Даниэла Стил - Воспоминания

– Падре?

Священник устремил проницательный взгляд на Сирину. Его лицо не было знакомо девушке.

– Не могли бы вы мне помочь? Мне хотелось бы узнать о своей бабушке.

Священник вздохнул и медленно поднялся. После окончания войны многие приходили сюда с подобной просьбой. Люди умирали, переезжали, пропадали без вести.

– Не знаю, смогу ли помочь вам. Мне нужно посмотреть записи в книге. Ее имя?

– Принцесса Алисия ди Сан-Тибальдо, – тихо проговорила Сирина, отнюдь не собираясь произвести впечатление, но тем не менее манеры священника изменились: он стал более внимателен. «Неужели титул так много значит? – подумала Сирина. – Неужели есть какая-нибудь разница? Почему?» Теперь все казалось таким несущественным. Титулы, имена, деньги. Единственное, что имело для Сирины значение, – это то, что бабушка умерла.

Что-то шепча себе под нос, священник долго шелестел страницами. Наконец он кивнул головой и взглянул на Сирину.

– Вот. – Он повернул книгу так, чтобы она смогла прочесть. – Вот здесь. 9 апреля 1943 года. Умерла естественной смертью. Церковный священник совершил положенный ритуал. Она похоронена в церковном саду. Хотите взглянуть?

Сирина кивнула и торжественно проследовала за священником через узкую дверь в залитый ярким солнечным светом сад, в котором цвели цветы и стояли небольшие древние могильные памятники, а вокруг них росли невысокие деревья. Священник неторопливо направился в дальний конец сада, где виднелось всего несколько новых могил. Молча указав на небольшой камень из белого мрамора, он взглянул на Сирину, повернулся и ушел, оставив ее одну, пораженную увиденным. Поиски закончены, ответ найден. Бабушка покоится здесь, под сенью невысоких деревьев, укрытых стенами церкви Марии Чудотворицы. Она уже была здесь, когда Сирина писала ей одно письмо за другим, моля Бога, чтобы бабушка была жива. Сирине хотелось разозлиться, стоя сейчас здесь, ей хотелось ненавидеть, хотелось отомстить. Но ненавидеть было некого, бороться не с кем. Все окончено в этом саду, и Сирина испытывала сейчас только глубокую печаль.

– Прощай, бабуля, – прошептала Сирина, поворачиваясь, чтобы уйти. Глаза ее застилали слезы. Она не зашла попрощаться со священником, но около ворот он сам подошел к ней и дважды почтительно пожал на прощание руку.

– До свидания, принцесса… До свидания…

Принцесса? На миг Сирина застыла от удивления, затем повернулась и внимательно посмотрела на него. Принцесса… Он назвал ее принцессой?.. Затем медленно кивнула. Да, теперь, когда бабушка ушла из жизни, Сирина стала принцессой. Но этот титул сейчас мало что значит…

Пока Сирина плыла на гондоле, ее мучила одна и та же мысль – Серджио. Что сделал он с деньгами, полученными за дом? Что сделал с сокровищами ее родителей, с драгоценностями, принадлежавшими бабушке? Внезапно ей захотелось получить объяснения, свести счеты с человеком, уничтожившим ее семью, вернуть все, что он у нее отнял. Но, поразмыслив над этим как следует, Сирина поняла, что Серджио не сможет вернуть ей всего того, чего она лишилась. И все же в Сирине горело желание увидеть своего дядю, потребовать у него ответа, заставить его вернуть хотя бы часть наследства.

И вот теперь, сидя в гондоле, неторопливо плывшей по Большому каналу к собору Сан-Марко, Сирина знала, куда ей надо ехать. Венеция принадлежала бабушке, она была ее частью. Венеция принадлежала ей. Но Венеция не была домом для Сирины. Она всегда была чужой, незнакомой, волнующей, загадочной, таинственной… Сирина должна отправиться дальше. Должна проделать весь путь и дойти до своих истоков. Она должна поехать домой.

– Хотите попасть в собор, синьорина?

– Нет. – Сирина медленно покачала головой. Она уже закончила свои дела в Венеции. Пора двигаться дальше. – Нет, спасибо. Отвезите меня обратно на Санта-Лючия.

Неторопливо они проплыли под мостом ди Соспири, затем мостом Вздохов, и Сирина закрыла глаза. Почти инстинктивно гондольер затянул печальную песню. Через мгновение они вновь оказались под яркими солнечными лучами и выплыли на простор Большого канала, миновали красоты собора Сан-Марко, колокольни, дворца Дожей, удаляясь от центра, минуя один за другим чудесные творения Венеции. Сирина уже не плакала. Она молча смотрела на них, пытаясь запомнить навсегда, сознавая, что никогда сюда не вернется.

Когда они добрались до вокзала, Сирина рассчиталась с гондольером, дав щедрые чаевые, за которые он горячо поблагодарил ее.

– Куда вы направляетесь теперь, синьорина?

– В Рим.

Он медленно кивнул.

– Вы не были там после войны?

Девушка покачала головой.

– Там теперь все по-другому.

Но вряд ли сильно отличается от того, что она нашла здесь. Для нее изменилось все и повсюду.

– У вас есть родственники в Риме?

– Нет… Я… У меня была только бабушка здесь.

– Значит, вы посещали ее дом?

Сирина кивнула, и гондольер понимающе покачал головой.

– Мне очень жаль, что так случилось.

– Мне тоже.

Она натянуто улыбнулась и протянула ему руку. Гондольер пожал ее изящные пальчики и помог выбраться на берег.

– Возвращайтесь в Венецию, синьорина! – улыбаясь, прокричал он ей вслед, не отрывая от нее взгляда.

Сирине ничего не оставалось, как пообещать ему вернуться. Подхватив маленький чемоданчик, она направилась к вокзалу.

Когда поезд подъезжал к Риму, лицо Сирины мертвенно побледнело. Ей казалось, что в любой момент может произойти нечто ужасное. За окном мелькали знакомые места, и Сирине казалось – впервые за все эти годы, – что ее душа обнажена. Если бы кто-нибудь заговорил в этот момент с ней, она наверняка ничего не расслышала бы.

За окном проплывали городские кварталы. Внезапно Сирина поняла, что страстное желание увидеть родные места не исчезло за эти мучительные годы, оно лишь затаилось и ждало своего часа. И этот час настал… С трудом дождавшись, когда поезд начал замедлять ход, Сирина достала с верхней полки свой чемоданчик и направилась в конец вагона. Как только поезд остановился и двери вагона открылись, Сирина соскочила на перрон и побежала. Инстинктивно, не думая, что делает, она бежала мимо женщин, детей, солдат, охваченная этим диким, неопределенным чувством. Ей хотелось кричать во всю мочь: «Смотрите все! Я наконец дома!»

Но вскоре воспоминание о страшной казни родителей охладило ее восторг. Неужели ее ждет новое предательство? Но она должна увидеть свой дом! Хоть раз… Или она приехала сюда в поисках своего дяди? За объяснениями и утешениями?..

Остановив такси, Сирина бросила свой чемоданчик на заднее сиденье. Водитель, повернув голову, с интересом посмотрел на девушку, но даже не попытался ей помочь. Он смотрел на нее долго и пристально. Этот откровенный, полный желания взгляд заставил ее потупить глаза.

– Куда?

Сирина растерялась, не зная, что сказать. Действительно, куда? К дому, который принадлежал ее родителям, а теперь дяде? Но готова ли она встретиться с ним? Хочется ли ей вновь увидеть этот дом? Внезапно решимость Сирины исчезла. Дрожащими руками она поправила платье и тихо прошептала:

– Сады Борджиа.

Водитель равнодушно пожал плечами и включил зажигание.

Сидя на заднем сиденье, Сирина жадно разглядывала проносившиеся за окном знакомые улицы, площади города, притягивавшего ее к себе как магнит. Она вновь ощутила себя ребенком, волосы ее растрепались – ими поигрывал мягкий ветерок, врывавшийся в салон через приоткрытое окно, глаза широко раскрылись. Впереди уже виднелась виа Витторио Венето, и очень скоро показались темные пространства садов с освещенными кое-где прогулочными дорожками, цветочными клумбами, едва видневшимися в темноте. Внезапно до нее дошло, какие странные мысли могли прийти в голову водителю. Сады Борджиа в девять-то часов вечера? Сирина старалась не думать об этом. Отсчитав водителю деньги за проезд, откинула с плеч волосы, подхватила свой чемоданчик и вышла из машины. Глубоко вздохнув, она не спеша пошла вперед, словно единственное, что занимало ее, – это желание насладиться красотой Рима.

Сирина шла по поросшим травой дорожкам парка, поглядывая на велосипедистов, проносившихся мимо, на женщин, прогуливавших собак, на играющих повсюду детей. Было уже поздно, но стояло лето, война закончилась, к тому же завтра не нужно идти в школу. Повсюду царила какая-то праздничная атмосфера – люди улыбались, смеялись, и так же, как и во всех странах Европы, группами прогуливались молодые американские солдаты. Одни из них шли со своими подружками, беседуя и смеясь, другие старались познакомиться с проходящими мимо молоденькими женщинами, помахивая плитками шоколада, шелковыми чулками и пачками сигарет. Молодые люди говорили, наполовину шутя, наполовину всерьез, и почти всегда получали в ответ добродушную улыбку или приглашение. Даже отказы были доброжелательными, но только не от Сирины. Когда к ней приблизились два солдата, лицо ее сделалось каменным и она посоветовала им оставить ее в покое.

– Пойдем, Майки. Ты же слышал, что сказала дама…

– Да, но ты хоть разглядел ее?

Тот, который пониже ростом, свистнул, когда Сирина быстрым шагом прошла мимо в направлении виа Венето и смешалась с толпой. Эти заигрывания не представляли никакой опасности. Просто она была симпатичной девушкой, а солдатам нечем заняться, к тому же это был Рим.

– Сигарету, синьорина?

Еще один солдат помахал пачкой сигарет перед самым ее лицом. Они попадались повсюду, но на этот раз Сирина только отрицательно покачала головой. Ей не нравилось, что мундиры заполнили город. Ей не хотелось видеть людей в форме. Ей хотелось, чтобы все было так, как до войны. Но это невозможно, и она отлично понимала это. На каждом шагу встречались шрамы войны. В городе тут и там попадались оставшиеся надписи на немецком, а теперь их заменяли на американские указатели. Итальянцы вновь оказались оккупированными.

Сирине сделалось грустно. Когда-то она приходила в сады Борджиа поиграть… Иногда Сирина бывала здесь с матерью. Время от времени она и красавица мать в огромной шляпе и с чудесными смеющимися глазами, смех которой звучал как колокольчик, пускались в интересные приключения… Сирина закрыла лицо руками. Ей не хотелось больше ничего вспоминать. Но призракам, преследовавшим ее последние годы, теперь незачем отправляться за ней в далекие земли. Она сама пожаловала к ним в гости.

Сирина безотчетно свернула к фонтану ди Треви и остановилась, зачарованная им. Несколько минут она стояла неподвижно, опершись на ограду, наблюдая за струями воды, чувствуя свежесть ветерка, наполненного брызгами. Затем, медленно приблизившись к фонтану, Сирина бросила в него монету. Улыбнувшись, она неторопливо направилась дальше по виа дель Тритоне к собору Варберини, где долго стояла, раздумывая, куда идти дальше. Было почти одиннадцать вечера… Сирина вдруг поняла, что ей негде ночевать. Нужно отыскать какой-нибудь отель, пансионат… Но пока она решала, куда идти, ноги, казалось, уже выбрали направление. Когда Сирина поняла, где оказалась, ей стало не по себе.

Крошечная часть сознания советовала отдохнуть, подождать до утра. Ведь у нее был такой долгий и утомительный день… Но неожиданно для себя Сирина решилась. Она знала, куда ей идти, и никакая усталость уже не могла помешать попасть к знакомому дому на виа Юлия. Сирина должна его увидеть, хотя бы на миг! Делая последний поворот, она почувствовала, как быстрее забилось сердце, шаги сами собой ускорились. И вот, освещенный уличными фонарями, за деревьями показался фасад дворца из мерцающего белого мрамора, с высокими французскими окнами и балконами… Нижние этажи и широкие мраморные ступени, начинавшиеся от самых парадных ворот, скрывались за высокой оградой… Этот шедевр архитектуры окружали бесчисленные клумбы и газоны.

– Боже мой… – едва слышно прошептала Сирина. В темноте казалось, что с домом не произошло никаких перемен, что все осталось таким, каким было прежде. Казалось, сейчас из окна покажется знакомое лицо и отец выйдет из дверей дворца с сигарой подышать воздухом и покурить. Матери Сирины не нравилось, когда он по ночам курил сигары в спальне, поэтому время от времени ему приходилось отправляться на прогулку в сад. Просыпаясь по ночам, Сирина – тогда еще маленькая девочка – нередко видела, как отец курил в саду. Она и сейчас бессознательно пыталась отыскать его силуэт в ночном мраке. Но разумеется, никого не было, окна дома закрыты. Сирине представилось, как дядя спит здесь, в этом доме. И уже от одной мысли, что он может находиться там, внутри, у нее пропало всякое желание видеть его, бороться с ним… Какое это имеет теперь значение?

Сколько раз в мечтах Сирина представляла себе, как окажется перед родным домом… Она никак не могла оторвать от него глаз, не в силах ни приблизиться, ни уйти, ни шевельнуться. Нет, ближе она не подойдет. Теперь мечты закончились.