Жулия не могла не рассмеяться, но, разумеется, отказалась. Но ее подначила Бетти, которой она рассказала об очередной выходке Шику.

— Шику Мота не способен любить, и я знаю, что он затеял, говорила возмущенная Жулия, — он хочет доказать, что возьмет надо мной верх, а потом посмеется мне в лицо и уйдет!

— Ну и трусиха же ты! — улыбнулась Бетти. Кто не любит, тот не старается так, как он. Но ты-то что теряешь, Жулия? Ты же уверена, что не полюбишь Шику. Или сомневаешься?

— Уверена! Жулия гордо вскинула голову.

— Ну, так принимай пари и обломай ему рога. Докажи что ты неукротимая! Вперед, сестренка! Мы же знаем, что ты навек останешься со своим шоколадом! Давай действуй!

И Жулия приняла пари.

– Сели, помолись за нас, — попросила Бетти, — обе твои сестры пошли на крутой вираж, и их ожидают большие перемены в жизни.

Раул, наконец, всерьез занялся ее альбомом, и во время съемок Бетти посоветовалась с ним насчет своей тактики относительно Арналду.

— Ты считаешь, меня бабником и поэтому советуешься? — поинтересовался Раул.

— Конечно, — серьезно ответила Бетти. — А разве это не так?

– Так, — согласился он.

Честно говоря, он уже устал от калейдоскопа своих бесконечных возлюбленных, но пока ничего не мог поделать: мужская честь вынуждала его соответствовать их желаниям. «Лучше много женщин, чем ни одной!» — по-прежнему оставалось его девизом.

— Ну, тогда как бабник я скажу тебе следующее: ничего не задевает нас так, как пренебрежение нашими мужскими достоинствами. Чего ты хочешь от Арналду?

— Чтобы он на мне женился, — твердо ответила Бетти.

— Молодец! Так и надо! — одобрил Раул. — Тогда секс только в медовый месяц! Я уверен, что ты победишь, Бетти, ты этого заслуживаешь!

Бетти подкрасила губы самой яркой кроваво-красной помадой и улыбнулась: она тоже так считала.

Теперь уже Бетти не исчезала из дома по вечерам, она сделалась такой же домоседкой, как Жулия.

— У Арналду везде полно знакомых, — говорила она, — я вовсе не хочу, чтобы ему кто-то донес, будто я веселюсь по вечерним клубам.

Зато проехаться по вечерним клубам пожелал Отавиу. Он всерьез собирался заняться прерванной журналистской деятельностью и мечтал восстановить свою давнюю колонку о ночной жизни Рио.

Его спутником и чичероне по ночному городу стал Раул, они объехали с десяток злачных мест, но Отавиу постигло огромное разочарование — куда девались маленькие уютные кафе, каждое со своими завсегдатаями и своими певцами или музыкантами? Где трогательное, берущее за душу пение? Где злободневный городской романс, чутко откликающийся на потребности публики?

Ор, несущийся с эстрады, напугал Отавиу. Вихляющиеся девицы, безвкусные костюмы или полное их отсутствие, мигание света, полупьяная публика произвели на него самое неблагоприятное впечатление. Вдобавок в одном из темных закоулков подгулявшая компания пьяных молодчиков едва не пристрелила их, и только благодаря ловкости и сообразительности Раула они избежали самых страшных последствий.

Отавиу был потрясен ночным путешествием.

— Мне кажется, я побывал в какой-то клоаке, — сказал он. — Раньше я странствовал по миру удовольствий и встречал в нем радости, которые объединяли всех, например пение и танцы. Люди собирались вместе, чтобы пошутить, посмеяться, словом, повеселиться. Теперь я попал в мир истерики.

Раул с удивлением посмотрел на этого человека, который считался больным, но судил не только здраво, но и проницательно.

— Я вижу, что рано сделал заявку. Мне нужно было бы сначала взвесить свои силы, — продолжал сокрушаться Отавиу.

— Вы могли бы вести какую-то тему из номера в номер, – предложил ему Шику.

— Нет, для этого нужны сквозные сюжеты, а у меня нет памяти, — вновь очень трезво оценил свои силы Монтана.

— Тогда напишите о том, к чему у вас душа лежит, а там будет видно, — мудро решил Шику, который, сменив Раула, взял на себя обязанности проводника в мире технических достижений и учил Отавиу, как обращаться с компьютером.

Отавиу охотно работал на нем, но искренне обрадовался, когда нашел на одном из шкафов пишущую машинку. Он снял ее, заботливо стер пыль и сел работать. Сотрудники редакции удивленно поглядывали на чудака, но ловили себя на том, что чувствуют к нему приязнь и симпатию. Отавиу словно бы замедлял сумасшедший темп жизни, расцвечивая ее давно забытыми нюансами: чувствительностью, добрым вниманием, юмором.

Шику проникался к Монтана все большим интересом, и желание писать о нем книгу крепло в нем с каждым днем.

— Кстати, вы не возражаете против того, что я ухаживаю за вашей дочерью? — нашел нужным осведомиться он у того, кого считал своим будущим тестем, а заодно и героем.

— Я очень рад этому, — искренне ответил Отавиу.

– А чем бы вы посоветовали мне ее порадовать? Что она любит?

— Молиться, — сразу же ответил Отавиу и тут же спохватился. — Нет! Ты же ухаживаешь за Жулией, а она любит шоколад.

На другой день Жулия получила, чуть ли не ящик лучшего шоколада, но не притронулась к нему. Она твердо решила не поддаваться ни на какие ухищрения Шику.

Теперь и Отавиу сидел вечерами, как Жулия, и писал. Он был благодарен дочери, потому что идея вернуться в журналистику исходила от нее, и вот эта идея осуществлялась, и он чувствовал себя счастливым.

— Я приготовлю вам всем сюрприз, — шептал он, — вам и моей дорогой Еве, которая вот-вот вернется.

Когда Вагнер получил от Отавиу материал, он недоумению пожал плечами. Это было что-то вроде лирического этюда, портрета или своеобразного признания в любви, написанного очень талантливо и проникновенно, но совершенно не для публики желтой газетенки «Коррейу Кариока», привыкшей в лучшем случае к скандалам и пикантным подробностям, однако, памятуя о распоряжении шефа, Вагнер пообещал опубликовать эссе в ближайшем номере.

— Как обрадуются мои девочки, прочитав в газете добрые слова о своей матери, — говорил во время прогулки Отавиу Алексу. — Только ты уж, пожалуйста, не выдай моей тайны раньше времени, пусть они раскроют газету и моя статья будет для них нежданным подарком.

– Конечно-конечно, – кивал Алекс, с грустью думая о том, что работа нашлась и для Отавиу, а вот он, Алекс, все никак не может найти себе никакой работы. Он обошел уже, наверное, три десятка ресторанов и кафе в поисках места официанта, но всюду просили прийти через неделю, через месяц, а потом снова через неделю. На работу задумала устроиться Онейди, собравшись пойти продавщицей в спортивный магазин. Там было место, и можно было выходить на работу хоть на следующий день.

— Через мой труп, — воспротивился Алекс. — Пока я жив, моя жена не будет работать! Это что же: ты будешь стоять за прилавком в спортивном магазине, а молодые здоровые бугаи будут любоваться моим сокровищем? Никогда в жизни!

Онейди не настаивала: для нее самым главным было мнение Алекса. Если был доволен он, то и она чувствовала себя счастливой.

– Вот бы мне такой характер, – вздыхала Жулия, видя, какой мир и покой царят в семействе Алекса, но в себе не находила ни мира, ни покоя.

Отавиу с нетерпением раскрыл поутру газету, просмотрел ее всю, но своей статьи не нашел. Не было ее и на второй день, и на третий… Он загрустил и не мог понять, что же случилось. Ведь Сан-Марино так торжественно привел его в редакцию, объявил сотрудникам, чуть ли не на первой полосе собирался объявить, что в газету вернулся Отавиу Монтана! Он даже назначил ему приличный оклад, его материал приняли, и.… Или все это была только видимость? Своеобразная благотворительность? А может быть, психотерапия?

С памятью у Отавиу Монтана были по-прежнему нелады, но глупцом он не был. И в своих догадках был недалек от истины.

Взглянув на трогательное и талантливое эссе Отавиу о его возлюбленной, Сан-Марино пренебрежительно распорядился:

– В корзину! Он все равно ничего не помнит!

Но, перебирая впечатления от вечера, который устроил им Отавиу, и их совместное путешествие по подвалу и в прошлое, чувствовал беспокойство – его друг был вовсе не таким уж беспамятным и в любую минуту мог вспомнить все.

Торкуату крайне разозлил Сан-Марино, он накричал на него и выгнал. Ищейка состарилась, потеряла нюх, пора было выкинуть ее вон. Подумать только! Упустить Элиу Арантеса, когда он уже повис на крючке!

Антониу собственными ушами слышал разговор Элиу с Алексом, адвокат собирался сообщить что-то важное Отавиу и просил о встрече. Алекс согласился, но тут же сам перезвонил Сан-Марино, сообщив о желании шантажиста. Сан-Марино успокоил Алекса, посоветовал поехать на встречу и поручил Торкуату ликвидировать, наконец, этот опасный элемент. Встреча произошла в пустынном зале ожидания, но как только Арантес понял, что вместо Отавиу его поджидают псы Сан-Марино, он побежал и сумел скрыться, хотя Торкуату был на машине, набитой вооруженными бандитами. За это Сан-Марино и выгнал его.

— Я умею только служить тебе, — жалобно сказал Торкуату, — как служил ровно тридцать лет!

Он так унижался, так просился обратно, что спустя какое-то время Антониу дал ему новый шанс — пусть все-таки доведет дело до конца и отыщет Арантеса.

Уж больно не хотелось Сан-Марино подключать к этой истории новых людей. Он не был уверен в успешности действий Торкуату, но был уверен в его преданности, а в таких щекотливых вопросах это тоже немаловажно.

Торкуату воспрянул духом и с удвоенной энергией пустился отыскивать след пропавшего. Сначала он сообщил, что отыскал дочь Элиу. Через некоторое время он отыскал его сына.

— Теперь он у нас в руках! — радостно заявил он Антониу. — Вот увидишь, не пройдет и нескольких дней, как мы с ним поквитаемся!

Однако прошло куда больше времени, но Арантес по-прежнему оставался живым и невредимым и прятался неизвестно где.

Совершил Торкуату прокол и с домом, который был отдан семейству Монтана. Он клялся и божился, что принял все меры предосторожности, хвастался тем, что поставил телефон на прослушивание, и это было действительно так, потому что Антониу регулярно прослушивал интересующие его разговоры, но Торкуату не заглянул в подвал, оставив в распоряжении Отавиу массу фотографий, документов, вещей, которые могли вывести его на след, пробудив в нем память. А если он вспомнит…

Своими опасениями Сан-Марино поделился с Алвару, но тот только рассмеялся.

– Тебе ли 6еспокоиться? Монтана целиком и полностью у тебя в руках и под твоим контролем. Стоит ему сделать неверный шаг, и ты найдешь, как направить его на путь истинный!

Да, Сан-Марино знал, как ему поступить, если его старинный друг сообразит, каким образом названый брат Антониу поступил со своим благодетелем сеньором Григориу.

Сан-Марино и толстяк Алвару понимающе переглянулись.

Домой Сан-Марино вернулся уже во вполне сносном настроении. Едва ступив на порог, он почувствовал дразнящий запах чего-то вкусного.

Побывав в гостях у Отавиу, Гонсала, как видно, под впечатлением от его кулинарных способностей тоже вспомнила о своих кулинарных талантах и баловала домашних великолепной итальянской кухней.

Патрисия, застав хозяйку дома за стряпней, была страшно удивлена.

– Я не могу приготовить и яичницу, — призналась она, — боюсь даже подходить к плите.

— Все итальянцы прирожденные повара, — улыбнулась Гонсала. — Я готовлю блюда, которыми баловала нас мама в детстве.

— Но в этом пироге, наверное, масса калорий — вздохнула Патрисия, глядя на румяный пирог.

— Кто тогда думал о калориях? — отмахнулась Гонсала — Ели с аппетитом и радовались.

С аппетитом ели пирог Гонсалы и ее сыновья.

Правда, в этот вечер Арналду хоть и ел с неизменным аппетитом чудесный, с хрустящей корочкой пирог, но вид у него был отсутствующий. Он думал о красавице блондинке по имени Бетти Монтана, которая подала острые закуски, но никак не несет горячего. Он звонил ей без конца, но она все время была занята, и он всерьез разозлился. Кто она такая, чтобы ‚пудрить ему мозги? Он спортсмен, его спорт — женщины, и он не позволит обойти себя на дистанции. Арналду продумывал тактику отмщения и не обращал внимания на присутствующих. Он даже не заметил, в каком виде явился к ужину его младший брат.