Даниэла Стил - Воспоминания

Сирина очень устала, других чувств практически не осталось, она вымотала свою душу до самого, как говорится, дна. Но теперь ее не волновало, что он сделает. Все кончено.

– Я не принимался, ты с ума сошла!

– Нет… – Сирина взглянула на него, охваченная приступом ярости. – Это ты сумасшедший, и пока у меня есть силы, я уезжаю отсюда. Для тебя ничто не имеет значения, кроме этого дерьма, которое ты вкалываешь себе. Не понимаю, почему ты делаешь это? Но раз ничто иное для тебя не имеет значения, я уезжаю. – Сирина буквально выстреливала в него каждым словом. – Прощай.

– И ты полагаешь, что можешь взять моего ребенка?

– Да, могу. Только попробуй остановить меня, и я сообщу в каждую газету, что ты наркоман.

Она взглянула на него с открытой ненавистью, и даже в одурманенном наркотиками состоянии он понял: она это сделает.

– Шантаж, Сирина? – Василий вопросительно поднял брови, и она кивнула:

– Именно, и не думай, что я не пойду на это. С твоей карьерой будет покончено раз и навсегда.

– Думаешь, меня это волнует? Ты сошла с ума! Чтобы я волновался из-за каких-то несчастных фотографий и рекламных листов в журналах?

– Да, думаю, иначе бы ты не кололся. Не говоря уже обо мне или о ребенке. Не думаю, чтобы мы имели для тебя какое-нибудь значение.

Он посмотрел на нее каким-то странным взглядом.

– Ты права – никакого значения.

В эту ночь он вновь исчез, и когда следующим утром Сирина покинула дом вместе с детьми, он еще не возвращался. Сирина добралась до аэропорта вместе с Ванессой, малышкой и чемоданами и села в лайнер без каких-либо проблем. Десять часов спустя они приземлились в Нью-Йорке, ровно через тринадцать месяцев после того, как покинули его. Оказавшись в аэропорту, Сирина огляделась вокруг, пытаясь понять, не во сне ли все это. Впервые в жизни отъезд не причинил боли. Ей было совершенно безразлично. Она двигалась словно в трансе, держа на руках младенца. Ванесса шла рядом. На какой-то миг у Сирины возникло такое же чувство, как тогда, когда она приехала сюда с монахинями и другими детьми во время войны, и, когда эта мысль пронеслась у нее в мозгу, слезы медленно покатились по ее щекам, а увидев Тэдди, Сирина начала всхлипывать, будто один его вид дал выход переполнявшим ее чувствам.

Тэдди бережно проводил их до машины и отвез на квартиру, которую снял для них на месяц. Сирина осмотрела небольшую комнатку, прижимая к себе новорожденную Шарлотту. В квартирке имелась лишь одна спальня, но ее это не волновало. Главное – она находилась в трех тысячах милях от Василия. У Сирины почти не было с собой денег, но она привезла бриллиантовый браслет, который Василий подарил в прошлом месяце, и намеревалась продать его. Сирина надеялась, что у нее таким образом будет достаточно денег, чтобы продержаться до той поры, пока наберет обороты ее работа моделью. Она уже попросила Тэдди позвонить Доротее.

– Ну, как ты себя чувствуешь, вернувшись обратно? – Глядя на нее, Тэдди улыбался, но в его глазах светилось беспокойство. Сирина выглядела измотанной, Ванесса – ничуть не лучше.

– Полагаю, я еще не совсем оправилась, – ответила Сирина, оглядываясь по сторонам. Стены были пусты и белы, мебель в современном датском стиле.

– Извини, это не «Ритц», – с улыбкой извинился Тэдди, и впервые за все время они рассмеялись.

– Тэдди, дорогой, меня это совершенно не волнует. У нас есть крыша над головой, и главное – мы уже не в Лондоне.

Ванесса тоже улыбнулась. Тэдди взял на руки малышку.

– Как поживает моя маленькая подружка?

– Постоянно хочет есть.

– Ничуть не похожа на свою маму, которая выглядит так, словно никогда не ест.

Сирина потеряла вес, что набрала за время беременности, и вдобавок к этому еще пятнадцать фунтов. И все это за шесть недель после родов.

– Если я собираюсь вновь работать моделью, то это как раз то, что нужно. Кстати, что сказала Доротея?

– Что ждет тебя затаив дыхание, так же как все фотографы Нью-Йорка.

Сирина обрадовалась:

– Да, это приятная новость.

Но самое приятное для нее состояло в том, что она уехала от Василия. Были моменты, когда ей казалось, что она никогда не сумеет сделать этого. Но теперь все кончено, и Василий знал это. Она также сообщила об этом Андреасу. Сирина надеялась, что никогда больше не увидит Василия. За последнее время она наслушалась достаточно лжи и пережила много горя.

– Как ты считаешь, он не примчится за тобой сюда? – спросил Тэдди, когда Ванесса уже отправилась спать.

– Какой ему от этого прок, я не стану встречаться с ним.

– А ребенок?

– Не думаю, чтобы дочь его действительно интересовала. Он слишком занят собой и своими наркотиками.

– Не говори так… Судя по тому, что ты рассказала, он без ума от нее.

– Но не настолько, чтобы прекратить колоться.

– Я все еще никак не могу в это поверить.

– Я тоже. Иногда я спрашиваю себя, смогу ли снова стать прежней.

– Конечно. Дай время.

За свою жизнь Сирина пережила столько потрясений, что Тэдди не сомневался, что она справится и с этим. Тэдди благодарил Бога, что она наконец-то рассталась с Василием.

Сирина, вздохнув, повернулась к нему.

– Не знаю, Тэдди. Мне кажется, ты прав: все оказалось таким кошмаром, что трудно понять, что, собственно, произошло. Понимаешь… мне кажется, это зелье делает его безумным.

Сирина сменила тему, и они принялись обсуждать дальнейшую учебу Ванессы. За последние шесть недель бедной девочке пришлось пережить очень многое. Сирина склонялась к мнению дать ей отдохнуть некоторое время от учебы. Все, что интересовало Ванессу, – это забота о сестренке. Она была без ума от своей крошки-сестренки, которую звала Чарли. Сирина с трудом отбирала у нее малышку, когда приходило время ложиться спать.

– Она просто великолепна, – с явной гордостью говорил Тэдди о племяннице, и Сирина радостно смеялась.

Он оставил их одних устраиваться в квартире. Покормив ребенка, Сирина улеглась в постель. Она спала глубоким сном без сновидений и проснулась несколько посвежевшей.

Спустя несколько дней Сирина отправилась в агентство Керр, и Доротея внимательно оглядела ее с головы до ног, уперев руку в бедро.

– Я тебя предупреждала, не так ли? – Она усмехнулась Сирине. – Но я, разумеется, рада твоему возвращению.

– Но не настолько, насколько я рада снова оказаться тут.

Они выпили по чашке кофе, и Доротея рассказала Сирине о последних нью-йоркских слухах. В городе появилась новая девушка, за которой с начала лета фотографы организовали настоящую охоту. Она была родом из Германии, немного походила на Сирину, но Доротея считала, что имелась работа и для Принцессы.

– Они скучали по тебе, в этом нет никакого сомнения.

Доротея также заметила, что после рождения ребенка в лице Сирины появилось что-то необыкновенное. Она стала еще тоньше, чем была до этого, мудрее, в ее глазах появилось больше серьезности. Это-то и подсказало Доротее, что Сирина изрядно натерпелась с Василием.

– А как насчет Василия? Все кончено? Навсегда?

Сирина молча кивнула.

– Хочешь сказать почему?

Но Сирина лишь покачала головой и похлопала подругу по руке:

– Нет, дорогая, не могу. Да и ты вряд ли захочешь знать. Я словно отправилась туда, откуда мне, казалось, никогда не выбраться. И вот теперь я здесь. Я не хочу помнить, не хочу вспоминать, даже думать о возвращении назад. Мое единственное воспоминание о прошлом – Чарли, и она здесь, со мной.

– Слава Богу.

Доротея смотрела на нее с сочувствием. Год, проведенный Сириной с Василием, очевидно, оказался гораздо хуже, чем она думала.

К концу недели Василий начал звонить в агентство, доводя Доротею до белого каления. Он хотел выяснить, где Сирина, как ее отыскать, как ей позвонить. Сирина строго-настрого наказала ничего ему не говорить. Но однажды случилось так, что трубку сняла одна из моделей, и Василий упросил ее дать ему адрес Сирины. Она отыскала телефон и адрес Сирины среди карточек и, ничего не подозревая, назвала ему.

На следующий день он прилетел в Нью-Йорк. Когда Василий подошел к двери ее квартиры, Сирина собиралась выйти в город.

– Сирина…

Она обомлела, увидев его перед собой. По его глазам было заметно, что он продолжал колоться и сейчас, очевидно, был не в себе. Сирина попятилась в квартиру. Дети играли в гостиной с няней. Она попыталась захлопнуть дверь, но Василий отодвинул Сирину в сторону, бормоча, что хочет увидеть свою дочь, что она не может лишить его этого права. Сирина наблюдала, как он смотрит на Чарли. Она почувствовала, как в ней пробуждается страх и злость. Вся грязь последнего года всколыхнулась и заплясала у нее перед глазами, когда Василий повернулся к ней и уставился своими затуманенными и дикими глазами.

– Как, черт тебя подери, ты нашел меня?

Голос ее прозвучал резко, глаза ее сверкали. Она проехала три тысячи миль, чтобы скрыться от него, и вот теперь он опять здесь, опять рядом.

– Я должен был найти тебя. – Василий тупо смотрел на нее. – Ты моя жена.

Няня не сводила с них глаз, она испугалась, Ванесса инстинктивно прижала к себе Чарли. Она видела, как мать с каждым мгновением все больше выходит из себя, а Василий, казалось, совсем сошел с ума.

– Почему ты не вернулась?

– Я никогда не вернусь. И я не намерена обсуждать это здесь. – Сирина взволнованно посмотрела на детей. Ванесса достаточно насмотрелась на подобные сцены, и ей не хотелось, чтобы она видела это снова.

– Тогда пошли туда.

Он указал на спальню, и Сирина пошла за ним, шагая широко и раздраженно.

– Хочу, чтобы ты вернулась домой!

Он повернулся к ней, но она отрицательно покачала головой:

– Нет. Ты понимаешь? Я никогда не вернусь к тебе, Василий. А теперь убирайся из моего дома и из моей жизни.

– И не подумаю! – крикнул он, срываясь на визг. – Ты забрала моего ребенка, ты моя жена и должна идти домой, если я говорю тебе.

– Ни черта я не должна! Ты – чертов наркоман, ты почти погубил меня и моих детей…

– Но я же… Нет… Я люблю тебя…

Произнося эти слова, Василий приблизился к ней, его сумасшедшие черные глаза впились в ее, руки сомкнулись на ее горле и сжимали все сильнее и сильнее. Сирина начала задыхаться лицо ее посинело, а он продолжал кричать:

– Я люблю тебя!.. Я люблю тебя!.. Я люблю тебя!

В комнате Ванесса слышала Василия, но прошло несколько минут, а до нее не долетал голос матери. Охваченная внезапной паникой, чувствуя, что чего-то не хватает, она распахнула дверь, продолжая сжимать Чарли в руках. Ванесса увидела в спальне Василия, стоявшего на коленях и сжимающего горло Сирины. Мать лежала на полу, голова ее была повернута под неестественным углом, глаза широко раскрыты, альбом с ее фотографиями валялся на полу.

– Что ты сделал с моей мамой?! – закричала Ванесса, крепко прижимая к себе Чарли.

– Я убил ее, – тихо ответил Василий. – Потому что я люблю ее. – Затем, истерически зарыдав, он рухнул на пол рядом с Сириной.

Следующие две недели во всем мире только и говорили о смерти Сирины Фуллертон Арбас. Ее прошлое, смерть родителей, брак с Брэдом, а затем с Василием вновь и вновь на все лады обсуждались в прессе. Приверженность Василия к героину получила широкую огласку, его браки, периодические пребывания в психиатрической клинике также обсуждались на все лады. Особое внимание привлекала предстоящая судебная битва за детей. Сам по себе скандал не шел ни в какое сравнение с другими, но главным вопросом оставалась судьба детей. Точно так же, как и Брэд, умерший пять лет назад, Сирина не оставила завещания. И если ее незначительные средства могли быть поделены между детьми, то предстояло решить главный вопрос: с кем жить детям? Будут ли они жить вместе или же предстоит война между Фуллертонами и Арбасами? Судебное разбирательство было назначено на конец октября. Предстояло выслушать все стороны, и ожидалось, что дело будет быстро решено. Тэдди хотел удочерить детей Сирины, но его мать категорически воспротивилась:

– Я этого не допущу. Одному Богу известно, кем станут дети от такой матери! А с младенцем вообще темная история, связанная с убийством и наркотиками.

– А Ванесса? Неужели ты можешь сказать что-нибудь недоброе и против нее?

Тэдди страшно разозлился на мать. Он ходил убитый горем после смерти Сирины. Но даже среди этого ужаса у Маргарет не нашлось доброты для своей единственной внучки, и это подорвало в нем последние чувства к матери. Только Пэтти необычайно интересовалась судьбой Ванессы. Грег большую часть времени был слишком пьян, чтобы проявить хоть какой-то интерес. Однако Пэтти постоянно обсуждала прочитанное в газетах и заявляла, как ужасно, что подобное случилось с единственным ребенком Брэда. Какое-то время Тэдди трогала ее обеспокоенность судьбой Ванессы, но дни следовали за днями, и навязчивость Пэтти начала его беспокоить. Она часто звонила ему в офис, желая поговорить на эту тему, а за несколько дней до слушания дела в суде позвонила и спросила имя судьи.