Маленькая официантка нервно похлопывает меня по плечу.

— Хм, мне не хотелось бы усугублять ситуацию, но, хм… я полагаю, раз ты все еще здесь, ты будешь платить?

— Прости, что?

— Платить. За всю еду.

Она сказала платить за всю еду?

Моя голова непроизвольно качается.

— Что это значит — вся еда?

— Они не заплатили. За все это.

— Прости, что?

— Вы в порядке, сэр? — спрашивает официантка, отступая на шаг. — Вы все время повторяетесь. У вас инсульт? Или, может быть, припадок?

— Они не заплатили? — Я сжимаю кулаки. — Эти чертовы…

Задницы. Эти долбаные засранцы надули меня чертовым счетом.

— Сколько это стоит? — Готовлюсь к сумме, прикидывая, что она будет около ста, может быть, двести пятьдесят, максимум.

— Четыреста пятьдесят.

— Что?! — Кричу я. Знаю, что это громко, и ресторан полон людей, но сейчас мне плевать. Возмущение и злость не скрывают чувств, которые сейчас бурлят в моей крови. Я хочу что — нибудь ударить. — Почему, черт возьми, вы просто дали им уйти?

Я знаю, что перекладываю вину, но мне все равно. Меня не волнует, что это не ее вина. Мне нужно кого — то обвинить, а она стоит прямо передо мной, скручивая руки и выглядя виноватой.

— Сэр, они убежали. Я…

— Шшш, прекрати говорить. Дай мне минутку подумать.

— Извините, я так нервничаю, у нас еще никто не уходил с таким большим счетом. Обычно гораздо меньше, чем это. Иногда люди даже берут солонки и перечницы.

Она переводит взгляд на дверь из нержавеющей стали, которая, как я полагаю, ведет на кухню, затем на кассу в передней части ресторана, где мы ждали столик, когда вошли.

— Я могла бы поговорить со своим менеджером и объяснить ситуацию, но боюсь, что она вызовет полицию.

Копы?

Дерьмо.

Качаю головой, провожу рукой по лохматым волосам.

— Забудь об этом. Кто — то должен заплатить, или тебя уволят.

Потому что ты позволила им встать и уйти, не заплатив.

— Мне очень жаль.

— Мне тоже.

— Итак… — она переминается с ноги на ногу, протягивает мне черный бумажник со счетом и шариковой ручкой. — Все детализировано.

Как удобно; конечно, детализировано.

— Для моего удобства?

Разозлившись, я выхватываю счет из ее руки, разворачиваю его, смотрю вниз и изучаю.

Шейк — 5

Содовая — 10

Гамбургер — 4

Чизбургер — 2

Сандвич с курицей — 1

Креветки Альфредо с дополнительной креветкой — 1

Салат — 4

Суп — 3

Спагетти — 1

Крылья — 5

Луковые кольца — 1

Палочки из моцареллы — 1

Жареные соленые огурцы — 1

Хлебница — 1

Мороженое — 1

Пирог — 9

Стейк — 6

Кто, блядь, заказывает стейк в блинной?

Я складываю счет пополам, борясь с желанием разорвать его на миллион крошечных долбаных кусочков.

— Это были твои друзья? — перебивает маленькая официантка. — Может, они не знали, что ты все еще здесь?

Я бросаю на нее взгляд: она глупая? Сумасшедшая? Она ни за что не поверит, что это был несчастный случай, и я говорю вслух то, о чем мы оба думаем:

— Они издеваются надо мной.

Дерьмо. Это чертова дедовщина.

Это нарушает не только политику факультета борьбы и спорта, но и Кодекс поведения университета. На самом деле, это также нарушает некоторые школьные правила, и во всем этом сценарии так много неправильных вещей, что мне потребовалась бы вся ночь, чтобы перечислить их все. Если бы наши тренеры узнали, то команда, вероятно, была бы отстранена.

Официантка, Стейси, как написано на ее бейджике, закусывает губу и смотрит на меня наивными глазами лани.

— Мне показалось странным, что они так быстро убежали отсюда. Один парень споткнулся о шнурки и упал на ковер.

Интересно, что же это был за дурень?

— Что ж, думаю, это послужит мне уроком за то, что я пошел в чертов туалет, а?

— Как ты собираешься заплатить за это? — Официантка неловко переминается с ноги на ногу, прежде чем пригладить волосы. — Мне так стыдно, но у меня есть другие столики. Если ты не заплатишь, меня, скорее всего, уволят…

Иисус. Никакого покоя.

— Кредитная карточка, наверное.

Я достаю телефон и открываю приложение для кредитных карт, передавая устройство официантке.

Она смотрит на него в замешательстве.

— У вас есть настоящая кредитка? Я должна провести её, не думаю, что смогу это отсканировать. Мы здесь довольно старомодны.

Я громко вздыхаю, вытаскиваю бумажник из заднего кармана и шлепаю карточку в ее ожидающую открытую ладонь, готовясь засунуть ее в задницу, образно говоря, конечно.

Стейси весело улыбается.

— Спасибо! Сейчас вернусь!

Да без проблем, блядь! Я буду ждать здесь, потому что не гребаный урод!

Четыреста тридцать долларов и пятьдесят семь центов, которых у меня нет, пойдут коту под хвост, и давайте не будем забывать о моих родителях, которые убьют меня, особенно после того, как я так сильно боролся с ними, чтобы перевестись в Айову.

Расплатившись, выхожу на улицу с чеком длиной почти в двенадцать дюймов и пытаюсь засунуть эту чертову штуковину в задний карман.

Чаевые были включены, так как это была такая большая вечеринка.

Вдох.

Выдох.

Выгружаю все свое разочарование на стоянке, проклиная без остановки достаточно громко, чтобы разбудить мою мертвую бабушку и напугать дерьмо из старой пары, входящей внутрь. Женщина прижимает к груди свою маленькую красную сумочку, пока муж ведет ее внутрь, и оба смотрят на меня так, словно я сошел с ума.

— Ублюдки! — Кричу я, размахивая кулаками. — Гребаные засранцы! — Пинаю бордюр, а потом изрыгаю очередную порцию проклятий, когда бетон задевает мне ногу. — Блядь. Твою мать. Putain de merde (перев. с фран.: Черт возьми!). К черту мою жизнь!

Ругательства слетают с моего языка, как приливная волна, но ничего не делают, чтобы успокоить бурю внутри меня. Я подсчитываю один дерьмовый изъян за другим: в конце сегодняшнего дня буду должен родителям четыреста долларов — галочка. Надо мной издеваться мои чертовы товарищи по команде — галочка. Я учусь в колледже в глуши — галочка. Я не знаю ни единой души, кроме тех придурков, которые только что меня надули — галочка.

Они также оставили меня без машины.

Галочка.

Я выдергиваю телефон из кармана, чтобы отправить сообщение своим идиотским соседям по комнате.


Я: Тащите сюда свои задницы и заберите меня.

Гандерсон: LOL ты уже успокоился?

Я: Вернись и узнай.

Гандерсон: Нет, если ты собираешься затеять драку.

Я: Скажи мне только одно: чья это была идея?

Гандерсон: Я не собираюсь говорить.

Я: Тогда я могу только предположить, что это был ты.

Гандерсон: Нет. Чувак, поверь мне.

Я: Почему бы мне не верить тебе?

Гандерсон: Зачем мне это делать, если я должен ЖИТЬ с тобой?

Я: Ну, ты позволил ИМ ОСТАВИТЬ МЕНЯ ЗДЕСЬ.

Гандерсон: Да, потому что последнее, что мне нужно, это чтобы команда делала то же самое со МНОЙ.

Я: Большое спасибо, мудак

Гандерсон: В любое время, чувак. Позволь мне снова надеть штаны. Заеду за тобой через десять минут.


Лорел


— Эй, ты видела тех парней?

Я сижу в закусочной и просматриваю программу по английской литературе, чтобы убедиться, что не пропустила ни одного пункта в статье, которую должна написать; я не могу позволить себе потерять ни единого пункта.

Откинувшись на спинку виниловой кабинки, я кладу маркер и поднимаю голову, удивленно глядя на своего соседа по комнате Донована.

— Каких парней?

— Если ты скажешь, что не заметила, я назову тебя лгуньей. — Он смеется, отправляя в рот кусок вафли. Взбитые сливки прилипают к нижней губе, и он облизывает ее, прежде чем откусить еще кусочек. — Бог свидетель, могу.

— Я здесь не для того, чтобы искать свидания.

— Верно, но иногда свидания находят тебя. Парни не могут не засматриваться на тебя. — Он подмигивает, запихивая в рот еще вафлю. — Я никогда не видел такую группу гетеросексуальных мужчин.

— Бедный Донован, — поддразниваю я. — Пускает слюни по группе натуралов.

— История моей жизни. — Он театрально вздыхает надутыми губами, вертя соломинку в стакане с водой. — Но это не мешает мне строить глазки.

— Ты даже не пытаешься.

— Не читай нотаций. — Донован делает паузу, чтобы запихнуть в рот еще еды. — О, черт возьми, дерьмо вот — вот станет реальностью.

Моя голова все еще наклонена, маркер яркими мазками летит по учебному плану. Мой сосед говорит, как спортивный комментатор, давая полный обзор событий, происходящих на другой стороне комнаты.

— Вот они, ребята, десять… нет, двенадцать рослых парней, выскакивают за дверь. Замыкает шествие номер семь, медленный стартер с безупречными бедрами. Каштановые волосы, этот чемпион — звезда, но не может стоять на ногах.

Я удивленно поднимаю глаза. Смотрю, как какой — то парень в красной рубашке зацепился за что — то в дверях, спотыкаясь у выхода. Крики и вопли у автомата со жвачками. Вываливается на стоянку.

— Вот они, леди и джентльмены, и держу пари, что они либо задолжали налоговому инспектору, либо не оплатили счет. Что бы это могло быть?

Я вытягиваю шею, бросаю взгляд через опустевшую закусочную, в окно, на парковку, где здоровяки, все спортсмены, рассаживаются, как цирковые клоуны, в три машины. Они срываются с места, не оставляя ничего, кроме пыли.

Мои рыжие брови взлетают вверх.

— Поели и смылись?

— О да, конечно.

Подбородком нажимаю на колпачок желтого маркера.

— Я никогда не видела, чтобы кто — то делал это.

— Неужели? Ты никогда не сбегала от оплаты счета?

Я недоверчиво смотрю на него.

— Ты серьезно? Нет! А ты?

— Однажды. — Он смеется. — Ладно, дважды, но я был молод и глуп, и у меня не было денег. Я ещё украл меню и посуду. — Хихиканье. — Так глупо.

Не могу с этим поспорить, поэтому сосредотачиваюсь на еде, пока она не остыла: порция блинчиков, сосиски, картофельные оладьи и чай со льдом.

Я открываю кусок масла, завернутый в золотую фольгу, кладу его между слоями блинов и жду, пока оно растает.

— Дерьмо. — Вилка Донована висит над тарелкой. — Что происходит?

Я поворачиваюсь в кабинке, перекидываю свои длинные рыжие волосы через плечо, прежде чем положить руку на спинку сиденья. Мы с соседом по комнате смотрим, когда из ванной в дальнем конце ресторана выходит парень.

Уперев руки в бока, сканирует комнату.

Высокий, но в то же время какой — то неуклюжий, он засовывает руки в карманы толстовки с капюшоном из Айовы, осматривает комнату, суровые брови нахмурены. Осторожно подходит к столикам, останавливается, когда симпатичная маленькая официантка подходит к нему, постукивая по бицепсу. Протягивает то, что, очевидно, является счетом, руки жестикулируют по комнате. Указывает на окна и парковку, где исчезли его друзья.

— Срань господня. — Донован давится вафлей, с трудом проглатывая. — Как ты думаешь, те спортсмены оставили этого чувака со счетом?

— О, определенно похоже на то.