Такие машины, как у него, никогда не путешествовали по таким улицам, как наша. Я пыталась убедить маму, что следует переехать к лучшим соседям, но она отказалась. Я думала, что причина этому то, что они с отцом покупали этот дом вместе.

Может, она еще не полностью отпустила его.

Мужчина выпустил облако дыма маме в лицо, и они оба засмеялись. Она надела свое лучшее платье — желтое, облегающее ее тонкую талию, расклешенное к подолу и ниспадающее с плеч. Она наносила столько макияжа, что делало ее пятидесятилетнее лицо похожим на тридцатилетнее. Она была милой без всего этого грима на ее щеках, но она говорила, что немного румян помогали девушке превратиться в женщину. Жемчуг у нее на шее был от бабушки Бетти. Она никогда не носила его перед незнакомцами до сегодняшнего дня, и мне было интересно, почему она надела его теперь.

Эти двое глянули в мою сторону, и я спряталась за стойку на крыльце, откуда продолжала шпионить.

— Лиз, если ты планируешь прятаться, тебе нужно постараться делать это лучше. Теперь выходи и познакомься с моим новым другом, — крикнула мама.

Я вышла из-за стойки и подошла к ним. Мужчина выпустил еще струю дыма, и запах осел у меня в носу, когда я увидела седеющие волосы и темно-синие глаза.

— Ричард, это моя дочь Элизабет, хотя все зовут ее Лиз.

Ричард оглядел меня сверху вниз таким взглядом, что я почувствовала себя, словно под микроскопом. Он изучал меня, как будто я была фарфоровой куклой, которую он хотел сломать. Я старалась не показывать свой дискомфорт, но он проникал через мои глаза, глядящие в землю.

— Как поживаешь, Лиз?

— Элизабет, — поправила я, мой голос отразился от бетона, на который я смотрела. — Только люди, которых я знаю, зовут меня Лиз.

— Лиз, не разговаривай с ним так! — отчитала меня мама, и небольшие морщины прорезали лоб. Она бы была уже в припадке, если бы знала, как видны ее морщины. Я ненавидела, что всякий раз, когда появлялся новый мужчина, она молниеносно ставила его превыше меня.

— Все нормально, Ханна. Кроме того, она права. Чтобы узнать кого-то, нужно время. Уменьшительные имена нужно заслужить, их не дают просто так, — было что-то грязное в том, как Ричард посмотрел на меня и затянулся своей сигарой. Я была одета в свободные джинсы и простую безразмерную футболку, но от его взгляда я почувствовала себя обнаженной. — Мы собирались поехать перекусить в городе, если хочешь, можешь присоединиться к нам, — предложил он.

Я отказалась.

— Эмма еще спит, — мой взгляд вернулся к дому, где спала моя дочка на раздвижном диване, на котором мы с ней разделили слишком много ночей с тех пор, как переехали обратно к маме.

Мама была не единственной, кто потерял любовь всей своей жизни.

Надеюсь, я не закончу, как она.

Надеюсь, что просто останусь в стадии печали.

Прошел уже год с тех пор, как Стивен ушел, и до сих пор каждый вдох давался с трудом. Настоящий наш с Эммой дом остался в Мидоуз-Крик, штат Висконсин. Это было лучшее место, где Стивен, Эмма и я создали домашний очаг. Мы влюблялись все сильнее, ссорились и снова влюблялись, снова и снова.

Этот дом был для нас очагом тепла, и после того, как Стивен скончался, лавина холода заполнила пространство.

В последний раз, когда мы с ним были вместе, его рука была обвита вокруг моей талии, мы были в прихожей и мечтали, уверенные, что все это — навсегда. Вечность оказалась короче, чем мы думали.

Долгое время жизнь текла в привычном направлении, и в один день это течение трагически остановилось.

Я чувствовала удушье от воспоминаний, от печали, так что я сбежала гостить к маме.

Возвращение домой, в конечном счете, заставит меня столкнуться лицом к лицу с осознанием того, что его на самом деле больше нет. Уже более года я живу словно понарошку, делая вид, что он вышел за молоком и войдет в дверь с минуты на минуту.

Каждый вечер, когда я ложилась спать, я оставалась на левой стороне кровати и закрывала глаза, представляя, что Стивен лежал на правой.

Но сейчас моя Эмма нуждается в большем. Моей бедной малышке необходима свобода от раздвижных диванов, странных мужчин и сплетничающих соседей, чьи слова не предназначены для ушей пятилетнего ребенка. Мне она тоже нужна. Я шла через тьму, будучи только наполовину той матерью, которую она заслуживает, так, может быть, столкновение с воспоминаниями о нашем доме принесет мне больше покоя.

Я направилась обратно в дом и посмотрела на моего спящего ангела, ее грудь поднималась и опускалась в спокойном, размеренном ритме. У нас с ней много общего, начиная с наших ямочек на щеках до светлых волос. У нас похожий смех, он тихий, но становится громче, если мы находимся в компании тех, кого любим. Она улыбается правым уголком своего рта, а хмурится левым, в точности, как и я.

Но есть одно большое отличие.

У нее его голубые глаза.

Я легла рядом с Эммой, нежно целуя ее в носик, прежде чем достала оловянную коробку в форме сердца и прочитала еще одно любовное письмо. Оно было из тех, что я читала прежде, но все равно бередило мою душу.

Иногда я делала вид, что эти письма написал Стивен.

В такие моменты я всегда плакала.

Глава 2


Элизабет


— Мы, действительно, возвращаемся домой? — спросила сонная Эмма, когда солнечный свет наступившего утра, проникающий через окна гостиной, осветил ее милое личико. Я подняла дочку с кровати и посадила ее и Буббу — плюшевого мишку и постоянного спутника — на стоящий рядом стул. Бубба — не просто плюшевый медведь, он мумифицированный плюшевый медведь. Видите ли, моя девочка немного чудаковатая, и после того, как она увидела фильм «Отель Трансильвания» (Примеч. «Отель Трансильвания» — американский комедийный анимационный фильм, произведенный Sony Pictures Animation и выпущенный Columbia Pictures, вышел в российский прокат под названием «Монстры на каникулах»), в котором участвовали вампиры, зомби и мумии, она решила, что немного странного и пугающего ей в жизни не помешает.

— Да, возвращаемся, — я улыбнулась ей, складывая диван. Прошлой ночью мне не спалось, я лишь дремала и встала рано, чтобы упаковать все наши вещи.

На лице Эммы появилась лукавая усмешка, похожая на усмешку ее отца. Она закричала «УРА!» и сказала Буббе, что мы на самом деле едем домой.

Домой.

Это слово больно задело часть моего сердца, но я продолжала улыбаться. Я научилась всегда улыбаться в присутствии Эммы, потому что она каждый раз грустила, когда думала, что я в печали. Несмотря на то, что она дарила мне лучший поцелуй эскимоса (Примеч. Поцелуй эскимоса — эскимосы при таком «поцелуе» соприкасаются своими носами и трутся ими вправо-влево), когда я чувствовала себя подавленной, ей не следовало брать на себя такую ношу.

— Мы должны вернуться обратно, чтобы увидеть фейерверки с нашей крыши. Помнишь, как мы забирались на крышу, чтобы посмотреть фейерверки с папой? Ты помнишь это, детка? — спросила я ее.

Она прищурила глаза, как будто глубоко погрузилась в мысли, пытаясь вспомнить. Если бы наши умы были устроены как картотеки, то мы легко могли бы найти наши любимые воспоминания и извлечь их из аккуратно организованной системы, когда бы ни пожелали.

— Я не помню, — сказала она, обнимая Буббу.

Это почти разбило мне сердце, но я все равно продолжала улыбаться.

— Что ж, как насчет того, чтобы остановиться в магазине по пути и купить немного мороженного, чтобы съесть его на крыше?

­— И немного чипсов для Буббы!

— Конечно!

Она улыбается и снова кричит. На этот раз улыбка, что я подарила ей, хоть и казалась пустяком, но была настоящей и искренней.

Я люблю ее больше всего на свете. Если бы не она, я бы, определенно, затерялась в своем горе. Эмма спасла мою душу.


***

Я не попрощалась с мамой, потому что она еще не вернулась после свидания со своим Казановой. Когда я только переехала, а она не пришла домой, я безостановочно звонила, беспокоясь о ее местонахождении, но мама накричала на меня, говоря, что она взрослая женщина, которая совершает взрослые поступки.

Так что я оставила ей записку.


Едем домой.

Мы любим тебя.

Скоро увидимся.

Э&Э


Мы ехали в течение нескольких часов в моей разбитой машине, слушая саундтрек из Frozen (Примеч. Frozen — американский компьютерный анимационный фильм 2013 года, созданный студией «Walt Disney Animation Studios» и выпущенный компанией «Walt Disney Pictures, в российский прокат вышел под названием «Холодное сердце») такое количество раз, что за время бесконечных повторов можно было выдернуть мои ресницы по одной. Эмма прослушивала каждую понравившуюся песню миллион раз, но придумывала собственные слова для каждой строки. Честно говоря, ее версии песен мне нравились больше.

Когда она уснула, песня затихла вместе с ней, погрузив машину в полную тишину. Моя рука потянулась к пассажирскому сидению, ладонью вверх, ожидая, что другая рука сплетется с моими пальцами, но прикосновения не последовало.

«Я буду в порядке», — говорила я себе снова и снова. — «Я в порядке».

Однажды это будет правдой.

Однажды я буду в порядке.

Как только мы свернули на шоссе И-64, мои внутренности стянулись в тугой узел. Мне хотелось ехать проселочными дорогами до Мидоуз-Крик, но это был единственный путь в город. Шоссе было достаточно загружено для праздничного дня, но новое гладкое дорожное покрытие когда-то разбитой проезжей части делало путешествие спокойным. Слезы начали скапливаться в уголках глаз, как только я вспомнила выпуски новостей.


Столкновение на И-64!

Хаос!

Увечья!

Травмы!

Жертвы!


Стивен.

Один вдох.

Я продолжила вести машину в слезах, которые мне не удалось сдержать. Я заставила свое тело онеметь, потому что, если бы не онемение, я бы чувствовала все. Если бы чувствовала все, я бы разбилась на мелкие осколки, а мне нельзя этого делать. В зеркале заднего вида я видела своего ребенка, мою маленькую частицу силы. Мы пересекли это шоссе, и я сделала еще один вдох. Каждый день один и тот де вдох. Я не могу больше об этом думать, иначе просто задохнусь.

Указатель из белого отполированного дерева гласит: «Добро пожаловать в Мидоуз-Крик».

Эмма проснулась и смотрит в окно.

— Мам?

— Да, детка?

— Как ты думаешь, папа узнает, что мы переехали? Думаешь, он будет знать, где оставлять перья?

Когда Стивен умер, и мы переехали к маме, было много белых птичьих перьев, разбросанных на переднем дворе. Когда Эмма спросила о них, мама сказала, что это маленькие знаки от ангелов, дающих нам понять, что они всегда рядом и наблюдают за нами.

Эмме так понравилась эта идея, что всякий раз, когда она находила перо, девочка смотрела на небо, улыбалась и шептала: «Я тоже люблю тебя, папа». Потом она находила картинки с перьями и добавляла в свою коллекцию «Папа и я».

— Я уверена, он знает, где нас найти, сладкая.

— Да, — согласилась она. — Да, он знает, где нас найти.

Деревья были зеленее, чем я помнила, и маленькие магазины в деловом центре Мидоуз-Крик были украшены в честь праздника в красные, белые и синие цвета. Это было так знакомо, и в то же время так чуждо. Американский флаг миссис Фредерик хлопал на ветру, когда она ставила окрашенные в национальные цвета розы в вазу. Гордость расцветала во всем ее существе, в то время как она, отступив, восхищалась своим домом.

На одном светофоре мы застряли на десять минут. Это дало мне время свыкнуться со всем, что напоминало мне о Стивене. О нас. Как только свет светофора поменялся, я поместила свою ногу на педаль газа, не желая ничего, кроме как вернуться домой и игнорировать тени прошлого. Пока автомобиль мчался вниз по улице, краем глаза я увидела собаку, стремительно приближающуюся в направлении меня. Нога быстро переместилась на тормоз, но мой старый, потрепанный автомобиль икал и трясся перед тем, как остановиться. К тому времени, когда он, наконец, это сделал, я услышала громкий визг.