Сара Ней - Воспитательные часы

Хочу позвонить Лане за советом, она отговорит меня от края бездны. Я не знаю, как ориентироваться с таким парнем, как Ретт, который держит себя в руках. Который не гоняется за девушками, потому что у него нет уверенности.

Который знает, чего он хочет, но не знает, как это принять.

Я делаю глубокий вдох.

― Думаю, что я расстроена, потому что… ― Мое лицо в огне, горит до корней волос, и я молюсь, чтобы он понял намек. ― Может быть…

― Что ты может быть?

Я не могу понять его ответ ― он встревожен, раздражен или…

― Ты можешь сказать мне, Лорел. Что бы это ни было.

Ретт

― Просто выплюнь — это все равно, что сорвать пластырь. ― Господи, что бы это ни было, я хочу, чтобы она это сказала. Избавила меня от проклятых страданий.

Она нервничает. Выглядит виновато.

Что, черт возьми, так трудно сказать? Она встречается с кем-то еще? Она меня бросает? Черт, это убьет меня.

― Лорел? ― Я едва могу произнести ее имя, от ее молчания меня тошнит.

Когда она открывает рот и вздыхает, из нее вырываются пять слов, которые я никак не ожидал от нее услышать:

― Кажется, я влюбляюсь в тебя.

Моргаю.

Краснею вплоть до боксеров. Проглатываю комок, образовавшийся в горле. Повторяю эти слова снова и снова в своей голове, пока они играют на повторе.

Она серьезно только что сказала, что влюбляется в меня?

Не может быть, бл*дь.

― Слегка. ― Она ерзает в своем кресле. ― Разве ты не собираешься что-то сказать? ― Ее глаза блестят как небо перед дождем. Ее голос? Робкий, хрупкий и необычайно тихий. Шепот: ― Пожалуйста, скажи что-нибудь.

Я понятия не имею, что сказать.

Она любит меня? Эта девушка ― эта горячая, великолепная, сексуальная, умная девушка ― любит меня?

Это отказывается угнездиться в мозгу. Не усваивается.

Не может.

― Боже мой! ― У нее вырывается мучительный возглас. ― Ты не чувствуешь того же. ― В ее широко раскрытых глазах вспыхивает ужас. Опустошение.

Ни одна девушка никогда не говорила мне, что любит меня, если не считать моей матери.

Я сижу в ошеломленном молчании, обдумывая, в основном, сходя с ума.

― Это не так, ― наконец, выдыхаю я, мои собственные слова скрипучие. ― Я просто не знаю, что сказать.

― Тебе не нужно ничего говорить. Я поняла. Не говорила это тебе, чтобы ты отвечал тем же. Мне просто нужно было выговориться, чтобы ты знал, что я серьезно к тебе отношусь. Что бы ты знал. ― Она вскакивает, чуть не опрокидывая стул. ― Мне пора.

― Господи, Лорел, пожалуйста…

Ее ладонь поднимается, чтобы остановить меня, нос краснеет. Она сейчас заплачет.

― Пожалуйста, просто позволь мне уйти, хорошо? Я хочу уйти. Со мной все будет в порядке.

Но она не в порядке, и я тоже.

Ни в коем случае.

Я позволяю ей уйти, на самом деле сижу и смотрю, как она собирает свои вещи, сдерживая слезы, когда запихивает дерьмо в свой рюкзак, все время желая, чтобы мозг заработал.

Господи, подскажи мне хоть раз, что я должен сейчас сказать.

«Разлука делает мой член ещё более твердым».

Ретт

― Мама.

― Привет, милый!

― Эй. ― Мое безразличное приветствие заставляет ее действовать осторожно. Возможно, она даже предполагает худшее — что кто-то из команды выкинул еще один глупый трюк.

― Все в порядке? Ты никогда не звонишь.

― Все в порядке. ― Через несколько секунд я прочищаю горло. ― Мне нужен совет.

― Это из-за Лорел?

Ерзаю на стуле и поворачиваюсь к окну.

― Да.

― Что-то случилось?

― Нет. Да. ― Я провожу рукой по лохматым волосам. Почему до сих пор не подстригся? ― Понятия не имею.

― Хорошо, ― говорит она медленно, осторожно. ― Ты знаешь, что можешь говорить со мной о чем угодно.

― Это на самом деле пустяк.

― Окей. ― Она терпеливо ждет меня. ― Это связано с… ― ее голос падает до шепота, ― с-е-к-сом?

― Что? Нет!

― Ты порвал с ней?

― Что? ― Почему она так выразилась: я порвал с ней? ― Нет, ничего подобного.

— Потому что эта юная леди влюблена в тебя, Ретт. Эти голубые глаза светятся, когда она смотрит на тебя.

― Светятся?

― Да. Даже твой отец заметил.

― Папа?

― Да, твой отец, ― мама смеется. ― Знаешь, мы тоже когда-то были молоды. Мы помним, что значит быть jeune et amoureuse (перев с фран.: Молодым и влюбленным). Так проблема в этом? ― У нее тихий голос. ― Это имеет какое-то отношение к делу? Она милая.

Не знаю, можно ли так классифицировать Лорел, но я держу рот на замке.

― И ты ей нравишься.

На самом деле она влюблена в меня.

Любит.

Я прокручиваю это слово в голове, для меня это понятие чуждое.

― В этом-то и проблема? Думаешь, ты ей не нравишься?

Мое молчание говорит само за себя.

― Почему ты думаешь, что не достоин ее любви?

Оставляю это маме, чтобы добраться до корня проблемы, даже не пытаясь. Телефонная линия молчит, пока я мысленно перечисляю причины, по которым не достоин ее любви:

Я не красавец.

Я не общительный.

Мне неловко из-за неопытности.

Мои товарищи по команде обращаются со мной, как с дерьмом, хотя теперь я самый победоносный спортсмен команды.

Лорел ― это все, чем я не являюсь: красивая, шумная и популярная.

― Милый, ты еще здесь?

― Да.

― Я хочу, чтобы ты выслушал меня, Ретт Клейтон Рабидо. ― Ее тон тверд, слова ободряющие. — Ты смышленый, умный и трудолюбивый ― немногие молодые люди твоего возраста могут сказать это.

Я закатываю глаза.

― Симпатичный.

Усмехаюсь, прерывая ее монолог.

― Молчи и слушай свою мать, ― бросает она через линию.

Стискиваю зубы.

― Я никогда не видела, чтобы кто-то так усердно работал, как ты. Это все, что ты делал с самого детства. Ставил перед собой цель и работал над ее достижением — мы никогда не могли сказать тебе «нет». Я беспокоюсь, что должна была дать тебе больше ограничений, но ты никогда не хотел соглашаться.

Мама молчит, обдумывая следующие слова.

― Практика, практика, практика. Ты помогал заботиться о Нане, когда она была жива. Работал каждое лето, копил все до последнего цента, чтобы купить джип.

Она снова делает паузу.

― Я знаю, ты думаешь, что мы с папой расстроились из-за твоего перевода, и это, вероятно, моя вина, но ты ошибаешься. Мы с папой эгоисты. Не хотели, чтобы ты переводился, потому что хотели держать тебя поближе к дому — это не имело ничего общего с Айовой как школой. Мы так гордимся тобой, Ретт. Ты всегда был образцом для подражания для своих братьев, избегая неприятностей, алкоголя и наркотиков. Тебе не кажется, что пришло время повеселиться? Влюбиться в умную, красивую девушку?

Тишина.

― Ретт, милый, любой, у кого есть глаза, видит, что она любит тебя, даже если девушка сама этого еще не знает.

Я качаю головой, чего мама не видит.

― Она знает. Она сказала мне.

― Когда? ― У мамы перехватывает дыхание.

― Сегодня.

― Ты поэтому звонишь?

― Да. Она сказала мне, и я…

― Что ты ей сказал? ― Мама мягко понижает голос.

― Ничего. ― Пауза. ― Это плохо?

Короткий вдох мамы ― не та реакция, на которую я надеялся.

Дерьмо.

― О, милый. Что она сделала?

― Она немного расстроилась, встала и оставила меня сидеть в библиотеке.

― Как ты относишься к Лорел?

― Она мне нравится.

― И это все?

Так ли это?

― Нет.

― Ты любишь ее?

― Возможно.

Наверное.

― Но ты не готов произнести эти слова?

Я готов, просто чертовски боюсь.

― Не знаю, мам. Я никогда не говорил этого никому, кроме вас.

― Извини, дорогой, но мне бы хотелось, чтобы все было просто. Хотела бы я дать тебе ответ и сказать, что делать, но не могу. В этом тебе придется разобраться самому — это твое сердце. ― Она делает паузу. ― И, Ретт, дорогой?

― Хмм?

― Не заставляй ее ждать слишком долго, не заставляй ее задаваться вопросами. Возможно, она и так уже расстроена и смущена. Поговори с ней и скажи, что ты чувствуешь.

― Хорошо.

Но я не уверен, что сделаю.

Потому что не уверен, что смогу.

«Если ты не мой парикмахер или не занимаешься со мной сексом, не трогай мои чертовы волосы».

Ретт

― Лорел, много думал об этом, и вчера вечером, когда разговаривал с мамой, она сказала, что я не должен заставлять тебя ждать, пока скажу тебе, что на самом деле чувствую.

Стоп, черт. Не могу сказать Лорел, что говорил о ней с мамой, — я буду выглядеть идиотом, маменькиным сынком.

Начинаю свою речь сначала, говорю в пустоту — в пустой двор Лорел, где никого нет, не с кем поговорить, кроме белки, которая скептически глядит на меня с большого дуба.

Я смотрю ей прямо в глаза.

― Перестань осуждать меня, маленький засранец, это и так тяжело. Я пытаюсь… я пытаюсь…

Господи, что, черт возьми, я пытаюсь сделать? Говорю, как сумасшедший. Выгляжу еще безумнее, расхаживая по двору Лорел взад и вперед перед ее чертовой дверью, легкий моросящий дождь, идущий от темных облаков, добавляет мрака к моему настроению.

― Дерьмо. Что я делаю?

С неба падает дождевая капля. Потом еще одна, пока небо не разверзается, и я буквально не оказываюсь под ливнем.

Внезапно она появляется на подъездной дорожке, босая, в футболке и обтягивающих черных леггинсах, на цыпочках бежит к своей машине. Рывком открывает дверь, её задница высовывается из кабины, когда Лорел наклоняется, выхватывая невидимый объект из центральной консоли. Хлопает дверью и поворачивается к дому.

Она не видит, что я стою здесь.

― Лорел, ― достаточно громко зову ее под проливным дождем. Она поворачивается ко мне, подняв брови, удивленная, что я нахожусь у нее во дворе.

Вообще-то, шокированная.

― Ретт? ― Она подходит ко мне, сжимая в руке зарядное устройство. ― Что ты здесь делаешь?

Щурит голубые глаза к небу, и капли воды покрывают ее волосы и кожу.

― Я пришел повидаться с тобой.

― Окей, ― она улыбается и бросает быстрый взгляд на небо. ― Хочешь зайти внутрь?

― Нет. ― Я качаю головой, козырек моей бейсболки защищает только мое лицо. ― Нет, мне нужно сказать то, зачем пришел.

Лорел медленно кивает, её волосы уже полностью промокли. Она туго наматывает телефонный шнур и засовывает его в задний карман джинсов.

― Хорошо.

Я делаю шаг вперед, потом еще один, пока не пересекаю лужайку. Пока не оказываюсь в двух футах от нее.

― Я собирался прийти с флаером; помнишь зеленые листовки, которые развешивали в кампусе? Те, «Завалить Рэтта»? Собирался сделать новый, для тебя.

Боже, я звучу глупо.

― Ах, вот как? ― Она сокращает расстояние между нами, голубые глаза практически мерцают, у неё такой необыкновенный взгляд. ― И что было бы на этой листовке?

Я смахиваю воду с ее лба, бровей.

― У меня уже была одна. В ней говорится, — я прочищаю горло, нервно собираясь с духом, ― Ретт обрел любовь. ― Пауза. ― Господи Иисусе, неужели это прозвучало так же глупо, как у меня в голове?

Лорел смеется, откидывая голову назад, черная тушь начинает немного течь. Я смахиваю грязь большим пальцем, затем беру ее лицо в свои огромные ладони. Наклоняюсь ближе, когда Лорел обхватывает мои запястья своими руками, крепко держа меня.