Наконец она положила вилку и нож, взяла чашку кофе и неожиданно для себя сделала шумный глоток. Красивые губы герцога тронула улыбка.

— Хорошо, Сэриз, я могу тебе как-то помочь? Если ты уверена, что Эштон не заплатит, я хочу сделать тебе подарок. Что-нибудь этакое, чтобы помочь, пока ты не найдешь другого любовника в городе. Деньги защитили бы тебя от хозяйки борделя…

— Нет! — слишком резко воскликнула Энн, и у герцога удивленно поползли вверх брови.

Энн с трудом сглотнула. Дело было не только в том, что она не могла вернуться в Лондон. По правде говоря, ей не хотелось искать другого любовника. Ей понравился герцог. Он был гораздо нежнее и добрее тех мужчин, которых она знала раньше, если не брать в расчет отца и деда.

— Я не хочу принимать подаяния, ваша светлость. Я предлагаю честное соглашение.

— Я не могу завести любовницу, дорогая моя. Да еще такую восхитительную, как ты. Это невозможно.

— Но мне понравилось… доставлять вам удовольствие. — Даже произнеся эти слова, Энн знала, что это не сработает.

— Ангел мой, я не хочу отправлять тебя в Лондон навстречу опасности. Но я хочу услышать от тебя правду. Мне кажется, лучше всего начать именно с этого. Расскажи мне все.

— Что все? — увильнула от прямого ответа Энн.

— В каком борделе ты работала? — с тихим стоном поинтересовался Девон. — Как зовут твою хозяйку? И что конкретно ты сделала, что она решительно настроена убить тебя? Это ведь не из-за того, что ты сбежала, любовь моя. Ты обокрала ее?

— Нет! — Господи, разве не была бы ее жизнь намного легче, если бы она начала воровать?

— Тогда в чем твое преступление, любовь моя?

Убийство. Но Энн не могла рассказать ему об этом.

— Я ничего у нее не украла. Просто сбежала.

— Она должна что-то хотеть от тебя, чтобы тебя преследовать. Или это желание мести.

Герцог был лишен возможности видеть, но сохранил проницательность и ум, и Энн задыхалась от паники, пытаясь придумать правдоподобную историю, а не выкладывать ему правду о том, как она обнаружила, что Мадам Син выкрала трех молодых девчушек и собиралась продать с аукциона их невинность.

Ничего этого она не могла рассказать герцогу. Энн понятия не имела, какие подробности просочились в прессу. Но она должна указать ему причину своего побега, в которую он поверит.

— Моя Мадам содержала нас как пленников.

— Как пленников? Ты хочешь сказать, вам не позволяли выходить на улицу?

— Нет, никогда. — В голосе герцога Энн уловила скептические нотки. — Мадам боялась, что мы сбежим. Она держала нас взаперти, пока мы не поняли, что у нас нет реального пути к спасению.

— Однажды меня держал под стражей француз, — поскреб подбородок герцог. — Необычайно неприятный опыт. Я сочувствую тебе. Но это ведь не все, да?

Энн захлестнули противоречивые чувства. С одной стороны, его мягкий голос вызвал прилив тепла и надежды, а с другой — еще более глубокий и холодный страх.

— Это все. К-когда я сбежала, я доказала, что это возможно. Очевидно, другие девушки последовали за мной. Наша Мадам лишилась контроля. Своей власти.

О, как Мадам наслаждалась своей властью над ними. Вспоминалась триумфальная усмешка Мадам, когда охранник Мик Тейлор втащил в ее кабинет Энн и девочек. Мадам угрожала отдать Энн клиентам, которые получали удовольствие, избивая женщин и причиняя им боль. Младшую из девочек она ударила по щеке, потом пригрозила старшей, Вайолет, предупредив, что, как и Энн, отдаст ее самым жестоким клиентам. Энн прижала к себе перепуганных девочек, решив не отпускать их от себя. Мадам хладнокровно достала пистолет и нацелила его в голову Вайолет. «Отпусти их, Энн, глупышка, — сказала она, — или я выстрелю этой между глаз».

В следующее мгновение в руках у Энн оказалась кочерга, и она с криком ярости ударила ею по пистолету. Мадам отшатнулась в сторону и оступилась, а кочерга обрушилась на ее голову…

— Сэриз? — Герцог осторожно поставил кофейную чашку.

— Я знаю, — глубоко вздохнула Энн. — Мадам ничего не стоит заплатить человеку, который отыщет меня и убьет.

— Откуда ты, мой ангел, с таким очаровательным голосом и правильной речью, присущей леди? Как ты оказалась в борделе?

О, это были коварные вопросы. В прессе ее называли «маленькой герцогиней». Надо быть осторожной. Лучше избежать рассказов о собственном прошлом.

— Я жила в лондонском борделе, но родилась в деревне. Мать овдовела и стала… работать экономкой. Потом она потеряла место и привезла меня в город, чтобы найти работу. Я была очень маленькой, но научилась говорить правильно.

Все это было сплошной выдумкой.

— Она оказалась в борделе, ангел мой, и взяла тебя с собой?

— Нет, она работала швеей. Потом она умерла, а я оказалась в борделе. Мне больше некуда было пойти.

Вот это было правдой.

Пять лет назад, спустя несколько дней после того, как у театра она встретила герцога, у нее закончились деньги, и ей пришлось опять возвращаться к театру. Там она подошла к другому мужчине, и это был виконт Ратли. Он оказался не таким благородным, как герцог, и захотел, чтобы она стала его любовницей. Энн поверила ему. Он предоставил ей денежное содержание. Этих денег оказалось достаточно, чтобы заплатить за настойку опия для матери. Но спустя всего несколько недель Энн надоела виконту Ратли. Однако вместо того, чтобы дать ей расчет, он передал ее Мадам в счет собственных неоплаченных счетов.

— Прости.

Энн вздернула подбородок. Ей не требовалась его жалость. Господи, есть хоть какой-то способ покончить с этими вопросами и убедить его оставить ее здесь?

— Позвольте мне помочь вам, — выпалила Энн. — Я видела, как вы отчаялись, когда в библиотеке наткнулись на тот столик. Мой дедушка ослеп, и я помню, что он делал, чтобы справиться с этим. Возможно, вам это тоже помогло бы…

— Ангел мой, мне не нужна помощь. Единственный способ «исцелить» меня — это вернуть мне зрение. И какой бы очаровательной и интригующей ты ни была, с этим ты не справишься.

— Однажды дедушка сказал мне, что уверен: его слепота на самом деле подарок.

— Тогда твой дед был сумасшедшим. — Герцог потянулся за чашкой, и Энн увидела, что он сейчас опрокинет ее. Она подскочила и подхватила чашку, пока он не сделал этого. Если сейчас произойдет нечто подобное, она никогда его не уговорит. А должна. Мысль о смерти Мадам не давала ей покоя. Она должна стараться, чтобы уцелеть.

— Может, я могла бы показать вам, ваша светлость, почему дедушка ощущал свою слепоту именно так. Я понимаю, что не способна вернуть вам зрение, хотя очень этого хотела бы, зато уверена, что сумею сделать вас счастливым. Мне известно, что раньше вы любили играть и заключать пари. Почему бы вам не заключить пари со мной? Я уверена, что помогу вам стать тем человеком, каким вы были до того, как ослепли. У меня есть такие средства, о которых вы даже не подозреваете.

— Пари? — Герцог откинулся на спинку стула, приподняв брови. По крайней мере ей удалось заинтересовать его. И отвлечь от предыдущих вопросов.

Энн понимала, что бросила вызов и должна выиграть. Но с чего начать?

Герцог почесал подбородок, продираясь пальцами сквозь отросшую бороду.

Ну конечно! Пока Энн не исполнилось пятнадцать, пока не умер отец, она находилась на попечении чопорных и умелых нянек и серьезных гувернанток. Что делали няньки, когда она являлась домой с грязным лицом и взлохмаченными волосами? Крепкие руки подталкивали ее к ванне, погружали в воду, где потом тщательно оттирали от грязи. Проживая затем в трущобах, Энн знала, как трудно избежать несчастья, если не можешь избавиться от грязи и взъерошенных волос.

Вот с чего она начнет. Она приведет его в порядок.

Глава 5

— Ты просишь разрешения подойти ко мне с бритвой?

— Я хочу побрить вас. — Энн подтолкнула герцога к стулу, стоявшему перед туалетным столиком из красного дерева. Нервозность заставила ее взять инициативу в свои руки и действовать без промедления. Его бритвенный прибор лежал на полотенце, очевидно, его оставил камердинер. Она дала указание лакею принести таз с водой. — Вам нужно хорошенько побриться. Пожалуйста, садитесь, ваша светлость.

— Ангел мой, это не очень удачная идея.

— Наоборот. Вы опять скребете щетину. Когда ее не станет, вы почувствуете себя гораздо лучше.

— Это еще неизвестно, — осторожно заметил герцог. — Мне не нравится мысль о том, что ты будешь касаться лезвием моей шеи.

— Чепуха, я сделаю это очень осторожно, — пообещала Энн. Она надеялась, что, вступив с ним в спор, не забивает гвозди в крышку собственного гроба. Как он заметил, ей платят за то, что она выполняет его указания, а не за откровенные высказывания.

Кэт, побывавшая любовницей многих пэров, четко объяснила, что должна делать любовница. И первым пунктом в списке стояло как раз уклонение от споров. Оказалось, что умелая любовница обладает сноровкой и за пределами спальни. Она знает, как расхваливать своего покровителя, как дать ему почувствовать себя богом среди людей. Провожать его в туалетную комнату в роли заботливой нянюшки — не лучший способ польстить.

Черт. Но ей придется это сделать. Номер с сексом не прошел, поэтому надо показаться ему такой полезной и необходимой, что он даже забудет думать о том, чтобы отправить ее назад.

— Я, конечно, не стану умышленно делать вам больно, — сказала Энн. — И я проделывала это раньше много раз, — с удивительной легкостью сорвалась с ее губ ложь. — Мне кажется, это будет очень… эротично.

— Да уж, — усмехнулся Девон, но уже в следующее мгновение его губы вытянулись в одну линию, выражение лица стало тревожным. — Я беспокоюсь за свою реакцию, когда бритва коснется шеи.

О Боже, об этом она не подумала.

— Все, что вам нужно делать, так это помнить, что я вас брею, что опасности в этом никакой нет, что вы не на поле боя, а в собственной туалетной комнате. Просто помнить: вы — в абсолютной безопасности.

— Ладно, мой ангел, согласен попробовать. Только жаль, что лезвие острое.

Энн молилась, чтобы у нее все получилось. Она никогда в жизни не брила мужчину и всего несколько раз мельком видела, как камердинер ее отца проделывал это. Ей придется проявить осторожность и очень постараться, чтобы не поранить шею герцога.

Пока Энн заканчивала завтрак, герцог подошел к одному из огромных окон в библиотеке. Он проделал этот путь, постукивая прогулочной тростью, потом прижал обе ладони к окну и прислонился лбом к холодному влажному стеклу.

В его позе было столько тоски и боли! И Энн вдруг все поняла. Вдали от имения и от семьи герцога удерживал страх. Марч просто боялся причинить кому-то боль.

Собрав все свое мужество, Энн повернулась к туалетному столику. Лакей принес две чаши, одну — для мытья бритвы, вторую — для ополаскивания лица. От обеих чаш поднимался пар.

— Теперь я собираюсь покрыть ваше лицо пеной, — сказала она, мягко коснувшись щеки герцога.

С доверием, которого она не заслуживала, Девон откинул голову назад, прижав кулаки к бедрам.

Энн тяжело сглотнула, взяла мыло для бритья и провела им по шее Девона. От ее прикосновения у него напряглись мышцы. Он прикрыл глаза и медленно дышал. Было понятно, что он изо всех сил старается не потерять самообладание.

— Сейчас я прикоснусь к вам бритвой, — сказала Энн, заходя сзади.

Внезапно герцог поднял руку, и Энн замерла от ужаса. Она, протягивая руку с лезвием вперед, едва не порезала ему предплечье.

— Нет, не могу я пойти на это, любовь моя, — решительно заявил герцог.

— Доверьтесь мне, — нервно сказала Энн. Он позволил ей остаться, потому что она поспорила, что сумеет помочь ему исцелиться. Они пока еще не определили ставку пари, однако если он не даст ей побрить его, разве это не станет доказательством того, что она должна уехать?

— Ангел мой, я никому не доверяю. Такова печальная правда. — Герцог протянул руку. — Я могу побриться сам, поскольку в военных лагерях достаточно часто проделывал это без зеркала. И эта способность должна была сохраниться.

Энн постояла в нерешительности, потом уступила. С величайшей осторожностью она вложила ему в ладонь ручку бритвы. Длинные пальцы герцога обхватили ее, и Энн заметила многочисленные шрамы, пересекавшие тыльную сторону ладони.

Она помнила шершавое прикосновение его ладоней к груди и ощущение покалывания, которое вызывали эти прикосновения.

Удерживая бритву в руке, Девон откинул голову назад и осторожно, но решительно провел бритвой по горлу. На лезвии собралась пена. Герцог протянул руку, нащупал одну из чаш и окунул туда бритву, промывая ее. Еще одно движение, и на лезвии вновь собралась пена, оставляя после себя еще одну гладкую полосу кожи рядом с первой.