Кэндис Герн - Восторг ночи

Это будет полный разрыв. Адам откажется от городской жизни, которую всегда предпочитал, и поселится в сельской местности, где его невеста будет счастлива. Он станет сквайром и обзаведется целым выводком детей.

Он посвятит оставшуюся жизнь счастью Клариссы. Он попытается сделать что-нибудь значительное в своей жизни.

И может быть, однажды, спустя годы, когда Адам привыкнет к новой жизни, когда его чувства к Клариссе станут более глубокими, когда он окончательно укоренится в Дорсете настолько, что не сможет покинуть его, – может быть, тогда он снова посетит Лондон и Марианну. Они встретятся, как старые друзья, и будут вспоминать те дни, когда проводили время втроем с Дэвидом. Их единственная, неповторимая ночь в Оссинг-Парке станет не более чем приятным воспоминание. Причем для нее в меньшей степени, поскольку она никогда не узнает, что провела эту ночь с ним.

Это будет своеобразным наказанием для него за то, что он сделал. За то, что подверг ее мучениям. За то, что обманул ее. За то, что любил ее.

Чувство вины, оттого что он этой любовью предал своего лучшего друга, угнетало его больше, чем возможность навсегда потерять Марианну. Адам не так переживал из-за событий прошлой ночи, как в связи с тем, что втайне любил ее все те годы, когда Дэвид был еще жив, хотя никогда не признавался в этом даже самому себе.

«Прости меня, Дэвид. Я не думал, что так получится». Никогда больше не видеть ее, никогда не прикасаться к ней и не слышать ее смеха – это будет самым страшным мучением для него. Но он выдержит его во искупление своих грехов. Расставание с ней – единственно правильное решение.

Но как же больно! Казалось, Адам знал Марианну целую вечность. Он очень дорожил ее дружбой. Она всегда нравилась ему, а теперь он безумно влюблен в нее. Теперь Адам познал ее тело и ее страсть. Она превзошла все его ожидания, и память об этом он будет хранить всю оставшуюся жизнь.

Адам повернулся на звук шагов. Появилась служанка в дорожном плаще, со шляпной коробкой и коробкой поменьше, в которой, вероятно, хранились драгоценности Марианны. Она присела перед Адамом в реверансе и прошла мимо. Служанка передала шляпную коробку лакею, который поместил ее на крышу экипажа вместе с другими вещами и весь багаж крепко привязал ремнями. Коробочку с драгоценностями девушка оставила при себе и села в карету.

Вскоре из дома вышла Марианна. На ней был зеленый бархатный жакет поверх желтого в полоску платья, которое Адам приметил раньше, и соломенная шляпа с изогнутыми полями. Это был довольно привлекательный наряд, яркий и веселый, однако ее бледное мрачное лицо не выражало ни малейшей радости. Она остановилась и посмотрела на Адама. В ее красивых карих глазах чувствовалось напряжение.

– Спасибо, что провожаешь меня, – сказала она.

– Не стоит благодарности.

– Ты должен понять, что я не могу здесь оставаться. Ты, несомненно, узнал из моего разговора с подругами, что произошло.

– Да.

Марианна закрыла глаза и внезапно густо покраснела. От стыда? От замешательства? От горя? Ее вид, словно нож, поразил его в самое сердце.

– Я в полном замешательстве, Адам. Я не знаю, что делать. Мне необходимо уехать отсюда.

– Понимаю.

– О, Адам, ты так добр ко мне. Что бы я делала без тебя?

Казалось, нож повернули в его сердце. Адам подал ей руку. Она улыбнулась и приняла ее. Они спустились по ступенькам крыльца и направились к карете. Он внимательно изучал Марианну, стараясь запомнить черты ее лица: элегантный овал подбородка; прямой нос, который от озабоченности казался длиннее, чем обычно; прекрасную матовую кожу, которая ощущалась очень гладкой, когда он касался ее своим шершавым подбородком; нежные щеки, похожие на персики в лучах солнца; большие карие глаза с длинными, изогнутыми вверх ресницами; нежный, сочный рот с нижней губой, немного более полной, чем верхняя. Ямочки на щеках сейчас не были видны, но можно было различить едва заметные впадины, где они появлялись, когда она улыбалась.

Он вглядывался в ее образ с напряженностью художника-портретиста, словно хотел навсегда запечатлеть его.

Марианна повернулась к нему, когда они подошли к открытой дверце кареты.

– До свидания, Адам. Спасибо тебе.

Он взял ее руку и прижался к ней губами. От ее перчатки исходил легкий аромат туберозы.

– До свидания, дорогая.

Он помог ей подняться по ступенькам кареты. Она опустилась на подушки и расправила свои юбки, потом подняла голову и сказала:

– О, Адам, я совсем забыла! Ты можешь оказать мне услугу?

– Любую.

– Я попрощалась с леди Престин, но не смогла поговорить с лордом Джулианом. Когда он будет в состоянии принимать визитеров, передай ему, что я ужасно сожалею о том, что случилось с ним. И мои извинения за столь поспешный отъезд.

– Да, конечно.

– Но прошу – ни слова о причине моего отъезда. Скажи ему… какое-то личное дело вынудило меня вернуться в город.

– Не беспокойся, дорогая. Я передам ему твои извинения без лишних объяснений.

– Спасибо еще раз, Адам. Ты, как всегда, остаешься моим верным другом.

Адам заставил себя улыбнуться и кивнул.

– Наслаждайся оставшимся отдыхом. Увидимся, когда ты вернешься на Брутон-стрит, – сказала Марианна.

Нет, они больше не увидятся. Адам почти бессознательно взял ее руку, притянул к себе и нежно поцеловал, остро ощущая момент расставания. Он продлил поцелуй несколько дольше, чем полагалось по этикету, наслаждаясь последней возможностью ощутить ее близость и не желая прерывать ее.

Надо было оторваться, чтобы не поддаться искушению вытащить Марианну из кареты и заключить ее в свои объятия. Адам отпустил ее руку, и она, откинувшись на спинку сиденья, пристально посмотрела на него широко раскрытыми глазами.

Адам закрыл дверцу кареты, повернулся и зашагал прочь.

Он снова потряс ее своим поцелуем. Ее тело все еще трепетало, когда карета выехала через ворота Оссинг-Парка. Зачем он это сделал? Она и так пребывала в замешательстве. Адам должен был учитывать это. Марианна не сомневалась, что он слышал весь ее разговор с подругами. Тогда зачем он своим поцелуем усугубил ее страдания?

Служанка Роуз, сидевшая рядом с ней в карете, делала вид, что ничего не заметила. Или, может быть, полагала, что нет ничего особенного в этом кратком дружеском поцелуе. Марианна хотела бы верить в то же самое, если бы не чувствовала что-то более глубокое в этом прикосновении его губ. В нем явно ощущалась тревожная прощальная нота, которая крайне огорчала ее. И еще что-то неуловимое, оставившее след в глубине ее сознания.

Впрочем, не важно. Сейчас не время беспокоиться об этом. При иных обстоятельствах она сосредоточилась бы на этом поцелуе и попыталась понять, что он означал, но у нее были более важные проблемы.

Кто был в ее постели? Роуз обычно любила поболтать, когда они оставались вдвоем, но в данный момент Марианна не хотела заниматься праздными разговорами. Ей надо подумать. Она прислонилась к раме окошка и закрыла глаза, притворившись дремлющей.

Каждый раз, когда она думала о том, что проделывал неизвестный мужчина с ней в постели, ей становилось не по себе. Проснувшись утром, Марианна с восторгом вспоминала, какое наслаждение доставляли ей прикосновения и поцелуи желанного любовника. Закрывая глаза, она почти ощущала его ласки, и ее тело предательски реагировало на воспоминания.

Теперь, воспроизводя в памяти те же самые подробности, она испытывала только отвращение. Кто же этот неизвестный мужчина? Неужели это действительно сэр Невилл Кеньон? Она едва знала его. Марианна попыталась вспомнить его образ и сравнить со своим представлением о таинственном любовнике.

Руки ее любовника, покрытые мягкими волосками, были мускулистыми и крепкими. Марианна никогда не видела сэра Невилла без сюртука и потому не могла сказать, какие у него руки. У любовника были широкие плечи. У сэра Невилла тоже. Волосы на голове любовника казались длинными, когда она погрузила в них свои пальцы. Волосы же сэра Невилла нельзя было назвать ни особенно короткими, ни особенно длинными. Возможно, это были его волосы, но она сомневалась.

И Марианна отчетливо помнила запах своего любовника, который еще долго оставался на постельном белье и на ее коже после того, как он ушел. Это был обольстительный запах мускуса, смешанный с ароматом лавровишневой туалетной воды. Она отчетливо помнила его.

Марианна резко открыла глаза. Она прекрасно знала этот запах. Она обоняла его не более пяти минут назад.

Адам!

У него широкие плечи и длинные волосы на голове. И она часто видела выступавшую из раскрытого ворота рубашки волосатую грудь, когда он снимал галстук в ее гостиной. Кроме того, у него плоский живот. И, несомненно, это был его запах.

Адам! Адам стал ее таинственным любовником.

Марианна закрыла глаза и вздохнула. Адам. Любовник, о котором она давно мечтала. Мужчина, с которым ее долгие годы связывала платоническая дружба, и чьи недавние ласки пробудили ее дремлющие инстинкты. Он был лучшим из мужчин, и она с некоторых пор втайне желала, чтобы он стал ее любовником.

Адам. Адам. Адам.

Марианна прижала руку к груди и подавила готовый вырваться крик. Значит, это был Адам, а не какой-то неизвестный мужчина. Это Адам возносил ее к вершинам страсти. Это Адам дарил ей неведомые доселе ласки. Это Адам постарался убедить ее, что она способна получать полное удовлетворение от интимной близости.

Потому что Адам знал истинное положение дел. Он знал, чего она никогда не испытывала, и предоставил ей возможность познать наивысшее наслаждение.

О Адам! Слава Богу, что это был он, а никто другой. Мужчина, которому она больше всего доверяла. Ее ближайший друг.

Однако какой же он негодяй!

Скотина!

Подлец!

Как он посмел! Как мог совершить такое с ней? Ведь ему предстоит вскоре жениться на Клариссе. Они не могут быть любовниками. Он прекрасно знал это. Почему же тогда решился на подобный шаг? Несмотря на то, что в последнее время их отношения приобрели новый характер, он понимал, что они никогда не станут любовниками. Может быть, поэтому он тайком пробрался в темноте в ее кровать и притворился кем-то другим? Потому что знал, что иначе она не примет его?

Марианна вспомнила, как он поддразнивал ее, говоря, что с радостью стал бы ее любовником, если бы не был помолвлен с Клариссой. Может быть, он вовсе не шутил тогда? Может быть, он давно желал ее? Если так, то какого черта не сказал ей об этом? Она приняла бы его с распростертыми объятиями.

Теперь все становилось понятным. Он с самого начала выразил неодобрение ее намерению найти любовника. Не потому ли, что хотел сам быть им, хотя не мог выступить в этой роли? За исключением Джулиана все ее потенциальные любовники были отвергнуты по той или иной причине? Не стоял ли за всем этим Адам? Боже, не исключено также, что он повинен в несчастье, свалившемся на Джулиана.

Как он посмел! Почему решил, что может вмешиваться в ее личную жизнь подобным образом? Кто дал ему право лишать ее возможности испытать сексуальную страсть с другим мужчиной? И самое ужасное – чтобы не позволить другому мужчине заняться с ней любовью, он покалечил беднягу и забрался в ее постель, притворившись кем-то другим.

Адам понимал, что Марианна обнаружит правду, как только узнает об инциденте с лордом Джулианом. И что тогда? Он что, рассчитывал, что она поблагодарит его за доставленное удовольствие, зная, что это никогда больше не повторится? Или она должна поблагодарить его за то, что он разбил ей сердце и к тому же предал Клариссу? Ее охватило негодование. Марианна была готова приказать кучеру развернуть карету и вернуться в Оссинг. Ей хотелось притащить Адама в тир, поставить его там вместо мишени и выпустить в него все стрелы. Или, может быть, столкнуть его с лестницы, где он стоял, подслушивая ее признания подругам и внутренне ликуя, когда она упоминала о его необычайных любовных ласках. Или следует дождаться, когда он вернется в Лондон, полезет к ней через проклятый балкон и тогда сбросить его вниз, чтобы он сломал себе шею?

Нет, она слишком разгневана сейчас, чтобы снова встретиться с ним. Надо обдумать дальнейшие действия. Марианна в замешательстве смотрела в окошко кареты, не замечая пейзажа. Она не могла поверить, что Адам так подшутил над ней. Но она прекрасно помнила все, что он делал. Марианна закрыла глаза, вновь переживая каждое прикосновение, каждый поцелуй. Он доставил ей невиданное ею наслаждение. Может быть, все-таки следует поблагодарить его за это? Несмотря на свой гнев, она испытывала облегчение от сознания того, что это никто другой, а Адам стал свидетелем ее неудержимой страсти.

Подумав о том, сколько усилий он приложил, чтобы отвадить от нее других мужчин, Марианна вынуждена была признать, что ей приятно сознавать это. И в то же время подобное вмешательство в ее личную жизнь раздражало ее.