Но он не опоздал, они вошли в кафе одновременно и впервые за много лет не начали сразу ссориться, а их ссора тоже насчитывала уже много-много лет.

— Должна признать, что ты повел себя благородно, — сказала Жулия, — и я тебе очень благодарна.

— Я вообще человек с принципами, хоть и работаю в бульварной газетенке, — буркнул Шику.

— Спасибо, что ты не сделал из отца сенсации…

— Я никудышный журналист! — тут же вскипел Шику. Шикарную первую полосу сожрала дурацкая жалость. Мне стало жаль больного растерянного человека, который очнулся в незнакомом для себя мире…

— Просто не представляю, что с ним будет, когда он узнает, что мама умерла, — задумчиво сказала Жулия, — он принял меня за нее…

— Ваше сходство едва не стоило мне жизни, — покрутил головой Шику и заказал себе бокал вина.

Жулия вяла минеральную воду, она боялась алкоголя, ей достаточно было капли, чтобы начать совершать непредсказуемые поступки…

— Ты бы так не поступила, — заявил Шику. — Ты у нас профессионал, главное — новости, а там хоть трава не расти!

— Интересно, что ты имеешь в виду, — мгновенно разозлилась Жулия. — На что намекаешь? Ты что, считаешь, что я когда-то поступила неблагородно?

— Ну что ты! И в мыслях не имел, — отвечал Шику. — Особенно благородно было бросить меня одного в джунглях среди колумбийских партизан, которые жаждали сделать из меня котлету. Знаешь, что меня спасло?

И, не давая ничего сказать, готовой возразить Жулии, произнес:

— Мечта! Мечта, что когда-нибудь я тебя встречу я не спеша, придушу. Но ты не волнуйся, теперь я придушил бы тебя быстро, жажда мести у меня прошла. Теперь я думаю о другом: может, и мне сделаться журналистом-международником, предать всех своих друзей…

— Клянусь, Шику, я тебя не предавала. На моем месте ты сделал бы то же самое!..

Жулия разволновалась и заказала себе вина.

— Никогда, — твердо ответил Шику. — Я бы тебе поверил. Когда-то я верил тебе, Жулия Монтана, и верил в то, что мы будем работать вместе!

Воспоминания нахлынули на обоих, и кто знает, под влиянием вина или воспоминаний, но только Жулия совершила очередной непредсказуемый поступок: она поцеловала Шику!

Шику не остался в долгу и ответил ей.

Но Жулия уже опомнилась и закатила ему пощечину.

— Что за гнусь! — шипела она. — Сначала напоить, а потом воспользоваться! Ты прекрасно знаешь, что мне нельзя пить спиртное!

Держась за щеку, Шику смотрел на нее с ненавистью.

— Во-первых, я ничего не знаю! — процедил он. — Во-вторых, ты сама захотела вина, а в-третьих, небольшое удовольствие поцеловать змею подколодную!

— Змею?! А ты? Ты-то кто такой? Репортер-ветеран, гроза практиканток? Много о себе понимаешь! Ты — жалкий, дешевый приспособленец!

— А ты предательница и гадюка!

Очевидно, им доставляло удовольствие оскорблять друг друга, потому что они делали это с яростью и не уставали находить все новые и новые эпитеты. Было видно, что у них есть фантазия и лексика тоже не бедная, словом, они — пишущие люди, журналисты-профессионалы

Наконец они оба вскочили и, не попрощавшись, вышли из кафе. Они были врагами и остались врагами!

Шику долго кипел еще и дома, вспоминая свою встречу с Жулией.

— Она подлая! Подлая! Подлая! – твердил он себе. — Она дважды подставила мне подножку! Она дважды лишила меня классного материала! Журналисткой – международницей она стала за мой счет!

Стоило ему вспомнить, как она оставила его у колумбийских партизан, готовых растерзать его в клочья, а сама улетела на самолете одна, лишь бы дать выигрышный материал первой, и его начинало трясти от возмущения. Ну, можно ли быть до такой степени карьеристкой? Карьеристкой до мозга костей!

В результате он не привез никакого материала, вызвал гнев начальства долгим отсутствием, и его уволили. Да какое уволили! Дали коленкой под зад, и дело с концом. А его тогда еще и лихорадка трепала, и он долго не мог найти себе работу… Спасибо, Жулия Монтана, спасибо!

Он кипел, но простить себе не мог совсем другого: почему он обо всем забывает, стоит ей только потянуться к нему? Стоит ему увидеть ее глаза, ее губы?

Шику не мог дать ответа на этот загадочный вопрос.

Глава 9

Бетти вернулась домой поздно и совсем не в радужном настроении. Посидев с отцом, она отправилась проветриться и влипла в историю, которая оказалась не слишком-то приятной. Ее подвело, как всегда, желание найти себе богатого ухажера. Поначалу все было, как бывает в романах: он сидел за рулем роскошной машины и, чуть было не наехал на нее, выскочил, кинулся извиняться. Разумеется, она его простила. Он представился, спросил, куда ее подвезти. Она долго плела ему небылицы о тете, но, в конце концов, согласилась посмотреть, где он живет. Оказалось, в роскошном особняке с бассейном. Ну, кто откажется искупаться, когда стоит такая жара! Правда, у нее нет купальника, но какая в этом беда, когда во всем особняке ни души!

Словом, Бетти плавала не только в голубой воде бассейна, но и в самом искреннем и неподдельном блаженстве и готова была поплыть навстречу своему счастью, когда Талис, так звали ее нового знакомого, позвал ее. Но тут вдруг раздался громкий женский голос:

— Что здесь происходит, Талис? Кто эта девица?

— А кто эта дамочка? — спросила Бетти, чувствуя себя не слишком ловко оттого, что не может вылезти из бассейна.

— Моя хозяйка, – ответил Талис.

— А ты кто? — вытаращила глаза Бетти.

— Шофер, — ответил он.

Хозяйка принялась распекать нерадивого слугу, Бетти быстренько вылезла из бассейна, оделась и смылась. Она не была любительницей скандалов.

Но по-настоящему настроение у нее испортилось, когда она вернулась домой. Нервозность Жулии — она, видите ли, опять кого-то отшила и даже дала пощечину, — да и вообще какая-то напряженность в доме подействовали на Бетти угнетающе. Сестре она дала совет поскорее найти любовника, потому что кувыркаться в постели куда приятнее, чем раздавать пощечины. И себе пожелала того же самого. Но она хотела богатого любовника, а еще лучше мужа, потому что вечное безденежье надоело ей до крайности!

Безденежье напрягало и Алекса, он ведь уже довольно долго был безработным. Онейди делала все, чтобы развеять тягостные мысли мужа, но в последнее время ей это не слишком удавалось. Конечно, Алекс очень радовался выздоровлению Отавиу, но было что-то, что его мучило. Онейди чувствовала это, но не могла понять, что же именно.

Только она пыталась вызвать его на откровенность, как он углублялся в воспоминания. Видно, ему было приятно вспоминать прошлое, свою дружбу с Отавиу, свое везение.

Сам он был из провинции, в Рио приехал в шестьдесят пятом и устроился работать официантом в ресторан рядом с «Коррейу Кариока». В этом ресторане обедали все журналисты и Отавиу тоже, так они познакомились, потом подружились. И вот уже дружат тридцать лет. В шестьдесят восьмом Отавиу обручился с донной Евой, в шестьдесят девятом они поженились, а в январе семидесятого его арестовали. Ева была тогда беременна Жулией. Время было тяжелое: военная диктатура, репрессии, террор. Арестовали его по анонимному доносу, за коммунистические идеи и подрывную деятельность, но никакой подрывной деятельностью он не занимался и вообще был далек от политики. Критиковал, как все журналисты, цензуру, но не больше. Он был очень веселым, писал с большим юмором, у него была своя колонка «Ночная жизнь Рио-де-Жанейро». А потом Отавиу начал писать роман с продолжением, и до того увлекательный, что газета расходилась, как горячие пирожки. И вдруг такое несчастье…

— Я лишился друга, которому мог сказать все, всем с ним делиться, — как-то жалобно сказал Алекс. — Как это необходимо порой!

Онейди почувствовала, что, наконец, настал миг откровенности, сейчас, если только она постарается, Алекс поделится с ней своей тайной тяжкой заботой.

Она прижалась к мужу, я только было открыла рот, чтобы сказать: поделись со мной, я тоже твой верный друг! — как Алекс, отведя от своей щеки ее пушистые волосы, которые она с некоторых пор стала распускать, сказал, и очень сурово:

— Ты, я вижу, подружилась с Бетти!?

Мысли Онейди сразу потекли по другому руслу, я она немножко смутилась. Действительно, с приездом Бетти что-то изменилось в ее жизни. Та так ярко одевалась, носила очень короткие платья с глубоким вырезом, распущенные волосы. Она заставила Онейди перемерить ее легкомысленные кофточки, распустила ей волосы и сказала:

— Ты видишь, какая ты соблазнительная женщина, тебе есть что показать, ну так и показывай!

И скромная сдержанная Онейди сделалась чуть-чуть посмелее. Стала делать другую прическу и кофточку достала поярче, но, видимо, это не очень-то понравилось Алексу.

— Подружилась — признала Онейди, — из всех дочерей Отавиу она мне нравится больше всех, в ней есть что-то необыкновенно притягательное, наверное, обаяние жизни.

— Мне очень жаль, что больше всех. Лучше ей не доверяйся, она похожа на свою мать, а та была опасная женщина.

— А мне кажется, тебе не нравятся женская свобода, и ты боишься, что Бетти дурно на меня повлияет, — засмеялась Онейди.

— Может, и боюсь, — не стал спорить Алекс и тяжело вздохнул. — Я очень дорожу тобой, Онейди. Ты — единственное, что есть у меня в жизни!

— Не преувеличивай, Алекс!

Они оба не привыкли к громким словам и оба смутились.

— Мне пора в больницу, — заторопился Алекс, – пойду, посмотрю, как там Отавиу.

— Сегодня иди попозже, — остановила его жена. — Сей час у него Жулия, а потом собирались пойти Бетти с Сели.

На этот раз Отавиу, едва завидев Жулию, пришел в страшное возбуждение:

— Ева! Ева! — заговорил он торопливо. – Наконец-то ты пришла ко мне!

— Папа! Я — Жулия, твоя дочь.

Взгляд больного стал непонимающим, растерянным.

Жулия терпеливо объясняла, повторяла, втолковывала, что он был женат, что у него есть три дочери, которые очень его любят.

— А Ева… Где Ева — повторял Отавиу.

У Жулии недостало духу сказать, что мать умерла.

– Она уехала отдыхать, – сказала она. – Уехала ненадолго.

Во время их разговора дверь открылась, и в бокс вошел Сан-Марино. Торкуату сообщил ему, что в голове больного полный кавардак, и он захотел посмотреть сам, как обстоят дела с памятью у Отавиу Монтана. Но больной узнал его.

– Антониу Сан-Марино! – радостно произнес он. – Сан! Неужели ты?

– Да, дорогой мой брат, – ответил Сан-Марино и застыл, глядя на Жулию. – Ева? – Произнес он неуверенно, откуда ты здесь взялась?

– Жулия Монтана, дочь Евы, – представилась молодая женщина.

Сан-Марино не мог отвести от нее завороженного взгляда, а сам между тем говорил:

– Как я рад, дружище, что ты, наконец, пришел в себя.

– А где я был? — последовал вопрос. — Мы постарели, Сан, у меня стали старыми руки, а я не помню, как пробежало время, я не жил. Я хочу вернуть себе жизнь. Отдайте мне мою жизнь!

Больной очень разволновался, и Лидия сочла, что на сегодняшний день у него слишком много впечатлений,

— Отложим все разговоры до другого раза, — сказала она, — а сейчас примем лекарство и будем отдыхать.

Посетители поняли, что им предлагают уйти, и послушно направились к двери, простились и вместе вышли из палаты.

Антониу все смотрел на дочь своего друга, и если и пережил шок, то вовсе не оттого, что к Отавиу Монтана стала возвращаться память…

— Я рада познакомиться с вами, самым близким папиным другом, — говорила между тем Жулия. — Алекс мне рассказывал, что, когда папу арестовали, вы делали все, чтобы его выручить. Вы добивались, чтобы он предстал перед судом, не сомневаясь, что его оправдают, и так оно и вышло.