статью по английской литературе о важности сильных женских героев. Это так захватывающе, что я смогла на самом деле сдвинуться с мертвой точки.

Удовлетворенная тем, что я написала после сорока пяти минут реальной работы, нажимаю «сохранить», и затем сохраняю на внешний диск. Я уже почти собираюсь…

— Как долго ты собираешься сидеть здесь, притворяясь, что не умираешь от желания что-то сказать? — Его низкий тембр звучит одновременно раздраженно и смиренно.

Я поднимаю голову и улыбаюсь ему, довольная тем, что он наконец-то обратил на меня внимание.

— Достаточно долго. Я ждала тебя, надеясь, что ты заговоришь первым, и ты заговорил.

Широко улыбаюсь и прикусываю нижнюю губу, изображая застенчивость.

Он моргает.

Краснеет.

Проводит большой рукой по волосам и выдыхает воздух, как разъяренный дракон.

Я сосредотачиваюсь на пальцах в его волосах, на грубых мужских руках. Волосах на его предплечьях. Больших ладонях, прижатых к его растрепанным волосам.